Выплакав месячную норму осадков Приволжского региона, Ниночка взяла тетрадь, ручку и уютно устроилась в кресле у окна. Она только что проводила парня в Новороссийск. Аркаша поступил в мореходку.
Два месяца назад их накрыла любовь. Поцелуи до синевы в подъезде, гуляния до рассветных судорог. И вдруг все закончилось. В сердце наступила зима. Вечность, умноженная на два...
«Аркаша, всего час без тебя, а я уже умираю», — писала Ниночка. Слёзы остановились прямо на краю глаз и вот-вот должны были снова прорвать плотину.
Она вступила в возраст молодой энергии, радости бытия и бурления гормонов. Поэтому впадала то в беспричинный смех, то в истерические слёзы, чем вызывала недоумение родителей.
Отец с матерью только что вернулись с работы и застали сцену достойную кисти Брейгеля или пера Рабле: Ниночка носилась по комнате в исподнем, рыдая и заламывая руки.
Погода за окном шпарила градусами как приличная водка. Впереди целое лето, несчетное количество дней чуть не пол календаря. Без него...
— Пойдём ужинать, — послышался голос мамы из кухни.
Душа, разъедаемая тоской, требовала спасительных калорий. Поддавшись на уговоры, Ниночка побрела на кухню.
Мама рассчитала стратегически верно. Горе утонуло в борще и кануло под грудой вареников с вишней.
Слёзы высохли. Жизнь неожиданно обрела смысл. Ниночка вернулась к письму, которое стало центром и источником душевной радости.