начало здесь
Список всех частей - здесь
Демонов ловили, демонов убивали, демонов отпускали на волю. Это происходило, говоря современным языком, только в экстремальных случаях. А, как правило, с демоном лучше не ссориться. Коль скоро он «хозяин» гор, лесов, полей и вод, то волей-неволей человек был вынужден искать пути мирного сосуществования с демоном.
Коми охотники оставляли первого рябчика лесному духу[262] . В Белоруссии «охвотники як идуць на хвоту, дак лесовику молются»[263] . В Архангельской губернии «охотники бывает лисичю ловят, так чтобы он зверя посылал, входят в договор с лешим»[264] . По поверьям забайкальских казаков «иногда леший помогает охотникам тем, что приносит им ночью белок; но белки, которых охотники не успеют ободрать до рассвета, оживают и убегают. За услуги леший от людей требует платы в виде угощения водкой»[265] .
А что будет, если охотник не поставит лешему положенного угощения или как-то иначе обидит его? Ответ находим в сцене тридцатой медвежьего праздника у манси:
«Два охотника ловят сетями уток и гусей (опять же перевесом. — Д.Б.) и очень удачно — каждый раз вытаскивают десятками; объясняют это себе тем обстоятельством, что один из них отлично подражает крику разных птиц. Вдруг является дочь мэнква и предлагает сразу им обоим себя в жены, говоря, что удачной охотой они обязаны ей, так как она загоняла птицу прямо в их сети. Они отказываются; та раздраженная уходит, а на прощание говорит, что они ее не забудут. Приступили после этого к охоте и, сколько ни старались, поймать ничего не могли; сидели еще семь дней, запасы уже истощились, пошли домой, надеясь там взять из спрятанного в амбаре; приходят, оказывается амбар сгорел; пошли опять на охоту, но по-прежнему безуспешно; поняли они тут, что бороться с дочерью мэнква им не под силу, стали ее призывать, но она уже не являлась, и они в страшных мучениях, в корчах погибают от голодной смерти»[266].
А вот несколько гримеров нормальных деловых отношений демонов с рыболовами. Напомню, что в Мордовии рыбак, сжалившийся над плачущим ребенком-водяным, попавшим в сети, «будет всегда иметь хороший улов». В Грузии «водяные каджи, которые живут в болотах и реках, очень опасаются рыбаков и их сетей. Рыба вся подвластна им. Если рыбак не отзывается о каджах плохо, хвалит их и приносит им в дар пищу — чади, кувшин вина, обед, — и все это кладет у берега, — на второй день каджи нагонят ему рыбы в сети»[267]. Несколько бесцеремонней обращаются с водяным вологодские мельники и рыболовы. Они «бросают в воду лапоть с портянкой и кричат: «На тебе, чорт, лапти! Загоняй рыбу!»[268].
Но самые главные контрагенты демонов — это, конечно, пастухи. Причина здесь, видимо, в особых отношениях «жильцов стихийных» с копытными животными. Вот, например, что говорится в вавилонских преданиях об Энкиду: «Лишенный человеческого разума, он обладал звериным чутьем. Энкиду дружил с дикими животными, ел траву вместе с газелями и вслед за ними шел к водопою. …Степная тварь чувствовала в нем могучего защитника, и дикие звери бесстрашно приближались к нему»[269].
По поверьям таджиков, нахчиры (горные козлы) «являются скотом пари. …По другим поверьям, хозяевами нахчиров являются также и дэвы»[270].
У лопарей женский дух Луот-хозик (оленья хозяйка) «живет в тундре; видом походит она на человека: ходит на ногах, как человек, и лицо человечье, только вся в шерсти, словно олень». «Она охраняет и пасет стада оленьи». «Она оберегает их от диких зверей; лишь от человека она не может уберечь стада». «Оберегают оленей также Поць-хозине и Поць-хозик (муж жена)»[271].
Зная о пасторальных наклонностях человекоподобных существ, мы не должны удивляться тому, что Шамхат, пленив своими чарами Энкиду, привела его туда, «где находились пастушьи хижины и загоны для скота. Сбежались пастухи и с удивлением взирали на могучего силача. …Пастухи принесли караваи хлеба и кувшины с вином. Энкиду смутился при виде неведомой пищи и чудесного напитка, но ободренный приглашением Шамхат, откусил кусок хлеба и единым духом выпил семь кувшинов вина». После этого он «сразился со львами и волками. Одних он перебил, а других отогнал от стад. Пастухи спокойно спали под защитой могучего стража»[272].
Не случайно и то, что среди ловцов силена в Греции фигурируют пастухи, которые знали подход не только к силену, но и к самому Пану, ибо Пан был покровителем «пастухов, охотников, пчеловодов и рыболовов». Имя Пан, как полагают филологи, «связано с индоевропейским корнем «па» — «пасти»[273],
В Италии Пану соответствует Фавн, «бог лесов и полей, покровитель стад и пастухов… Полагали, что фавнов существует множество. …В честь Фавна как защитника стад от волков (Фавн Луперк) 15 февраля происходили празднества луперкалии»[274].
Вспомним, что дива в поэме Низами первоначально пленили тоже пастухи, и возвратимся к нашим лешим. По данным П.Ефименко, приведенным в «Демонологии жителей Архангельской губернии», «те пастухи, которые знаются с лешим, вовсе не пасут скота, сам леший пасет. За что они дают ему дань: первое яйцо, полученное от попа во время христосования (на первый день пасхи), или одношерстную (одной масти) скотину. Каким образом они отдают ему эту дань, рассказчики не могли мне объяснить, а передали только то, что пастухи имеют с ним переговору, и что они видятся с ним»[275].
Этому автору вторит этнограф В.Н.Харузина в книге «На Севере»: «Пропадет коли скотина, говорили нам, вот что делают. Пойдут в лес, положат на перекрестке яйцо на левую pyку от себя. А на яйцо наговорить должно: «Кто этому месту житель, кто настоятель, кто содержавец, тот возьмите дар, возьмите и домой скотину пустите, нигде не задержите, не за рекама, и не за ручьяма, и не за водама» — отдаст». «А бывают такие, что знаются с лесовиком, и лесовик отдает им скотину. Только уж грех-то велик. Тот, значит, и говорить с ним может, и увидать его. Пойдет он на перекресток, засвищет — а он тут и придет. Скажет, можно ли отдать ее. Коли можно — завсегда отдаст». Отдать скотину является невозможным в том случае, когда она была «завещана», т.е. обещана лесному царю. Дело в том, что люди, знающиеся с лесовиками, при выгоне скота на пастбище, вступают в соглашение с ним. Лесовик обещает охранять скот от волков, медведей и росомах, но за это получает в дар две или три штуки из стада. Такой союз с лесным духом считается величайшим грехом и слова, посредством которых заключается он, хранятся в глубокой тайне»[276].
Зная это, вряд ли мы можем считать вполне надежным следующий преданный гласности способ установления контакта с лешим:
«Кто хочет сойтись с лешим, должен отправиться в лес, срубить тупицей сосну в обхват, но так, чтобы она при падении уронила две, хотя бы небольшие осины. На эти осины мужик встает, обратясь лицом к северу, и говорит: «Лесовик-великан, пришел к тебе раб (имя рек), с поклоном: заведи с ним дружбу. Коли хошь, так топеря же иди, а не хошь, как хошь»[277].
Думается, что самые главные слова и действия здесь все же не указаны. С этой же оговоркой подхожу я и к данным П.Г.Богатырева, согласно которым в Шенкурском уезде Архангельской губернии
«пастух скажет лешему: «Иди покажись, так еичо дам красное» — «Великому ли показаться?» Он (пастух) скажет: «Вроде человека кажысь». Он вроде (обратите внимание на это слово «вроде». — Д.Б.) человека и покажется. Пастух спрашивает: «За много ли будешь пасти? Я тебе еичко дам. Каким манером тебе положить?»
Здесь же мы узнаем, что из-за связи пастуха с лешим, его (пастуха) «обожают», хорошо кормят, «спать кладут на белом». Упомянута также баба Филимониха, которая, как говорят, «зналась с лешим»[278].
Из монографии Д.К.Зеленина следует, что «иногда в пропаже скотины бывают виноваты русалки. Погадают деды и скажут, что для того, чтобы отыскать пропавшую скотину нужно положить относ русалкам». Дары кладут на дерево в лесу, говоря: «Прошу вас, русалки, мой дар примите, а скотину возвратите!»[279].
«Леший подходит греться к кострам, но прячет рожу»
Это из «Словаря» Даля. Чуть подробней об этом сказано у С.В.Максимова: «Он иногда подходит к теплинам дроворубов погреться, хотя в этих случаях имеет обыкновение прятать свою рожу»[280]. Прячет, конечно, не от стыда за свою внешность, а скорее всего от непривычного для него света и жара костра.
Подходят иногда в холодные ночи погреться к кострам охотников и мордовские «богини леса»[281]. О чувашском лешем сообщается, что иной раз, когда дровосеки разложат в лесу огонь, «упете (автор использует именно такое написание. — Д.Б.) приходит к ним погреться у костра. Но если горит в огне черемуха, то упете боится близко подходить, так как искры от черемухи могут спалить его шерсть»[282].
Таджикская аджина «зимой приходит погреться у очага; она присаживается к огню, а ночью прячется в золе»[283].
Зная эту слабость демонов, люди иногда разыгрывают с ними злые шутки, пример чему приведен в быличке «Про цертовку», записанной в начале века в Белозерском уезде Новгородской губернии:
«Был у мужиков построен стан на пустоше. Поехали оне и квартеровали в нем. Повадилась к ним цертовка ходить в обед, когда оне лягут спать. Оне видят, что дело не ланно. С утра до обеда оставили целовека калить шширу (плиту. — Д.Б.). Пришли крестьяне на обед, выворотили эту плиту из огня, спахали с ней уголь и положили опеть на старое место. Легли отдыхать, а сами не спят и ожидают гостью. Церез несколько времени идет цертовка в стан с распушшенным волосам, нагая и с робенком — и садится на эту шширу. Обожгла всю ж… и изо стана вон. И заревела: «Ой, ой, ой! Ой, ой, ой!»… Тем цертовку и лишили ходить в стан»[284].
Добавлю от себя, что «цертовка» эта была как раз «полудницей», поскольку повадилась ходить к людям «в обед, когда оне лягут спать».
Обжегся угольком и таджикский гуль, подошедший однажды к костру охотника и ставший подражать действиям человека, ибо опыта обращения с горящими углями у гуля, очевидно, не было[285]. Не по этой ли причине иные демоны нетерпимы к огню? В Мордовии записана быличка со слов человека, дед которого заплутался в лесу, сидел ночью у огня, вдруг явилась Вирь-ава («лесная богиня», «лесная мать», словом лешачиха), «дед от огня задом — и ушел в кусты», а она «разметала огонь, забросила в сторону лукошко, но ему вреда не сделала»[286]. А вот быличка, которую Зеленин приводит как шутку русалки (ведь недаром ее зовут «шутовкой»):
«В ночь на Ивана Купала повели парни на ночлег лошадей, разложили огонь, начали греться; вспомнили, что в эту ночь ходят русалки и вырезали себе по хорошей дубине. Только что уселись вокруг огня, как невдалеке от себя увидели приближающуюся нагую женщину: это была русалка. Подойдя к огню, она остановилась, посмотрела на парней и ушла к реке; окунулась в реке, пришла опять к парням, стала на костер, затушила огонь и ушла. Парни опять развели огонь. Русалка вновь окунулась в реке и, придя, снова затушила огонь. Когда также явилась в третий раз, парни встретили ее дубинами, и русалка ушла»[287].
Коль скоро демоны подходят греться к кострам, следует ожидать от них и других «человеческих» способов согревания. У Зеленина читаем: «Из Владимирской губ. сообщают, что русалки «приходят греться в бани и овины», «видят их также в овинах, когда там хлеб сушат; один старик рассказывает: «гляжу, а она пришла, вся во льду, да и легла на теплину»[288]. «В полное сходство с Владимирскою русалкою Владимирский леший «весь замерзший в сосульках» пришел в овин отогреваться и залил весь огонь»[289].
При мысли о лешем «в сосульках» невольно вспоминаю о другом примате, которому мороз не в диковинку. Японские макаки зимуют среди снежных сугробов и купаются, чтобы согреться, в теплых источниках, «отчего потом густая шерсть их покрывается сосульками»[290].