Зигзаги судьбы.
Тимоха проснулся от головной боли. Голова раскалывалась на части, всё тело тряслось в похмельной лихорадке. Большим усилием воли он заставил себя слезть с широких деревянных нар, которые занимали большую часть комнаты, скорее, напоминающую тюремную камеру, чем жилое помещение. Преодолевая подступающую тошноту, он достал рваный пиджак, служивший ему изголовьем, подтянул старые, все в разноцветных заплатах штаны, с трудом натянул на грязные портянки стоптанные, порыжелые сапоги и, резко оттолкнув от себя расшатанную дверь, выскочил в заполненный самоварным дымом коридор. Едкий дым щипал глаза и выжимал из них слёзы. Ежесекундно рискуя сломать рёбра на шатких лестничных переходах, Тимофей метнулся к выходу во двор. Узкий, заваленный нечистотами двор, обдал пришельца вонью, от которой его стошнило. Бегом, преодолев двор, и находящуюся за ним покрытую никогда не высыхающей грязью дорогу, выскочил на берег Волги. Отдышавшись, и вытерев застилающие глаза слёзы, он осмотрелся по сторонам. Вдоль низкого, глинистого берега большой реки тянулись досчатые, на толстых дубовых сваях, причалы с пришвартованными к ним баржами и пароходами. Холодный, влажный ветер, дующий вдоль реки, напоминал о приближающейся осени и заставил Тимофея поёжиться.
Было ещё очень рано, и на набережной не было обычного в период навигации людского водоворота, лишь несколько человек, в таких же, как и у него, лохмотьях, лениво прогуливались у самого уреза воды или сидели на брошенных возле реки брёвнах. Кто-то из сидящих помахал ему рукой и, спустившись пониже, Тимоха узнал Саньку, - одного из вчерашних собутыльников, - низкорослого, худого, похожего на подростка мужика. Рядом с ним Тимофей, - среднего роста, но ширококостный и коренастый выглядел как настоящий богатырь.
- Болеешь? – участливо спросил Санька, - и, не дожидаясь ответа, протянул ему бутылку с плескавшейся на донышке мутной и вонючей жидкостью. Затем пояснил: - В шинке в долг взял, до вечера, пароход с досками на разгрузку встал, после работы рассчитаемся.
Тимофей согласно кивнул и одним глотком опорожнил бутылку.
До начала погрузки время ещё было и, насобирав по карманам щепотку самосада с потёртым кусочком газеты, он скрутил самокрутку и задумался.
Вот до какой жизни докатился. Все дни теперь похожи один на другой, как близнецы: - с утра похмелье, затем выматывающая все силы работа грузчиком на причалах, а вечером, когда в кармане зазвенят заработанные деньги, пьяный разгул, так что оставшихся денег едва хватало на оплату места в общежитии грузчиков.
А ведь когда то было по-другому
В двадцатые годы в стране объявили НЭП – новую экономическую политику, вновь появились золотые и серебряные деньги, стало возможным хорошо зарабатывать. Тимофей, вошедший к этому времени в полную силу, решил заняться извозом. Уехал в губернский город. За пять лет каторжного труда ему почти удалось выбиться в люди: вместо захудалой лошадёнки появилась пара здоровенных битюгов и небольшой домишко, казалось ещё чуть – чуть и жизнь повернётся к нему своей парадной стороной. Но появились деньги – появились и соблазны. В доме стало появляться вино, проститутки, случайные собутыльники. В одну из мартовских ночей случился пожар. Его в беспамятстве, с проломленной головой, вытащили из огня случайные прохожие. Целый месяц он пролежал в больнице и вышел оттуда на Причалы, - куда же ещё податься в его положении, здесь хотя - бы с голоду не умрёшь.
Набережная стала заполняться людьми. Одетые в лохмотья, небольшими группами и поодиночке, они появлялись из мрачных трущоб и молчаливой толпой собирались возле пароходов.
- Как скотина, какая, как свиньи живём,- подумал Тимоха, окинув взглядом глинистый берег, и тут же передумал: - Нет хуже. Свиньи в таких условиях давно бы передохли, а люди живут. Скоро зима, работы не будет. Надо срочно всё менять, ведь я ещё молодой, можно сказать полжизни впереди, руки-ноги целы, да и соображение есть.
Голова наполнилась приятным туманом, тепло разлилось по телу. Он представил себя снова богатым. Вот он приходит в ресторан, важный метрдотель проводит его к столику, под пальмой, накрытому белоснежной скатертью. Тут же к нему подбегает молоденькая официантка и спрашивает подобострастным голосом: - Чего желаете молодой человек?
- Заливной осетрины с хреном, соляночки московской, расстегайчиков, - начинает перечислять Тимоха, и добавляет: - да не забудь копчёного окорока, и водки – литр.
- Слушаюсь, - говорит официанточка, и мигом накрывает на стол.
Тимофей важно, не торопясь наливает себе из пузатого запотелого графина гранёный стакан водки и залпом выпивает.
Но тут отравленный алкоголем организм начинает сопротивляться, тошнота подступила к горлу, тело лихорадочно затряслось.
- Да с водкой придётся подождать. Нет в ней ничего хорошего, вред только один, - посещает его здравая мысль, - в прошлый раз голову проломили, а в следующий финку под рёбра засунут. И всё из-за неё.
- Брошу пить, - пришло неожиданное решение.
- Пошли, артель уж собирается, - донёсся до него голос Саньки.
Бегая по шатким сходням, с трудом удерживая на плече изгибающиеся при каждом шаге доски, Тимофей твёрдо решил: - Больше не пью.
Когда артель села обедать, он отказался выпивать.
- Живот прихватило, не могу, - оправдывался он, видя недоумённые взгляды артельщиков.
- Не хочешь – не надо, - равнодушно согласились с ним товарищи.
Через несколько дней Тимоха с удивлением обнаружил, что не он один непьющий. Не пила примерно треть артельщиков, все заработанные деньги они заворачивали в грязные тряпки и тщательно прятали под лохмотьями, - смотри экономные какие, - не переставал удивляться он.
- Хотя, конечно, всё равно украдут. Пока спишь, всю одежду десять раз обшарят. Надо заводить сберкнижку, это надёжнее. Он вспомнил надпись на увиденной недавно афише: «Храните деньги в сберегательной кассе!»
За месяц, оставшийся до конца навигации, Тимофею удалось скопить немного денег. Работа закончилась.
- Напиться что – ли, однако время быстрее пройдёт, - пришла ему в голову привычная мысль.
- Нет, рано сдаваться, - неожиданно решил он. - Здесь недалеко кинотеатр открылся, люди в кино ходят, фильмы смотрят, а я чем хуже? Пойду в кино, теперь я это могу себе позволить, - с неожиданным уважением к самому себе подумал Тимофей.
Кинотеатр располагался на первом этаже старинного двухэтажного особняка, украшенного кое – где сохранившейся ещё лепниной, свидетельствующей о былом величии хозяина дома. На втором этаже размещались, какие – то конторы.
Купив билет, Тимофей в оставшееся до начала сеанса время обошёл вокруг здания кинотеатра, побродил возле прилегающих к нему домов. В одном месте он увидел жирную, нарисованную краской стрелу, указывающую куда – то вверх по склону горы, и надпись под ней: «КУРСЫ КИНОМЕХАНИКОВ», сначала он не придал этому указателю никакого значения, лишь равнодушно скользнул по нему взглядом, выделившим знакомое слово «механик». В детстве, батрача у хозяина, ему не раз приходилось помогать приезжавшему механику в ремонте сельскохозяйственной техники. Однажды тот его даже похвалил: - Способный ты малый, вырастешь - механиком будешь. Это воспоминание промелькнуло у него в сознании, и тут же взгляд остановился на витрине соседней булочной, в которой были выставлены пшеничные калачи.
В полупустом зале кинотеатра Тимоха сел на последний ряд, подальше от хорошо одетой публики. Когда начался сеанс, его захватил сюжет немой иностранной мелодрамы, разворачивающийся на экране. Там кипели нешуточные страсти. Но затем интерес к картине пропал.
- Не про нашу это жизнь, ох не про нашу, - подумал он, - им, что не жить: сыты, одеты, здоровы, денег немерено, вот кровь то и играет. А вот как мне быть? Деньги скоро кончатся, а работы нет, и не предвидится, и посоветоваться не с кем.
Во время работ по разгрузке пароходов, перетаскивая грузы на стоящие на берегу телеги, он часто беседовал с возчиками о жизни, заработках, намекал на то, что сам планирует в дальнейшем поднакопить денег и вновь заняться извозом.
- Не советуем, сами собираемся бросать, налоги совсем задушили, - в один голос говорили они. И он им верил, - времена стали другие, по старинке не проживёшь. Надо искать другую работу.
После окончания сеанса, когда публика стала выходить на улицу, Тимофей обратился к одетому в поношенный костюм, тапёру, сидевшему на сцене возле старенького рояля.
- Послушай, а кто такой киномеханик?
- Ну, ты и деревня, - удивился тот.
- Ну вот, и спросить уже нельзя, сразу деревня, деревня, - обиделся Тимофей.
- Не обижайся, - добродушно рассмеялся тапёр, и добавил: - Киномеханик это тот, кто кино показывает, вон там сидит, - и он рукой показал на отверстия в стене, противоположной экрану.
- Это кинщик, что ли? – не понял Тимоха.
- В деревне кинщик, а в городе - киномеханик, - опять съязвил тапёр.
Дома, лёжа на нарах, он вновь вспомнил про курсы киномехаников.
- Работа хорошая, не пыльная, постоянная. Мечта, а не работа. А может мне попробовать? Закончу курсы, получу специальность, и тогда прощай Причалы
- Да куда тебе в киномеханики? – пришла в голову трусливая мысль: - Разве там такие нужны? Там нужны культурные, хорошо одетые и шибко грамотные, а ты?
- А из чего выбирать? Валяйся на этих нарах и подыхай с голоду, если боишься, - неожиданно рассердился Тимофей сам на себя. И тут же подумал: - А что, если не торопиться и правильно всё сделать, то может и повезёт.
Буду пробовать. Или пан, или пропал.
На следующее утро, помывшись в бане, и постригшись в парикмахерской, он снял в сберкассе все свои сбережения. Зайдя в комиссионный магазин, купил поношенный, но ещё крепкий костюм с галстуком, демисезонное пальтишко и ботинки. Переодевшись, он с удовольствием посмотрел на себя в зеркало и остался доволен: - Совсем другое дело.
Затем он поднялся по шаткой лесенке к двери, возле которой висела фанерная табличка с надписью КУРСЫ КИНОМЕХАНИКОВ, и решительно открыв дверь, оказался в небольшой проходной комнате. Всё её убранство состояло из обшарпанного письменного стола с настольной лампой и табурета, на котором сидел пожилой усатый мужчина в заношенном сюртуке. Единственное, высоко расположенное небольшое окно с трудом освещало тусклым осенним светом стол и разбросанные по нему толстые амбарные книги.
- Из бывших, из господ, это хорошо, - оценил Тимофей хозяина кабинета. И произнёс давно заготовленную фразу: - На курсы киномехаников хочу поступить.
- Мельком взглянув на посетителя, усатый господин произнёс: - Давай паспорт, аттестат об образовании и направление.
Слегка замявшись, посетитель достал засаленный мятый паспорт, с заранее вложенной в него десятирублёвой ассигнацией, и протянул его хозяину кабинета. С неподдельным интересом посмотрев на вошедшего, усатый небрежным движением смахнул ассигнацию в карман сюртука, и, помедлив немного, произнёс: - Ну что же, направление у вас правильное, но вот документ об образовании нуждается в уточнении. Затем фамильярно добавил: - Тут чайная есть поблизости, пойдем, пообедаем, заодно я тебя и проэкзаменую.
- А барин то, не промах, - с тоской подумал Тимофей, - последние гроши норовит из кармана вытянуть. Да делать нечего, назвался груздем – полезай в кузов. И сказал вслух: - Так пошли, конечно.
По дороге в чайную усатый попросил Тимоху купить ему бутылку водки, которую тот и выпил угощаясь заказанным ему обедом.
Так, лишившись всех накопленных денег, Тимофей попал на курсы киномехаников. Ранним утром, задолго до начала занятий, он приходил на рынок, где помогал крестьянам из пригородных деревень выгружать из телег предназначенные к продаже товары, а вечером, после занятий, там же помогал убирать остатки товара, и подметал замусоренную за день территорию между торговыми рядами.
С учёбой он справлялся. Несмотря на тщательно скрываемую малограмотность, он хорошо изучил устройство кинопроектора, научился быстро менять в нём плёнку, дотошно соблюдал технологию, и уже выделялся среди разношерстной толпы курсантов своей основательностью.
Весной, окончив курсы, он получил назначение в тот же кинотеатр, который круто изменил его жизнь. Вскоре руководство городского кинокомитета, узнав, что Тимофей умеет обращаться с лошадьми, выделило ему дополнительную ставку возчика,и лошадь с телегой, для развоза киноплёнок по кинотеатрам города, а также служебное жильё, недалеко от конюшни.
Жизнь наладилась. И теперь, часто проезжая по набережной, и видя толпы босяков, вновь появившиеся у причалов с началом навигации, он вспоминал свою жизнь на Причалах и думал, уж не приснилась ли она ему.