«Я — легенда!»; Фрэнсис Лоренс (2007)
В недалеком будущем по живописно поросшему сорняками Нью-Йорку гуляет высокий негр (Смит) с винтовкой наперевес, выслеживая пасущихся где-то поблизости антилоп. Военный вирусолог Невилл оказался единственным, судя по всему, выжившим после мировой пандемии: за три года до этого ученые объявили об изобретении долгожданной вакцины от рака, на деле оказавшейся смертельным вирусом. Теперь герой ездит на спортивных машинах, потихоньку мародерствует, играет сам с собой в гольф на палубе застрявшего у берегов Манхэттена авианосца, слушает Боба Марли, пересматривает Скорсезе и «Шрэка», пытается изготовить сыворотку против вируса и вступает в довольно сложные психологические отношения с манекенами из какого-то бутика. Более отзывчивую компанию ему составляет любимая собачка. А также те, из-за кого с последними лучами солнца он наглухо запирает окна и двери своей шикарной квартиры с Ван Гогом (тоже, очевидно, сворованным) на стене.
В этой третьей по счету экранизации написанного в 50-е фантастического романа по исходному замыслу должен был играть Арнольд Шварценеггер (под руководством Ридли Скотта) — и, конечно, вряд ли кто-то мог бы с большим правом претендовать на то, чтобы остаться последним человеком на Земле. Уилл Смит же наверняка понимает, что получил это место, в общем-то, за красивые глаза, и поэтому там, где Арни просто передергивал бы затвор, отрабатывает по полной, изображая разные градации отчаяния, от меланхолии до истерики. Интересно ли это? Скорее да — тем более что у Лоуренса (автора забавнейшего «Константина») есть небьющиеся козыри: пустынный Нью-Йорк сам по себе выглядит невероятно эффектно, и фильм, где 80 процентов времени на экране топчется один-единственный герой, интригует в любом случае. Картина сочетает элементы зомби-хоррора и научной фантастики, но концентрируется в большей степени на психологической составляющей. Невилл погружен в меланхолию из-за одиночества, отсутствия социальных связей, былых ритуалов, а также отчаянно борется с ощущением тщеты собственного существования и бессмысленности (все это, конечно, роднит фильм с произведениями французских экзистенциалистов).
В то же время, как всякий перепродюсированный, годами откладывавшийся и сожравший огромные средства проект, «Я — легенда!» исполнен слишком осторожно и кишит, как город мутантами, невидимыми глазу компромиссами: вот эта сцена для девушек, эта — для подростков, эта — для цветного зрителя, здесь мы уберем кровь, а здесь пустим слезу. Но тут уж ничего не поделать: если бы вирус выкосил Голливуд, последним выжившим наверняка был бы не режиссер, а маркетолог.