"Если кто-то путешествует по мещерскому краю со стороны московской области в сторону Спас-Клепиков, то он обязательно пройдет через озеро Сокорево. Предполагают, что озеро Сокорево получило свое название от осокорей, которые росли на его берегах. На правом берегу - село Дунино и старинное мещерское село Стружаны с церковью, служащей для туристов хорошим ориентиром".
С такой, примерно, достаточно скудной и скучной информации из путеводителя по Мещерскому краю и началось мое знакомство со Стружанами. Я и сегодня не очень много знаю о его истории и, тем более, сегодняшних обитателях, но приехать туда еще раз меня несомненно тянет.
Был я в Стружанах всего дважды: девятилетним мальчишкой летом 1972 года и более чем сорокалетним дядькой летом же 2004-го. Два этих посещения разделяет целая жизнь, череда встреч и прощаний.
Тот, 1972г., в памяти давно уже стерся. Хотя… Это не совсем точно-правильное слово – «стерся». Он же не забылся. Просто яркие детские впечатления превратились в альбом старых, в большинстве своем черно-белых, фотографий. На этой мы с братом и отцом на рыбалке на Пре, ловим удочками с самодельного челна местной работы; на этой я в маминых ластах плаваю в теплой, как парное молоко, чайного цвета реке; на следующей - хрустально чистая вода озера Беленького и тазик вкуснейших раков, пойманных старшими, а на этой – последствия страшной засухи, поразившей всю среднюю полосу России и приведшей к лесным пожарам, сквозь дым от которых мы возвращались из Стружан в Спас-Клепики. Многое помнится, но того флера дальней поездки и первооткрывательства уже, конечно, нет…
Поездка та была для меня, как бы это правильнее сформулировать, неосознанной, неуправляемой. Захотел отец побывать на своей малой Родине, и мы всей семьей поехали. При этом я не задумывался совершенно - а что связывает отца с этой деревней? Что-то, конечно, рассказывалось: про прадеда, служившего протоиереем в местной церкви, про школьные каникулы, проводимые в содружестве с двоюродным братом Леней Корсаковым, но это тогда казалось таким давно ушедшим, почти старинным и потому не вызывавшим особого интереса и стремления запомнить и осознать. Вот и остались основные воспоминания только о погоде, о природе, о чувстве необыкновенной свободы, необъятности просторов и замечательного отдыха.
Вторая поездка готовилась сознательно, хотя и произошла, в конечном итоге, достаточно спонтанно.
Впервые разговор о повторной поездке в Стружаны возник в последних числах марта 1997г. после похорон отца. В тот день произошел инцидент, описывать который здесь не вижу смысла и не имею желания, приведший меня, в конечном итоге, в это старинное замшелое мещерское село, но уже в 2004г.
Здесь, наверное, надо дать некоторые пояснения. Мои родители, люди весьма активные и неравнодушные, оказавшись в конце 80-х годов прошлого века на пенсии, т.е. без постоянного занятия, вынуждены были искать новые точки приложения своих жизненных интересов. Это оказалось весьма непростым делом. Пройдя череду клубов любителей-почитателей йоги, Рерихов, фэн-шуя и т.п., мама направила свои стопы к православной церкви. Этого, в общем-то, и следовало ожидать. Как ни как внучка священника. Отец же так и не смог найти своего пути. Ироническое отношение к окружающей действительности сильно помогало жить, но не позволяло до конца всерьез окунуться в одну из старых или новоиспеченных религий. Можно говорить что угодно: что его убил застарелый туберкулез, который он носил в себе с раннего детства, что его скосил рак легких, развившийся на фоне проснувшегося туберкулеза, что его неправильно лечили и можно было многое изменить, но я почти уверен – он потерял нить, смысл, цель… Как хотите… А тут еще и вся эта перестройка с перестрелкой, развал Великой Страны, крушение идеалов (так пафосно, даже самому противно, но ведь именно так!)…
Короче говоря, матушка моя взялась активно за нас со старшим братом. Мол, надо нам обязательно покреститься. А в качестве аргументов были настоятельные просьбы, цитаты из Библии, воззвания к голосам предков и, в конце концов, просто шантаж: - Мне плохо от того, что вы нехристи, я за вас даже свечку поставить не могу… и т.д. и т.п. Мы достаточно долго и успешно «отбивались» от этого благого дела (комсомольское воспитание даже в наше время сложно забыть), но в тот день, день похорон отца, я согласился, но с одной оговоркой – будет это происходить только в Стружанах в церкви, в которой служил прадед.
Прошло семь лет с хвостиком. В августе 2004 года выдалась у меня оказия побывать в гостях у брата в Рязани, а у него, в свою очередь, было время на то, чтобы попытаться осуществить просьбу нашей матушки, а значит и съездить в Стружаны.
Собирались мы споро. На утро третьего дня моего пребывания в Рязани мы уже сидели втроем в машине, я с братом и его супруга, и двигались в сторону заброшенных мещерских краев. Часа через полтора мы были на месте. Теперь сюда ведет вполне приличная дорога, не то, что в 1972-ом – тогда мы посадили «Волгу»-такси в песок по самое брюхо, двигаясь по проселочной дороге через сосновый лес, а потом сорвали ей глушитель, когда выталкивали.
Церковь оказалась на месте, но, т.к. день был будний, а час неурочный, была закрыта. Деревушка маленькая, народу никого не видать, спросить не у кого. Мы уже начали сомневаться в правильности содеянного, но тут, на наше счастье , увидели, что в нашу сторону идет неизвестно откуда взявшаяся женщина. Ее одежда мне почему-то напомнила известную любому школьнику картину «Бурлаки на Волге» - длинное черное платье возраста еще более неопределенного, чем возраст хозяйки, обрезанные до состояния калош резиновые сапоги на ногах, какой-то невообразимый платок на голове. У нас даже нищенки-попрошайки и юродивые так не одеваются. Было ощущение, что вот оно само прошлое подходит к нам. Век, этак, девятнадцатый. При ближайшем рассмотрении оказалось, что женщина значительно моложе фасона своей одежды. На вид ей было где-то к шестидесяти, светлый взгляд выдавал наличие не менее светлого разума и жизненной энергии. Поздоровавшись с нами, она поинтересовалась о цели нашего приезда. Каково же было ее удивление, когда она узнала правду.
- Из самой Рязани к нам креститься?! – изумленно спросила она. – А чего вдруг-то?
- Да корни наши здесь, - ответил брат.
- А кто? – немедленно отреагировала женщина.
- Липин Григорий Иванович, наш прадед, - ответил, не мешкая и ни на что не надеясь, брат.
Тут произошло то, чего ни я, ни брат ожидать не могли. Ведь прадед уже больше полувека назад умер и ожидать, что есть люди, которые его еще помнят, не приходилось. Выражение праздного любопытства на лице нашей собеседницы сменилось явным интересом и даже некоторой суетливостью.
- А кто ваша бабушка? Не Зоя?
- Да, она, - оторопело ответил брат, - Зоя Григорьевна наша бабушка, мама отца.
- Сейчас, подождите, - засуетилась женщина, - я найду батюшку и вернусь.
Вернулась она минут через десять-пятнадцать в сопровождении священника. Ее новый наряд давал четко понять – его хозяйка помогает в проведении церковной службы.
Батюшка открыл церковь, впустил нас внутрь. Если честно, то я думал, что наше пребывание под сенью храма продлится минут пять или десять. Не более. В наше время слишком многое покупается и продается за деньги, а тут еще и полное отсутствие каких-либо свидетелей. Но был совершенно неправ. Оказывается, есть еще на нашей земле люди, которые исполняют свои обязанности не только за вознаграждение, а и по зову сердца, и долга. Пробыли мы там часа полтора. Таинство крещения прошло по полной программе: долгие чтения, окунание в купель, свечи, крестики. Все как положено. Но самое главное в тот момент было даже не в этом. Протоиерей Василий Логвенов, крестивший нас, был очень по-отечески заботлив и заинтересован в нас и, самое основное, очень похож на нашего отца. И не только внешне, но даже манерой говорить. Это просто ошеломило нас с братом и заставило куда как более серьезно отнестись к таинству обряда. Мы приехали в правильное место и в нужное время.
По окончании таинства все вышли из церкви. Внутри остался только батюшка. Мы еще несколько минут поговорили на крыльце с устроительницей нашего крещения. Она рассказала, что сюда приезжает кто-то из нашей московской родни, заказывает заупокойные службы, в том числе и по Зое Григорьевне, а мы, к своему стыду, даже предположить не смогли, кто бы это мог быть. По ходу разговора выяснилось, что сама она не здешняя. Приехала лет двадцать назад и осталась. Тем более неожиданным и приятным, даже заставившим почувствовать некоторую гордость, показался мне тот факт, что имя Григория Ивановича Липина произвело на нее такое впечатление.
Потом, после того, как женщина ушла, заглянули мы к прадеду на могилу. Она была аккуратно прибрана. Холмик расчищен, крест покрашен. Значит, помнят его местные жители и чтят.
Поклонившись памяти предка, вышли дружно на берег Пры. Здесь она, как раз, вытекает из озера Сокорево. Наш берег пологий с негустой растительностью, а на противоположном - сосновый бор. Слева Сокорево, справа, чуть поодаль, - дунинский мост. Низкие, рваные, негустые и четко очерченные облака, подсвеченные уже подостывшим после июльского зноя солнцем, ветер со стороны Сокорева, простор… Все это заставляло душу трепетать в такт ветру и плывущим облакам. Вот оно, то место, куда захочется еще неоднократно вернуться. Полное сил и не засиженное цивилизацией. Хотелось наговорить каких-то высокопарных слов, которые мы обычно стесняемся даже про себя произнести… Но привычка контролировать свои эмоции взяла верх. Постояв молча несколько минут и справившись с волнением, мы сели в машину и уехали.
Уже через полчаса мы спокойно болтали на рутинно-бытовые темы. Посещение Стружан становилось историей. Но мне было совершенно ясно – эта история останется со мной до конца, ведь здесь у меня впервые появилось ярко осязаемое чувство Родины. Не страны, государства, а Родины – корневого места, истоков…
1