... Здесь темно и страшно. Настолько темно, что не видно тех, кто совсем рядом. Здесь тесно. Я ощущаю того, кто рядом. Не вижу, но чувствую. Справа, слева, спереди, сзади от меня кто-то есть. Я чувствую их прикосновения. Здесь просто невозможно стоять не задев кого-то. Ещё здесь душно. Порой даже нечем дышать. Здесь пахнет древесиной и морилкой. А может краской. Старым лаком, каким покрывали паркет.
Я здесь давно... Меня и ещё множество таких же сюда закинули в далёком... Точно уже и не скажу. Но почти сразу чья-то рука достала нас обратно. Эта рука распахнула наш деревянный ящик и начала выбирать. Мы тогда были самыми новыми. Когда рука взяла меня, я воспользовался теми несколькими светлыми мгновениями, чтоб взглянуть на то, что происходит вокруг.
Я увидел сотни... Нет... Тысячи таких же как я. Точно таких же. Отличались мы только степенью изношенности что ли. Вон в уголочке одиноко лежали совсем старые. Потрескавшиеся, некоторые даже поломанные. Другие поновее, но тоже с дефектами. Были несколько таких, которые рука взяла и с силой швырнула куда-то. Я даже испугался. Впрочем, все мы испугались.
Рука выбирала нас своими большими, плохо пахнущими пальцами и погружала вглубь своей ладони. Когда мы уже перестали помещаться в ней, рука нас куда-то понесла.
Когда я упал и ударился обо что-то нервное спиной, пришло понимание, что эта поверхность далеко не шахматная доска. Вместо чёрных и белых квадратиков были пятна:зеленые, коричневые, серые, несколько голубых полос. А при падении я смял что-то напоминающее флажок. Чёрный флажок. Так неудачно смял, что рука, меня бросившая начала эти самые флажки двигать. Потом рука снова взяла меня и приподняла. Я увидел, что мы не на шахматной доске, а на карте. За эти несколько секунд, что я висел в воздухе я успел заметить чёрные цифры один девять четыре два. Потом меня снова поставили. Бесконечно долго меня двигали. И таких же как я тоже. Флажки переставляли. Иногда я успевал замечать как менялись чёрные цифры.
Двойка превратилась в тройку, тройка в четверку, затем в пятёрку.
Однажды, та же рука собрала нас и бросила обратно в душную темноту этого ящика.
Потом очень долго ящик не открывали. Иногда только постукивали по его крышке.
Когда ящик открыли снова, я был уже стар.
Уже другая рука закинула в ящик таких же новых, каким был когда-то и я.
Тогда ящик достаточно часто открывали. Рука закидывала уже слегка потрепанных. И эта же рука снова выбирала тех, что поновее.
Мне казалось, что не проще было бы вообще не закрывать этот ящик, чтоб мы могли дышать свежим воздухом и наслаждаться светом.
Один из тех, кто был брошен сюда вместе со мной, рассказывал, что в моё отсутствие наш ящик как раз и не закрывался вовсе.
Когда ящик в очередной раз открыли и закрыли, я надеялся, что это в последний раз.
Я ошибался. По крышке нашего ящика застучали. Да так, что казалось его вынесли и оставили под сильным, крупным градом.
К нам закинули очередную партию новых и убрали тех, кто уже совсем был не пригоден. Мне повезло. Рука, трясущаяся и дурно пахнущая миновала меня, забрав нескольких моих ровесников. Они были отброшены куда-то в сторону.
Затем рука снова опустилась на нас и выбрала самых новых.
Так всегда. Забирают новых. Некоторых из них потом возвращают, но они уже не те. Потертые, расколотые... Ненужные. Они каждый раз с трепетом ждут, когда же откроется наш ящик. Они каждый раз боятся, что рука поднимет их и отшвырнет.
Я тоже боюсь.
-Эй...
Я совсем тихо позвал и, кажется, они все повернули головы. Не знаю наверняка, просто мне так показалось. Мне в это очень хочется верить. Они повернули головы и молча посмотрели туда, откуда донесся мой еле слышный шепот. Все они молчат. Давно я не слышал здесь ни чьего голоса.
По крышке застучали и, как мне показалось, немного приподняли ее...