Шмель.
Лев Иванович плакал, как ребёнок. И нервно посматривал на дверь, за которой скрылся Молчун. А Бык сидел рядом и задавал вопросы.
- Лучше рассказать, пока он не пришёл.
- Я получил крупную сумму из центробанка под ваш холдинг. Вернее, не я, а наш банк. Мы должны были сделать вам предложение о покупке.
- Дайте угадаю… Вы потратили деньги по – другому.
- Был один крупный инвестиционный проект. Меня долго уговаривали.
- И уговорили. За откат.
- … Говно… да. Но мне нужно было выполнить задачу по вашему холдингу. У меня оставалась часть денег. Их не хватало. И я решил искусственно занизить стоимость ваших акций.
- Убив меня? А остальные? Неужели не было другого способа? И вас что, не проверяли?
- Остальных можно было подкупить и заставить делать то, что необходимо. Ваши сестра и мать не справились бы с управлением, и стоимость акций упала бы минимум вдвое. А это – несколько миллиардов долларов. Которых у меня тогда не было.
- А с проверками?
- У меня проверяют только результат. Общей денежной массой я управляю, как мне вздумается. Да он вообще всё время занят. Или делает вид. Вряд ли бы стал что – то проверять.
- Подробнее про ликвидации.
- Когда я понимаю, что пора - отдаю распоряжение нужным людям. На цель заводят дело и такие, как ваш друг, едут на задержание. Дальше вы знаете.
- Как заводят дело? На основании чего?
- Как у нас всё делается? Вот так! – он щёлкнул пальцами свободной руки.
В комнату зашёл Молчун и стал медленно подходить к банкиру. Синицын напрягся и замолчал. Неожиданно, Молчун протянул руку к его лицу.
- На ка конфетку…
Синицын, не раздумывая, проглотил её.
«Вот и сломался банкир. Принял их правила игры. Все ломаются рано или поздно».
Когда-то и он готов был убить за конфету.
2008 год.
Начало апреля. Он убирал газоны с ещё тремя солдатами его призыва. Им дали час, чтобы проверить всю закреплённую за ними территорию и убрать там, где нужно. Шмеля назначили старшим. Теперь его часто назначали старшим на незначительные работы. Когда они перешли за угол склада, так, что с крыльца и из окон казармы их не было видно, он объявил перекур. Достал припасённые заранее конфеты и показал – мол, налетай. Пакетик шоколадных конфет исчез за три минуты. Голод – постоянный спутник духа… Та еда, что давали в столовой по расписанию, почему-то не заглушала чувство голода, хоть её и было много. А духам ходить в местный магазин, или кафе – строго запрещено. Саша больше не дух, и ходить ему можно везде. Жизнь вообще изменилась после приезда их друга.
Когда Сулейманов ночью пришёл к ним в батальон, чтобы вместе с Ковалёвым провести обряд посвящения в «слоны», все деды притихли. Они явно не были готовы к такому повороту. Скорее всего, кто – то был против, но Сулейманова боялись ещё сильнее, чем Ковалёва. «Поляну» накрыли в каптёрке – там Ваха, как бы между делом, вспомнил все местные понятия, особенно те, которые касались пришедших служить на год. Это специально, чтобы у дедов не оставалось сомнений в том, что всё сделано по понятиям.
Сначала свой призыв относился к ним с презрением и страхом – Саша с Володей участвовали во всех ночных мероприятиях наравне с другими слонами и дедами. Но, когда ребята из их призыва поняли, что друзья ведут двойную игру, отношение поменялось. Эти двое помогали своим, как могли – тайно подкармливали, не замечали, как кто – то филонит в ночной кач. Днём, если их ставили проводить занятия по физической подготовке, давали разумную нагрузку. Если кого – то из них ставили старшим в какой – нибудь работе, как сейчас – для духов был праздник.
Сразу после их посвящения начались тактико-специальные учения. Начались они первым для Геранина десантированием с вертолёта, а продолжились трёхдневным пешим маршем по лесу и стрельбами. Это был изнуряющий и холодный поход – в начале марта снега в лесу ещё полно, а по ночам может быть до минус десяти. Днём они обычно совершали долгий двенадцатичасовой переход, после – оборудовали места для отдыха, а ночью – выдвигались бегом на место засады, имитируя столкновение с противником и отход на заранее заготовленные позиции. Это была имитация военных действий для разведчиков. Саня помнил, как из-за холода в первую ночь не смог заснуть в днёвке и выполз к костру. Минутой позже он увидел трясущегося деда, тоже выползшего из днёвки, чтобы погреться у костра. По плану, спать ночью они должны были посменно, по два часа. Три смены – одни стоят на часах, другие – дежурят у костра, третьи – спят. Со сном не сложилось… В этом походе дедовщина почти никак не проявлялась – все были слишком заняты, и на это просто не оставалось времени и сил. Да и офицер рядом – хоть он и был в курсе всего, но при нём все вели себя ровно.
Командовал ими капитан Десятников. Один из самых боевых офицеров в части - олицетворение разведчика для всего батальона. Прошедший две Чечни, он имел за плечами не один десяток рейдов на вражескую территорию. Фанат своего дела. Имея недвижимость в Москве, жил в местном общежитии и вёл аскетичный образ жизни. Армейская дисциплина пропитала весь его быт – начиная от того, как были размещены вещи в комнате и заканчивая ежедневными пробежками по вечерам. Этот человек отличался от других офицеров – остальные всегда искали повод, до чего бы докопаться: сбил шаг в строю, бирка противогаза не так пришита, вон там, на кровати, полосы не выровнены, шапки в шкафу неровно сложены. Десятникову такие вещи были неинтересны. Всё, что было важно для него – это боевая и физическая подготовка. Остальные интересовались этим ровно настолько, насколько было необходимо, чтобы сдать всеобщие нормативы. А Десятников действительно учил их военному делу. От него могло прилететь, если боец высоко задрал автомат при смене позиции лёжа, или за неправильное передвижение в тройках. Выбор позиции при обстреле, развороты группы, организации засад, перемещение – ему было важно всё. И на этих учениях он постоянно дёргал их – то атака справа, то атака с тыла, то нужно занять круговую оборону. Немногословный, как Молчун, холодный и твёрдый, как сталь, с великолепной подготовкой и имеющий понятие о справедливости. Его уважали и солдаты, и офицеры, хоть и считали отморозком. Десятников был заместителем командира роты и в его отсутствие командовал ими. Командир роты был толстым ленивым хапугой, который при любом удобном случае сдирал копеечку с солдат за всё, что только можно. И, если ситуация не располагала к личному обогащению, предпочитал сваливать работу на Десятникова.
Шмель вернулся со своей группой с уборки и зашёл в казарму доложить капитану, что уходит на тренировку. В расположении, за колонной, отжимался рядовой Копнёв, а рядом на табуретке сидел Карп с другим дедом.
- Отжимайся, тварь! Ты прикинь, идёт первым в головняке, Десятника слушает. А тот всё не уймётся – шире шаг, шире шаг… Так этот и рад стараться. Копчик, ты чё, не слышал, как я тебе говорил медленнее идти? – Бац! Карп ударил духа сапогом по ляжке – Отжиматься будешь у меня до ужина! Задрочу до смерти! Ууу, тварь!
В дальнем углу казармы, уже собравшись, сидел Молчун. Шмель взял всё, что нужно, посмотрел на Молчуна, тот кивнул, и они направились в офицерскую комнату.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться! – Переступив порог и вытянувшись по стойке смирно, отчеканил Шмель. Десятников сидел за компом и что – то набирал на клавиатуре. Услышав Шмеля, он прекратил стучать по клавишам и повернул ухо в сторону солдата. Шмель трактовал это, как разрешение. Десятников вообще редко отвечал по уставу.
- Товарищ капитан, разрешите убыть на тренировку!
- Солдат… Да!
Шмель вышел из кабинета – он знал, что Десятников не любит, когда его отвлекают по таким пустякам, но уходить без доклада нельзя. Они с Молчуном пошли вдоль казармы в сторону спортзала.
- Слышал, Иванов в санчасти чего учудил?
- Не…
- Прикинь, моющую жидкость выпил, чтобы в роту не возвращаться… Вчера на скорой увезли…
Молчун молчал.
- А Симонов – вроде достойный парень был – тоже сломался. В районный госпиталь увезли с болячкой какой – то… И сильных ломают только так… Мы могли быть на их месте…
Молчун остановился, повернулся к Шмелю и сказал:
- Мы дослужим. Если всё, как сейчас будет - дослужим.
Шмель подумал, что им всё – таки пришлось подстраиваться под систему. Давать кому – то деньги, чтобы обеспечить к себе особое отношение, изворачиваться, притворяться, вести двойную игру… Когда он принял решение идти в армию, думал, что бытовые трудности сплачивают коллектив в единое целое. Спецназ ВДВ – элита элиты. Братство… Он сильно ошибся на этот счёт. Получалось наоборот – человек человеку – волк, и невозможно прожить здесь, не измазавшись в каком – нибудь дерьме. Нельзя оставаться честным, и постоянно приходится идти на сделки со своей совестью. Здесь дал сигарет, чтобы тебя поставили в нормальный наряд, тут – подыграл своему призыву, проведя зарядку полегче, а через два часа – выловил двоих и прокачал за очевидные косяки, чтобы у дедов не возникало вопросов. Противно, но нужно как-то жить…
- Мы изменились – неожиданно сказал Молчун.
- Ты про что?
- Я про то, что начали скатываться до их уровня. Посмотри, ты скоро будешь матом крыть, как наш ротный. Да и в остальном – вспомни, как ты вчера салаге колобаху отвесил, не задумываясь. Сначала ударил, а потом уже увидел, что рядом дедов нет… Оскотиниваемся потихоньку. Нужно это заканчивать.
Молчун.
Фургон снова вёз их к ближайшей трассе. Молчун испытывал облегчение от того, что не нужно больше никого пытать. Гражданская одежда, взятая у одного из охранников банкира, была не по размеру – где – то давила, а где – то висела свободно. Оружие сложили в старый рюкзак Михалыча, прикрыв сверху всяким хламом. Володя перебирал в голове список того, что им нужно будет купить в рыболовном. Бык выгреб из сейфа много денег, и можно было не экономить. Они решили пробираться на юг и переходить границу через горы. Чтобы не светить паспорта – брать местные такси или маршрутки. Рядом сидели Шмель и Меркулов. Володя глотнул из своей фляги – он не смог бросить её вместе с остальным снаряжением. Глаза зацепились за гравировку «Чемпиону в/ч 6702484 по Армейскому Рукопашному Бою. 2008 год.»
2008 год.
Примерно за десять минут до выхода Молчун ушёл в себя и перестал замечать окружающих. Настраивался. Стоял в сторонке от борцовского ковра и легко делал бой с тенью. Раз-два-три, ушёл в сторону, раз-два, ушёл в сторону, раз-два, разорвал дистанцию. В таком темпе это напоминало какой – то танец, или немного ускоренную китайскую зарядку - медитацию. Это был открытый чемпионат части по армейской рукопашке, и впереди его ждал финал. Самый титулованный боец их части, Сулейманов, выступал на категорию выше. Поэтому шансы Молчуна на победу в чемпионате были очень высокими. Вместе с финалом получалось четыре боя с перерывом в полтора-два часа. Как всегда на соревнованиях, участники погружались в тягучее ожидание неотвратимого, которое могло измотать ещё до боя, если боец не готов к этому ожиданию. Молчун был готов. Волнение проявлялось, но он знал, как с ним справиться. Первые три боя особых проблем не доставили – два из них даже удалось закончить досрочно. Шмель, который уже отстрелялся и победил в своей весовой, сделал знак – мол, пора. С помощью друга, Молчун начал надевать экипировку для соревнований. Затягивая шлем, Шмель негромко сказал ему:
- Давай, братишка! Нужно выиграть, и наш бат – лучший в командном зачёте. Увал дадут!
Молчун встал напротив соперника и ждал команды судьи. От долгого ожидания и внезапно нахлынувшего адреналина, которому пока не давали выхода, конечности налились неприятной тяжестью. Судья поприветствовал их, скомандовал начало, и соперник тут же подскочил к Молчуну. Постоянно двигая головой из стороны в сторону и поддавливая, он таким образом провоцировал Молчуна атаковать. Молчун наблюдал за ним раньше – это был лейтенант из другого батальона - универсал, который в равной степени пользовался как борьбой, так и ударной техникой. Встречный джеб Молчуна получился вялым, и соперник легко отвёл его в сторону. Молчун бил ещё, но все удары были какие – то тягучие. Его оппонент удачно поднырнул под правый прямой, и Володя тут же взлетел в воздух. Проводя бросок, соперник придавил его сверху, выбивая воздух из лёгких. Он хотел продолжить атаку болевым приёмом, но Молчун научился защищаться от болевых на местных занятиях. Через десять секунд возни в партере, судья скомандовал остановку. Молчун стал подниматься, но тут его опять придавила к земле нога его соперника. Перешагивая, тот намеренно наступил ему на грудь. Молчун знал о таких уловках – просто попытка вывести соперника из себя. Но на него всё – равно что – то накатило… Зрение стало совсем туннельным. Судью он больше не видел, а только слышал. Внутри Молчуна как – будто щёлкнул какой – то тумблер, и после этого щелчка не существовало никакой другой цели, кроме как сожрать того, кто напротив. С ним такое случалось всего два раза – когда он вырубил отца в детстве, и в той драке, на проводах.
Судья дал команду, Молчун издал какой – то звук, похожий на рычание, сделал финт и тут же удар левой. Его соперник еле успел отскочить назад. Молчун сразу сократил дистанцию и пробил правый прямой на опережение встречного левого. Попал. Противник отлетел назад, но собрался в стойку. Ситуация поменялась – теперь Молчун атаковал, а его визави пытался отогнать его от себя встречными ударами. Но на один встречный Молчун выбрасывал два – три своих. На попытки противника перейти в борьбу он отвечал очень быстрым разрывом дистанции и такой же быстрой подхватывающей атакой. Он как будто знал наперёд, что делать. Всё получалось само собой, как в трансе, а соперник не успевал за ним. В какой – то момент лейтенант попытался встретить его лоу-киком – Володя отработанным движением убрал переднюю ногу назад, тем самым провалив бьющего и тут же обрушил на него правый прямой и левый боковой. Голова в шлеме откинулась назад, а руки чуть опустились. Молчун добил правой – как гвоздь вбил. Лейтенант лежал на полу, голова его откинулась на бок и было видно, что удар согнул решётку, которая врезалась в кожу около уха. Кровь уже заполнила ушную раковину и постепенно стекала дальше под шлем, на волосы. Володя вышел из транса. В зале стояла тишина…