Засекречивать некоторые судебные процессы начали сразу после Октябрьской революции. Причины на то были разные. Одна из них – совершение преступлений высокопоставленными представителями советской власти, в том числе – судебной.
О произволе и беззакониях советского правосудия в последнее время можно прочесть практически в любой публикации, касающейся истории становления правоохранительных органов страны. Но при этом умалчивается о том, что подобные факты становились нередко предметом пристального разбирательства, а судьи, их допустившие, сами представали перед судом и несли заслуженное суровое наказание.
Причины такой однобокости понятны. Дела в отношении судей-преступников оседали в недрах секретных архивов. О них просто не знают. Ведь работники судов и трибуналов, осужденные за «дискредитацию революционного правосудия», являлись одновременно, как правило, крупными партийцами, членами реввоенсоветов фронтов и армий. И предание гласности совершаемых ими должностных и иных преступлений, фактов нравственного убожества и моральной нечистоплотности бросало, по мнению цензуры, тень на саму партию.
В годы гражданской войны наиболее серьезные дела, связанные с дискредитацией революционного правосудия, рассматривала высшая судебная инстанция – Реввоентрибунал Республики. Немалое число таких дел еще ждет своих исследователей.
Большой интерес представляют, например, судебные дела по обвинению: председателя реввоентрибунала 3-й армии Восточного фронта Ф. Демидова и судьи того же трибунала С. Барахтина в незаконном вынесении и приведении в исполнение смертного приговора в отношении девятнадцатилетней девушки (об этом деле расскажу в другой раз); бывшего военного следователя Б. Чигинадзе в «дискредитировании Советской власти»[1]; члена РВС 1-й армии Калнина в расстреле по единоличному распоряжению и без всяких на то оснований сотрудника штаба армии, помощника начальника радиостанции Венденбаума[2] и др. В последнем случае – это был самосуд, нередко применяемый командирами на фронте.
По существу, те же самые преступные действия совершали порой и судьи. Вся разница заключалась лишь в том, что самосуд этот они облекали в некое подобие правовой формы.
К сожалению, лица, виновные в совершении такого рода преступлений, порой оставались безнаказанными или отделывались формальными наказаниями. Так зарождалась избирательность правосудия, замешанная на кумовстве и близости к власть имущим. Характерным в этом отношении является дело председателя Революционного военного трибунала Южного фронта Сергея Владимировича Чиккoлини[3].
Это дело принял к своему рассмотрению в декабре 1918 года сам председaтель Реввoентрибyнaлa Респyблики K.Х. Дaнишевский. Тот самый, который незадолго до этого процесса ориентировал всех военных судей на то, что трибуналы являются карательными органами и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. А теперь Данишевский вынужден был на практике пожинать плоды своих ориентировок.
С.В. Чикколини был прoфессиoнaльным ревoлюциoнером, членом ВЦИK. Он стоял у истоков созданного сразу после Октября 1917 года Оперативного отдела Народного комиссариата по военным делам (Оперода) – первого советского органа, отвечавшего не только за формирование воинских частей и оперативное руководство ими, но и за организацию военной разведки и контрразведки. Чикколини занимал в Опероде должность начальника отделения военного контроля и до августа 1918 года являлся заместителем заведующего Оперодом. Но главное – он был одним из особо приближенных к Л. Д. Троцкому, его доверенным лицом. Тот назначил Чикколини начальником своего личного поезда.
Свой бронепоезд Лев Давидович бросал на разные боевые участки фронтов. Так, в телеграмме от 15 августа 1918 г. на имя В.И. Ленина Троцкий сообщал с Южного фронта:
«…я строю организацию в расчете на длительную войну. Нужно эту войну сделать популярной. Пошлите сюда корреспондентов, Демьяна Бедного, рисовальщика. Чикколини, назначенный командиром правобережной группы, держит себя героически…».
Одним словом, герой которого надо популяризировать. Между тем, через полгода Чикколини, являвшийся тогда председателем Реввоентрибунала Южного фронта, сам предстал перед трибуналом по обвинению в превышении власти и незаконном расстреле людей.
Это дело инициировали нарком путей сообщения В.И.Невский[4] и двое сотрудников трибунала Южного фронта.
В ноябре 1918 года Невский написал Троцкому, что Чикколини «расстрелял без всякого основания двух железнодорожников». В ответ Троцкий телеграфировал: «Чикколини не мог расстреливать, а в качестве председателя трибунала мог, вместе с другими судьями, голосовать за расстрел».
Между тем, председатель Реввоентрибунала Республики Данишевский доложил председателю ВЦИК Свердлову: Чикколини расстрелял комиссара движения станции Борисоглебск Хомутникова только за то, что тот явился в его поезд по служебным делам в нетрезвом виде.
Из доклада Данишевского следовало, что Подучев (следователь трибунала) и Кочубей (секретарь трибунала) заявили: «Не было никакого судебного разбирательства, не было даже налицо состава трибунала. Присутствовал лишь Чикколини и председатель реввоентрибунала 8-й армии Шварц. Последнего Чикколини только спросил: «Ну, согласны на расстрел». Хомутников был тут же у вокзала расстрелян».
Вывод председателя Реввоентрибунала Республики был однозначен: «В этом случае проявилось самодурство Чикколини, которое само становится здесь преступлением, подлежащим суровой каре»[5].
Еще одному работнику железной дороги Ольховацкому приговор был оформлен вообще задним числом. То есть председатель трибунала фронта написал его уже после расстрела Ольховацкого.
Судя по всему, Яков Свердлов вмешался в это дело.
Чикколини в январе 1919 года был снят с должности председателя Революционного военного трибунала Южного фронта и предан суду. Но суровой кары не последовало. Хотя доказательств противоправного поведения председателя трибунала было предостаточно.
По заявлениям сотрудников этого трибунала Чикколини буквально терроризировал всех работников суда, грубо и непристойно вел себя по отношению к подчиненным ему женщинам, склоняя их к сожительству. Надо заметить, что по этой части Чикколини проявил себя еще в Опероде, принимая на службу «массу лиц, преимущественно женщин», в том числе легкого поведения.
Вот выдержка из показаний одной из потерпевших в период, когда Чикколини возглавлял трибунал: «Чикколини нам говорил: «Если вы беспрепятственно позволите целовать себя, то отпущу. В противном случае превращусь в зверя и воспользуюсь правом человека физически более сильного»
Работники реввоентрибунала писали в жалобе: «Сотрудники работают под страхом возможности дикой над ними расправы, вплоть до расстрела, по капризу Чикколини; …он неоднократно пытался совершить гнусное насилие над честью работающих в трибунале сотрудниц. Без суда и следствия производятся расстрелы, по единоличному приказу Чикколини. Вместо применения целесообразных репрессий Чикколини наводит панику на всех, не исключая коммунистов, вызывая в них справедливое чувство ненависти и злобы к трибуналу… Чикколини довел до невыносимой крайности эксплуатацию сил товарищей сотрудников трибунала, бесцельно расточая их на пустяки вместо направления их для серьезной работы. Работу трибунала Чикколини превратил в мальчишескую игру, невыносимо опасную по своим последствиям…».
В газете «Известия ВЦИК» в те дни сообщалось: «Вспыльчивый, нервный и резкий Чикколини терроризировал и своих сотрудников, отношение же к сотрудникам-женщинам проявлялось в непристойных приставаниях. Врачи, свидетельствовавшие подсудимого, признали его психически вменяемым. В свою защиту подсудимый указал на обстановку своей деятельности, на критический момент, требовавший чрезвычайных мер в борьбе с красновцами[6]. ... Обвинитель требовал сурового приговора, который поставит точку бессмысленного террора, проводимого единоличным усмотрением. Подсудимый, возражая на обвинение, будто он случайно выброшен на гребень революционной волны, указывает на свое политическое прошлое, на годы скитаний по тюрьмам, и признает себя виновным только в том, что в его поступках было только заблуждение, ошибки, но не злой умысел»[7].
В ходе закрытого судебного заседания было бесспорно установлено, что Чикколини, занимая ответственную должность председателя трибунала фронта, практиковал «бесполезное и неоправданное» применение красного террора, превратился, по сути, в удельного князька, самодура и развратника. Уверовав в свою безнаказанность, этот «судья» дошел до того, что в пьяном виде писал приговоры углем на стенах товарных вагонов. И меры наказания, назначаемые им от имени Советской Республики, как правило, не отличались разнообразием. Чаще всего – расстрел.
К.Х. Дaнишевский был настроен в отношении этого подонка решительно. Но в итоге произошел конфуз. Суд завершился лишь отстранением Чикколини от должности и его освобождением из-под стражи.
Изучив материалы дела и сопоставив их с другими архивными документами, нетрудно догадаться, что именно послужило основанием для вынесения судом столь мягкого решения. На исход дела повлиял Трoцкий, оказавший неприкрытое давление на суд. По совету своих помощников, он «организовал» проведение судебно-психиатрической экспертизы.
Согласно заключению известного психиатра Эриксона, Чиккoлини страдал «истерo-неврaстенией, затруднявшей для него возможность правильно оценивать обстановку ". На этом основании он не подлежал уголовному наказанию. И даже не был изолирован от общества.
Из приговора Реввоентрибунала Республики от 31 января 1919 года:
«Принимая во внимание расстройство нервной системы Чикколини, имеющее характер истеро-неврастении, что затрудняло для него возможность правильно оценивать обстановку и общественно-политические последствия своих поступков, а также принимая во внимание его революционное прошлое, выразившееся в активной борьбе за пролетарскую власть, Реввоентрибунал Республики…постановил:
Отстранить Сергея Чикколини от всякой ответственной работы в советских учреждениях впредь до особого постановления РКП(б) и запретить въезд в прифронтовую полосу впредь до особого распоряжения Реввоенсовета Республики…».
Так, не без помощи высоких покровителей, маньяк и опасный преступник избежал ответственности. Справедливость восторжествовала в следующем году – Чикколини был убит на фронте.
[1] РГВА. Ф. 24380. Оп.7. Д. 230.
[2] Там же, Д 143.
[3] Здесь и далее – архивное дело Чикколини (РГВА. Ф. 24380. Оп.7. Д. 24).
[4]Владимир Иванович Невский (Кривобоков)– в 1918-1919 гг. – нарком путей сообщения. С 1925 г. – директор Третьяковской галереи, затем – директор Библиотеки им. В.И. Ленина. В 1937 г. осужден Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу. Реабилитирован в 1955 г.
[5]ГА РФ. Ф. Р-1235сч. Оп.1. Д. 16, Документы секретной части ВЦИК.
[6] Казаки атамана Донского казачества П.Н. Краснова.
[7] Известия ВЦИК. 5 февраля 1919. № 26.
