Свет чистой души
Люба приехала к матери через два дня, и уже с серьёзным наездом. Даже не посмотрев на то, что та лежит в кровати, укутавшись тремя одеялами.
- Так мать, давай лечи мне там мои трубы или ещё что. Будем беременеть.
- Да как ты не понимаешь – это не лечится, - пыталась снова она объяснить дочери то, что в большинстве случаев женщины, пережившие внематочную беременность, понимают уже после первого раза. Люба понимать не хотела. Она оба раза шла просто на аборт, а там уже выяснялось, что ей надо что-то там отрезать. В первый раз вообще мать еле уговорила её в больнице полежать, та обиделась, что не стали чистить по-быстрому в один день, а заставляют остаться в стационаре.
После операции вроде как стало до неё доходить, по крайней мере, так казалось матери. Но через некоторое время Любаша всё забыла и благополучно получила вторую операцию, после которой уже не беременела.
До нынешнего года Любу это очень радовало. Да вот теперь у неё другая придурь.
- То, что там врачи не могут вылечить – это одно. Ты-то колдунья, ведьма. Ты у меня многое можешь. Я знаю, - убеждённо сказала Люба.
«Господи, такая баба взрослая – а в сказки до сих пор верит» - подняв глаза к потолку, подумала Вера Кондратьевна.
- И чем пожертвуешь ради ребёночка? – спросила она дочь.
- Мать – озолочу, проси всё что хочешь? - Люба кинулась к кровати и присев рядом молительно посмотрела на родительницу.
- Меня золотить не надо, - зло буркнула старуха, отворачиваясь к стене. – Я сделать ничего не могу, но вот тот, кто может, просит слишком высокую цену.
- Я готова, - горячо ответила Люба.
- Даже Надей пожертвовать? - еле слышно спросила Вера Кондратьевна.
- Надей?- дочь встрепенулась, в глазах появилась искорка тревоги и тут же погасла. – Надей…. Надей…. Ну, если это единственно возможная плата, то тогда пожертвую.
Вера Кондратьевна поднялась на кровати и пристально посмотрела на дочь. В этот момент она осознала, что вырастила монстра. В голове зашумело, в глазах потемнело, она провалилась в бездну.
- Мам…. Мам…. Ты чего? – очнулась бабка от тряски. Дочь тормошила её нещадно, голова трещала, готовая расколоться напополам.
- Дай… - превозмогая боль, она пыталась сообразить, где у неё нужная настойка. – Бутылка настой сердечный…. там сердце синей ручкой ….
- Мама…. ты чего…. - продолжая трясти мать, причитала Люба, даже не прислушиваясь к тому, что говорит старуха.
- Бутылку дай… сердечко синее…. нарисовано… - отчётливо переводя дух после каждой фразы, она сказала настолько громко, насколько хватило сил. Дочь трясти её перестала. И уже от этого стало легче.
С минуту соображая та всё-таки поняла, что матери нужна помощь.
Бутылка нашлась сразу, так как стояла на видном месте. Передав требуемое матери, Люба тихо ретировалась, сбежав от пожилой, явно недомогающей женщины.
Отхлебнув приличную дозу настойки, Вера Кондратьевна привалилась к стене. Отпустило через полчаса. Сердце пошаливало давно, и она знала, что долго на настойке не протянет. Но сейчас надо было, что-то делать. Она была уверена, что дочь не отступится. Будет просить, требовать, умолять. И если бы на кону стояла её жизнь, она бы пожертвовала. А вот жизнью внучки она пожертвовать не могла.
Наденька…. Надежда…. Её солнышко, радость и отрада. Девочка росла умненькой. В отца пошла.
Как уж приглядел её Любу этот инженеришка, приехавший из Москвы на их завод, да вот сошлись. Поженились. Квартиру от завода он получил. Ребёночка очень хотел. Вот Люба и расстаралась, лежала почти всю беременность, укрепляющие травки пила и молила высшие силы помочь. Вера Кондратьевна тоже молила, и надеялась, что материнство дочку исправит.
Родилась Надюшка, с глазами бусинами, всегда серьёзно смотревшими на мир. Она тоже была красивой, но какой-то другой красотой, не в мать. Вдумчивый и серьёзный взгляд детских глаз приводил в восторг отца, который нарадоваться не мог на свою девочку. А потом на заводе случилась авария и он погиб. Люба билась в истерике с месяц, спровадив пятилетнюю дочь в деревню к матери. Потом успокоилась и начала устраивать личную жизнь. Про дочь вспомнила только через два года, когда подвернулся Пётр. Сначала встречались, потом жили вместе, и только вот год назад расписались. Надя помехой никогда не была. Как пошла в первый класс, так и училась тихонечко.
Пётр денег на жизнь давал хорошо, и Люба дочку баловала, приучая к роскошным вещам и достатку. И хоть говорила дочь, что Надя к комфорту привыкла, да только не правда это была. Пользовалась, да. В большей степени потому, что имелся – этот самый комфорт.
Веру Кондратьевну радовало, что Надюшка училась хорошо. Учёба девочке легко давалась.
А теперь Люба готова была отдать дочь Тьме, лишь бы получить желаемое. Но ей было невдомёк, что мать может любить и внучку, не меньше, чем её.
«Нет доченька, Надюшку я тебе в обиду не отдам, даже если мне придётся самой умереть» - подумала Вера Кондратьевна, засыпая, когда боль совсем отпустила и дала временную передышку.
