Раз в год он говорит себе: “Я не хочу любить”. Завязывает шарф, закуривает сигарету и выходит в полдень на набережную. Он смотрит на свои руки “Я не хочу иметь даже право на ошибку, лучше вообще никаких ошибок не иметь”.
И он, отнюдь, не о работе... Там он ещё может поторговаться со смертью. Он может многое: украсть время, стремительно вырвать из лап ужаса, как срывает спринтер финишную ленту, облегчить боль и подарить надежду в разгар зимы. Смерть ведь ещё та сука – стыдливо не избирательна...
Это оттого, что у него – огромное сердце - людям не нужно выискивать тепло в закоулках его души, скрестись в дверь, вымаливая ещё и ещё, как это бывает с иными. Этот свет он раздает почти даром. За добрую улыбку, за крепкий эспрессо и прогулку по набережной в обед…
Раз в год он сам утрачивает надежду. Кому я нужен? Со всеми этими сменами. Постоянно уставший. Исчезнувший. Угрюмый.
Раз в год она говорит себе: “Я не хочу любить”. Я могу многое: исцелить детям коленки, а себе – сердце, я могу принять решение, холодное и острое как стальной нож хирурга, я могу ворочать чужими деньгами, поднять на уши целый кабинет взрослых дядек, да чёрт возьми!,я могу позволить себе быть в юбке на тех собраниях, где обычно женщины носят брючный костюм. Но я не хочу любить. Это обходится слишком дорого. Это моё вновь утраченное спокойствие. Дрожь от малейшего слова. Ночного звонка. От взгляда, подаренного другой женщине…
Она рассуждает как ребёнок, покупая стаканчик слишком сладкого кофе и пончик с глазурью.
В полдень на набережной их взгляды, полные "я не хочу любить" и не отступной веры, соприкасаются как крылья птиц на лету…
Ксения Фрида