Джон Гриффит Чeйни-старший продолжал тайком встречаться с Люsиль, не догадываясь о своём диагнозе и о том, что Лю заказала мне его убийство. Он жил взаймы, как герои Ремарка, расплачиваясь новыми стихами за старые грехи. Вот этот стих мне больше всего нравится:
На каждом новом свидании любовники меняли отель, чтобы персонал их не запомнил. Они выбирали гейские места, куда итальяшки уж точно не сунутся. Маркет-стрит была самой оживлённой улицей, здесь сладенькие парочки легко терялись из виду наёмных детективов и прочих обожателей чужой личной жизни.
Итак, взрослые игры начинались с долгой прелюдии в душевой кабинке. Люсиль нравилось сквернословить на разных языках во время секса, Джон удивлялся её богатому лексикону и с ухмылкой вспоминал недалёкие китайские аналоги. Под одеждой моя героиня скрывала тело амазонки, которой, к счастью, забыли отрезать правую грудь для удобной стрельбы из лука. Ну и hрен с ним, с луком! Зато её соски торчали, как наконечники смертоносных стрел, но, вопреки своей остроте, вместо ожидаемой боли они дарили неземную радость.
Любопытно, что немцы усердно занимались селекцией, генетикой и прочей ерундой, а цыгане даже слов таких не знали. Но красивые женщины рождались у цыган, в нашем случае с активным участием итальянцев. Когда Люsиль скакала на Джоне в позе наездницы, под её перламутровой кожей выступали симметричные породистые рёбра. Они сводили с ума не только Джона, но и меня. Джон, дружище! Не ревнуй! Я тоже полюбил Твою Люsиль! Как жаль, что она замужем за старым итальянским бандитом по имени Чеzаре-Счастливчик! Люсиль больше не прикрывала от меня своё роскошное тело, её забавляли развлечения по моим правилам. Я пытаюсь верить, что был нужен ей не только для убийства Гриffи-жиголо. Мне тоже хотелось Любви! Я восхищался её осанкой и походкой, я вытирал её слёзы и охранял её сон. Я катался с ней на красненькой Honda S600, вытягивая руки навстречу ветру! Однажды Люsиль резко затормозила, и я от инерции испачкал лобовое стекло горячей кровью из большого, армянского носа. Тогда ещё не на все машины устанавливали ремни безопасности. Мы напихали вату в мой нос и поехали дольше. Люsиль постоянно косилась на меня и хихикала. Я никогда в жизни так не радовался своему поломанному носу.
А ещё я прогонял морщинки с её лица и прятал круги под её глазами. Пускай это звучит как ересь безумца: я боготворил Лю, потомственную цыганскую Шуvани! Я мечтал курить с ней одну сигарету “Salem” на двоих, пить крепкий армянский кофе из одной кружки после безумного секса. Я мечтал с ней облизывать одно мороженое Baskin Robbins, ванильное с орешками, пачкать носы оттаявшими сливками и кривляться. Я мечтал намазать её липовым мёдом, облизывать и трепать за волосы. Я мечтал щекотать кубиками льда её соски и позвоночник, шлёпать по попе и называть грязными словами. Но нельзя, ибо любой редактор — раб цензуры... Я жаждал владеть ею в позе бамбука, чтобы она отшучивалась фразами типа: «Ай! Мои гланды!..» А Люси бы нарекала меня «соской» и «мясом», хлестала по щекам и царапала грудь, как дикая кенийская кошка. Ведь её законный муж Чезаре не знал таких игр даже в молодости...
- Че тебя подозревает! Будь осторожен, придурок! - предупредил Луиджи-Дантист, пихнув плечом Гриffи после смены.
- Лу, ты о чём? - Джон попытался выразить непонимание на своём дрогнувшем лице.
- Джимbо, не держи меня за идиота! Ты знаешь, почему меня люди назвали дантистом? - рассердился громила.
- Почему? - серьёзно заинтересовался Джон.
- Я могу любому сломать челюсть, а потом принести ему в больничку арахис, - более снисходительным тоном пошутил великан.
- Ааа, теперь мне всё понятно! А почему ты мне помогаешь?
- Ты мой единственный друг! Остановись, пока не поздно! Она того не стоит! Найдёшь себе с десяток штучек получше и моложе.
- Дружище, я её люблю, - честно признался растроганный заботой товарища Джон.
- Вот dерьмо! - выпалил Лу и отмахнулся от чёрных мыслей, как от наваждения.
Че собрал своих самых жестоких головорезов на тайный семейный совет: Дубину-Пьеtро, Тони-Ловкача, Додо, Винни-Баbаха и Dино-Католика... Остальных я не знал. Они отмывали грязные деньги в легальном госtинично-ресторанном бизнесе Сан-Франциско. Лю и Джи об этом не подумали, когда остановились ночевать в их гостинице Аида-Плаза на злополучной Маркет-стрит. Итак, решалась судьба Джона.
- Бабу трогать не будем, я с ней потом разберусь, ещё не решил, как, - сразу заявил Чезаре. Джона я порежу сам! Голосуем...
По старым традициям Коза Ноsтры голосование было тайным: Джона приговорили к смерти все, кроме Чезаре. Он, как Понтий Пилат, пытался раз и навсегда умыть руки. Че устал от крови и хотел перед смертью покаяться. Он понимал, что дни его славы и власти сочтены, а красивых женщин интересует только его финансовая поддержка. Но так хотелось пошиковать напоследок!
Джона специально задержали в пятницу вечером на работе, когда у Дантиста был выходной: единственный друг никак не мог ему помочь. Джек почуял беду и бежал навстречу отцу со всех ног. Иосиф отстал на несколько кварталов.
- Ты знаешь, Джон, из-за Тебя я стал посмешищем, - прохрипел сквозь дым сигарет Чезаре-Счастливчик, перехватив Джона на безлюдной парковке.
- Давай обсудим это, как мужчины, - спокойно сказал Джон.
- В твоём голосе не слышно страха: ты меня не разочаровал! - искренне похвалил Че своего маркёра. - Предлагаю сицилийскую дуэль на ножах.
- Меня это устроит, - согласился Джон.
Грифу дали нож и платок. Итальянцы образовали дуэльный круг.
Суровая мужская игра началась. Если честно, то у Джона не было никаких шансов на выживание, Че был потомственным сицилийским мясником по матери и амбидексtром, Впервые в жизни Джона муж мстил сам за свои рога. Впервые это был честный и благородный поединок, а не трое-четверо на одного. Впервые Джон не искал смерти и отчаянно цеплялся за своё существование, в котором совсем недавно появился смысл по имени Джек... Я очень хотел вмешаться, но не мог! Честь мужчины дороже всего! Суровый Век — суровые сердца! Че веселился с Джоном, как кот с мышью: ловко ставил блоки, уворачивался от ударов, танцевал сарабанду, курил сигарету, плевал себе под ноги, пугал ложными замахами, легко менял ярус поражения слепыми перехватами. Пару раз даже Джон потерял нож, а Че разрешил его поднять, отойдя в сторону. Чeйни-старший спотыкался от подсечек и падал. Амаtо-последний жестом просил друзей снова поставить Джона на ноги. Че читал намерения Джона, как открытую книгу. Руки и корпус Джона покрылись тонкими порезами, кровь текла неторопливо, рубашка намокла от холодного пота. Че бравировал перед бандой своей удалью, все убийцы искренне восхищались его непревзойдённым талантом. А выпады Джона не нанесли Че никакого вреда. Тело и разум Грифа отчаянно проваливались в пустоту, с каждым разом всё глубже и глубже...
- Отец, я с тобой! - завопил Джек и бросился колотить итальяшек тоненькими ручонками.
Блудный отец инстинктивно повернулся на крик храброго сына, но Че великодушно отошёл к окружности.
- Дайте парням поговорить! - сказал он бандитам.
- Сынок, всё хорошо! Мы просто играем! - пытался соврать Джон Гриффит Чeйни-старший, крепко прижимая сына к себе и пачкая его тельце самой горячей ирландской кровью.
Джек дал отцу звонкую пощёчину и громко заплакал. Дубина-Пьеtро обнял мальчика и отнёс его подальше от круга. На глаза силача предательски навернулись слёзы: у него рос такой же мальчуган, Джованни...
- Чезаре, пора закончить этот цирк! - крикнул Джон.
- Как скажешь, приятель! А за мальца не беспокойся: он вырастет настоящим мужчиной! - ответил Чезаре, который всю жизнь притворялся садистом, чтобы завоевать уважение, но кровь так и не полюбил.
- Джек, прости меня! - Джон еле дышал от усталости.
Че бросил сигаретный окурок в глаза Джону, чтобы отвлечь его внимание и сделать точный удар. Сократив дистанцию подшаgом, Че перехватил нож Джона и вонзил свой в область сердца перекрёстным приёмом обеих рук. Че провернул рукоять, чтобы избавить врага от лишней боли. Че никогда не был садистом...
Грешная душа Джона отправилась в долгий путь, чтобы найти Флору Веllман, броситься ей в ноги, плакать и молить о прощении. Он запомнил её блаженное лицо на фотографиях Джека. Там Флора смотрела на своего новорождённого сына и умилялась в болезненной улыбке Джоконды...
- Finita la comedia, - пошло захихикал Винни.
- Впервые в истории Цезарь убил Брута, - блеснул своей начитанностью Додо.
- Да пошли вы все!!! - огрызнулся Чезаре на своих бывших друзей.
Dино-Католик беззвучно шептал бабушкины молитвы. Пьеtро передал обессилевшего от слёз мальчика Иосифу, виновато развёл огромными руками и поплёлся, опустив голову, к своему Ferrari Berlinetta Boxer, вытирая слёзы рукавами пальто.
Я задыхался от чувства вины, жадно пытаясь ловить влажный воздух ночного города, но он от меня ускользал. Это были Танталовы муки. Моя совесть первой поняла, что нас подло надули...
Утром наши опасения оправдались. Я навёл справки в больнице: никакого цирроза печени у Джона в ближайшие сто лет не намечалось... Вот SУКА!!! Чезаре, друг мой, что мы наделали?