С Борисом Ротенбергом как-то наш Лоськов затеял суд,
И Сёмина он умолял вдруг за себя вступиться.
Обоим велено сейчас же к тренеру явиться.
Пришли: один небрит и худ,
В спортивной маечке и скромно он обут;
Другой весь в золоте и важностью раздут.
"Ты рассуди меня, Черкизова властитель!
Отец нам всем, чемпионата победитель! -
Кричит Лоськов. - Чем я виновен пред судьбой,
Что с юности терплю Фортуны злой гоненье?
Ни денег, ни шелков: и всё мое именье
В одном воображенье;
Меж тем, когда соперник мой,
Без выслуг, без ума, да и не будучи толпы кумиром,
Среди банкиров окружен поклонников толпой,
От роскоши контракта и фамилии заплыл он жиром". -
"А это разве ничего,
Что даже через 20 лет твоей достигнут лиры звуки?" -
Так Палыч отвечал. - А про него
Не только правнуки, не будут помнить внуки.
Не сам ли славу и любовь фанатов ты в удел себе избрал?
Ему ж лимит и паспорт блага мира дал.
Но верь, коль хоть немного он в футболе понимал,
И если бы с его умом была возможность
Почувствовать свою перед тобой ничтожность, -
Он более б тебя на жалкий свой удел роптал".