/Избранные станицы романа/
Старый повар — лысый дед, негодует от того, что котлеты на обед не совсем удались и требует от нас невозможного.
— Вы, слоны, должны не просто бегать и шуршать по столовке! Вы летать должны, как Миги, щеглы, ленивцы!
— Не думай о секундах свысока! — заржал я, вдруг случайно вспомнив слова из песни и фильм про Штирлица.
— Что?
— Ты кто нам, командир, что ли? Летать перед тобой? Клали мы на твои котлеты и на тебя, — огрызнулся я.
Мои товарищи поддержали меня дружным ржанием. Смех — это единственное, что могло нас сейчас завести. Повар не понял юмора и принялся размахивать огромным черпаком для разливки компота. Оловянный черпак на полутораметровой дубовой палке свистел над нашими головами, подобно булаве Ильи Муромца. Повар был раза в два тяжелее, чем мы, вчетвером вместе взятые. Я представляю, что было бы с нашими головами попади он сдуру в цель. Остальной наряд, состоящий из черпаков нашей второй роты, дружно катался со смеху. На пятом круге его черпак, словно винт вертолета, поднял повара и тот полетел вниз со ступенек котла с компотом. Хорошо, что не в сам котел. Повар повалился на спину, упал на керамический пол и завизжал поросенком. Визжал он не от боли, так как жир не имеет нервов. Он визжал от ярости и злобы. Злобы к самому себе, что за год беспробудного хаванья и поглощения армейской парашки, он превратился из бравого гвардейского солдата в откормленного свина. Замасленный поварской фартук на нем лопнул, обнажив розовое пузо, подернутое редкими волосиками от пупка и до пухлых красноватых сосков на грудях. На плече деда гордо развивался огромный и новый выколотый купол с гордой надписью: «Афганистан. Спецназ — ВДВ, 83–85, Кабул».
С трудом сгруппировавшись и перевалившись на пузо, повар поднялся, схватил свой черпак и бросился за нами. Мои друзья припустили в разные стороны столовки, рассыпались по углам. Я почему-то остался на месте. Мне было лень убегать от повара, мне стало страшно интересно, что тот будет делать. Сколько можно уже бегать и прятаться, лучше снова подраться. Может, я уже и не могу без драки?
— А ты что встал? Ага, не успел! Ну, держись, недоносок! Шпала! — заорал разъяренный повар и замахнулся своей булавой, но я стоял как вкопанный. — Бегом улетел, тащи мне бачок с фаршем! Один пахать будешь! Продыху не дам…
— Отвали! У меня гора посуды еще не помыта! Отвянь, сам котлеты меси! Попроси черпаков, мы что — вчетвером обязаны пахать за всех? — крикнул я на повара.
— Все, щегол, молись! — повар размахнулся и смачно ударил по моей заднице черпаком.
Я успел только резко напрячь ягодицы. Солдаты зажмурились, я не успел. Оловянный черпак разлетелся вдребезги! В руках повара остался расколотый черенок.
— А-а? Молодой, ты жив хоть? — испуганно спросил повар.
— Жив, а что мне будет!? У меня жопа каменная из ВДВ! Расслабься, брат, — я поковылял к своей мойке, к горе грязной посуды.
Все же, нога немного ныла. Повар открыл рот и затих, но вдруг снова заорал.
— А-а! Последний черпак сломали! Набрали слонов с гранитными задницами! Что мне теперь делать? Чем компот разливать? — запричитал повар.
— Иди рожать новый ковшик! — засмеялись наши черпаки-фазаны и разошлись доделывать свои обязанности по кухне.
Повар заплакал и пошел за чистым бачком — компот вычерпывать…
Праздничные котлеты в этот день ему удались, и солнце медленно закатилось за каменные горы. День — капля, в бездонном океане наших чаяний и надежд. Еще один день без боев и потерь, мой день в Афгане.
Откуда нам знать, простым солдатам, сколько в этот день рот и батальонов приняли неравный бой с душманами. Сколько боевых машин и вертолетов закончили свой короткий век. Сколько окруженных, безнадежно израненных солдат, сержантов, лейтенантов, обливаясь горючими слезами и собственной кровью, крича одно слово: Мамочка!, рвут в эту секунду кольцо лимонки на своем животе, только с одной целью — спастись на том свете от безжалостного кинжала. Ведь муки будут в тысячу крат страшнее, чем этот спасительный разрыв. Если ты струсишь и поднимешь руки вверх. Пра-рах! Все! Рай, нестись ангелом к родному дому и умолять еще живых родителей пережить это страшное и катастрофическое событие, случившееся ни с кем-нибудь, а с их единственным сыночком. По сути — это и есть непреодолимая катастрофа, воплощение ужаса, вселенская катастрофа для них, но уже не для тебя. Тебя уже нет, прыжок в новую матрицу состоялся...
Ночью, в родном кубрике, под одеялом, я размышлял, смогу ли рвануть себя гранатой в случае окружения, ведь душманы в плен десантуру не берут. Приказ Хекматьяра, кто этот Хекматьяр? Кончают нашего брата на месте. Отрезают голову кривым ножом или саблей, снимают кожу с живого. Так они соревнуются в своей жестокости. Так проявляют они свою доблесть. Во всяком случае, так нам говорят командиры. Пощады не будет. Еще не знаю, но уже склоняюсь к мысли, что смогу взорвать себя. В пятнадцать лет я просто плакал от подобной мысли, в семнадцать меня тошнило от слова «Афган», два месяца назад был уверен, что едва ли смогу разорвать на себе «эфку», сейчас же почти уверен, что смогу. Нет, просто так, в воздух я не стану, лучше отпустить чеку, когда «духи» подойдут вплотную, и я увижу их сумасшедшие рожи. В этот момент можно вытащить руку с зажатой «лимонкой» и предложить им в качестве бакшиша. Главное при этом улыбаться. Лишь бы не выбили ее из руки! О, идея!
Чтобы наверняка разорвало в клочья, надо взять в каждую руку по «лимонке», разжать пальцы одновременно и бах! Сейчас попытаюсь представить эту ситуацию, есть, получилось. Буду всегда брать на боевой выход, не четыре, пять «лимонок». Сейчас нужно просто спать. Дай мне время жизнь, еще время, чтобы стать мужественней, закалиться и окаменеть окончательно, хотя бы три пять месяцев, чтобы познать опыт и стать неуязвимым для страха…
Роман >>> "Рядовой для Афганистана"
Вам может быть интересно:
Благодарю за 👍 ! Подписывайтесь на канал Елизарэ-Фильм Делитесь в Соц.Сетях! Комментируйте, буду рад ответить на ваши вопросы.