* * *
Бодрящим осенней свежестью утром, я, как и обещал Грише, появился на Ушакова. Как красно солнышко: привыкайте — зима на носу, и этой зиме меня уже здесь не застать!
Сердечно поручкались мы с Гришей, сунул безмолвно чуть позже на крепкое рукопожатие руку Михаил Александрович — телохранитель хозяина, бывший в этот момент в очередной с Гришей вражде. С удовольствием пожал, по ходу, я руку и Василию Васильевичу — командиру «железячников».
— Ну, ты когда к нам?
— Да сейчас, Васильевич, документы все морские сделаю, и подтянусь.
— Давай, ждём!
Года два уже, как напрашивался я к «железячникам», делавшим на этом особняке всю декоративную ковку, сварщиком: «Перед морем постажироваться!» — «Так ещё и денег заработаешь!» — солидно заверял Василий Васильевич.
Сварщик, как дополнительная, к матросу, специальность на судне, конечно, котировалась.
Нынче я заходил во двор уже вольным художником. И от осознания этого, от вольного солнечного осени дня, и от событий вчерашнего вечера просто несло! Безудержно — смотри только, изнутри не разорвись!
— Все про тебя спрашивают: «Как Алексей?» — походя говорил, имея в виду домашних Ушакова, Гриша, — переживают за тебя… Вот смотри, Лёха, надо вокруг звонка камешки аккуратно снять, и, когда Василь Василич медяшку свою поставит, снова обложить.
Невелик был труд, но здесь ни на что соглашаться быстро не следовало.
— Это уже в который раз, Григорий Викторович, звонок этот дербанить будем? В четвёртый?
— Ну… — Разведя руками, Гриша кивнул на дом и понизил лишь чуть голос: — Ты его знаешь: «Хочу!» — и всё! Но, с другой стороны, это ты такой столб сделал, что приходится теперь всю пластмассу декоративной медной ковкой закрывать: другое уже
и не смотрится.
Это точно! Хозяин всегда в сердцах выговаривал своему дизайн-прорабу: «Альвидас, мне не нужна пластмасса!» Под пластмассой, впрочем, подразумевалось всё ненатуральное. Вот за эту-то хозяйскую к натуральному любовь Гаврила — натурально! — здесь три с лишним года и трубил.
По звонку-то дело было плёвым. Сбить аккуратно камешек вокруг него, сложить где-нибудь сбоку в строгой последовательности, а когда Васильевич приладит на звонок медный кожух с незатейливыми витушками, залепить обратно. Большой, с левого от звонка края камень треснет, ясно, на сей, третий раз, но: «хочу — так хочу». Жалко, конечно, — скурпулёзно всё замерялось так, чтоб камешки обнимали коробочку, как родную. Но не впервой уж клочок этот многострадальный «бомбить»: кабелёчек тоненький, пущенный «слаботочниками» к звонку без толковой защиты, не единожды перебивали. А Гаврила скотиной бессловесной каждый раз восстанавливал. Впрочем, на этом доме с одного раза мало что делалось…
— Сколько это будет стоить? — Вопрос был, опять же, для проформы: чтоб «лохом» не быть. Хотя теперь уж было явно поздно…
— Сколько скажешь. На пару тысяч, думаю, потянет.
«Сколько скажешь»! Скажи, сколько хозяин нужным посчитает заплатить!
Ладно, тогда я сейчас разберу, пусть они коробку устанавливают, а завтра, нет — послезавтра, залеплю. Так же вот — утречком раненько.
— Да ты можешь и вечером.
— По вечерам теперь — дивись, Григорий Викторович! — я на танцы хожу!
— На танцы? — по-доброму, искренне рассмеялся Гриша.
— Да-а! А ты как хотел — жизнь началась! Жена отправила: подруге её — в школе они вместе работают — партнёр был нужен. Да я-то её знаю тоже двенадцать лет. Мужик её, кстати, мичманом служит — пили с ним несколько раз.
Отставной военный, сунув руки в карманы куртки, покачался с пятки на мысок и, глядя в сторону, завёл:
— Послушай, Лёх, а ты не допускаешь такого варианта… Эта подруга говорит твоей жене: «Задолбал уж этот пьяница — солдафон!» А твоя: «Да мой тоже — вроде и нормальный, а денег с ним ни фига нет». — «Да? А меня бы он устроил!» — И Гриша
обернулся ко мне.
— Значит, Григорий Викторович, вы хотите, чтобы я танцы бросил? — Его участие вызывало уважение. Так что уж пришлось задать этот вопрос — опять для проформы («Фиг дождётесь!»).
— Я хочу, — Гриша впервые за всё время вдруг положил мне руку на плечо, — чтобы у тебя в семье всё было хорошо. Так что завязывай с какими-то там жены подругами!..
Вы очень вовремя вспомнили о моей семье, Григорий Викторович!
Хотя спрос с Вас здесь был невелик…
В считанные минуты управившись с работой («ломать — не строить!»), я ушёл по-английски. Не попрощавшись (Гриша спустился в подвал, где ещё шла работа), не обернувшись ни на вертящийся флюгер, ни на дивный дом. Хозяин которого сказал
незадолго до окончания: «Мы никогда не забудем, что ты для нас сделал. И если тебе вдруг понадобится работа…»
Я невольно прибавил шаг.
* * *
На этом особняке крутились только двое — я и флюгер.
Однажды флюгер сняли — перекосился и заклинил: не выдержал, железный!
— А кто хозяин-то? — в первый же день первым делом поинтересовался я у отделочника Славы, помогавшего, вместе со своим напарником Олегом, разгружать мне камень с бортовой машины.
— Олигарх, — пожал плечами Слава, — местный.
Почему-то Слава расположил к себе безоговорочно и сразу. Чего никак нельзя было сказать о напарнике его — Олежке. Долговязом и худом. С колючим взглядом мутных глаз.
— Кто-то плевался — загружал, мы плюёмся — разгружаем: жизнь один большой затяжной плевок!
Глубокая мысль!
— Слушай, — в сторонке поинтересовался я у Славы, — а друг твой, случаем, в местах, э-э, не столь отдалённых не пребывал?
Слава невнятно пожал плечами:
— Ну, о таких вещах, наверное, надо у него самого спрашивать.
И, должно быть из желания поскорее перевести беседу в другое, более весёлое русло, поведал залихватскую историю про здешнего краснодеревщика — красавчика! — Иннокентия, взявшего у хозяина аванс на материалы и предоплату за работу, да внезапно и пропавшего — как в воду, парниша, канул. И мобильник отключил. Объявился лишь через пару недель, в результате оперативно-розыскных — частного сыска — мероприятий, телефонным звонком Михаилу Александровичу — начальнику
охраны: «Миша! А чего это за пацаны тут?.. Миша, ты им скажи, что всё будет нормально!» — «Ну, родной, мы тебе звонили, звонили: номер не отвечает, работа стоит. Так что я теперь уж ничего им сказать не могу! Ты сам там как-нибудь разруливай, сам договаривайся теперь!»
Появился Кеша через пару дней, с синяками под обоими глазами, и на работу очень жадный.
Красавец!
Впрочем, являлся, по роду деятельности, Иннокентий на доме нечасто — наездами. Из постоянных работников, кроме Славы и Олега, были неразлучные Лёша-с-Витей (или Витя-с-Лёшей). Все они работали под началом Альвидаса, который был здесь и дизайнером, и прорабом, и генподрядчиком, и — самое главное — редкостным, ко всему, прощелыгой.
Костя, единодушно за глаза прозванный «мент», появился чуть позже. Альвидасу на горе…
* * *
А наше барбекю поднималось уже очагом, где скоро должен был вспыхнуть огонь («Вот уже, Светлана, вот!..»). Жёлтым огнеупорным кирпичом оно выходило на задуманную мной арку «а ля Гауди Антонио» — чистый эксклюзив. Которую подглядел в книге фотографий работ великого мастера и из-за которой, главным образом, это дорогущее для семейного нашего бюджета издание и приобрёл. С ведома, ясно, Татьяны: «Конечно, покупай — ты что?!» И уже тогда вознамерился я твёрдо формы арочные эти на каком-то барбекю-мангале повторить. Тем более, жёлтый огнеупорный кирпич здорово походил на тот, с картинки, песчаник.
Жертву вот только никак не мог найти.
Саша между тем подгонял — всё: в море он не сегодня — завтра уходил. Но Светлана
Зоркая, увидав уже, что получается, нынче встала на мою сторону:
— Не торопи любовь — ещё наплачешься!
Воистину!
* * *
— Сегодня Нахимов навстречу идёт: глаза — как локаторы. «Господи, Люба! Нахимов опять что-то?» — «Нет — Алексей!.. Он за меня за месяц занятий заплатил». — «Но это нормально — он же кавалер». — Я чего-то тобой, прямо, так загордилась! «Но ведь тысяча рублей — я бы Нахимову, если бы он ещё и за особу — ничего себе! — заплатил, глаза выцарапала! Давай, я тебе отдам?» — «С дуба, что ли, рухнула?» — Сообщив всё это, Татьяна серьёзно и раздумчиво кивнула в сторону Семёна. — Ты вот его, главное, этому научи!
* * *
— Так, сегодня — четверг, сегодня — стандарт, — прохаживаясь после разминки, потирал руки Артём, — возвращаемся к медленному вальсу. Вспомним то, что изучили на первом занятии — маленький квадрат, потом изучим квадрат с поворотом, соединим, и пройдём в парах.
Всего-то! Секундное малодушие ретироваться задом было подавлено почти моментально — я теперь другой! И яркий свет ламп брызгами шампанского уже покалывал всю мою сущность — вальс, как-никак!
— Ну, давайте уже начнём. С маленького квадрата начинаем, стопы в шестой позиции…
Любаша была рядом — по правую руку в заднем, опять, ряду.
— Раз-два-три!.. Раз-два-три! Стопы шлифуют паркет!
Сегодня она была в лазоревой, очень шедшей ей кофточке, подвёрнутых снизу джинсах и простеньких своих туфлях на низком каблуке. И волосы забраны в хвост…
— Раз-два-три!.. Приседаем, и выпрямляемся!.. Спуск — подъём!.. Чувствуете волны?
Я старательно тянулся в первом шаге с правой ноги, как положено — каблуком вперёд (вернее, пяткой летних польских плетёнок на сплошной, низкой подошве), чуть покачиваясь иной раз от налетающей сбоку шальной волны, но без критического
нынче крена. Чисто даже порой получалось!
— Хорошо! — хлопнул в ладоши Артём. — Теперь повороты. Тот же счёт, и те же три шага. Только первый шаг — правой! — мы идём, поворачиваясь при этом на девяносто градусов… Вот так. Раз! Левой шагаем, как в малом квадрате — два, и правую ногу приставляем точно так же — три!.. Теперь назад: левая нога, шагая назад, совершает поворот в движении на девяносто градусов, правой — в сторону, левую — приставляем… Таким образом, мы должны повернуться и посмотреть на все четыре стороны
этого зала… Что?.. Да, вы правы — идите на все четыре стороны!
Удивительно, но у меня получилось всё сразу и без затей.
Гриша, впрочем, всегда был высокого мнения о моих способностях в прыжках в сторону: «Я знаю все твои прыжки и ужимки!» Впрочем, и подставки получались неплохо…
— Неплохо! Давайте теперь встанем в пары… Стойка медленного вальса: рука партнёра вытянута вперёд, приподнята и чуть согнута в локте, держит ладонь партнёрши. Правая рука лежит на спине, на лопатке партнёрши. Левая рука партнёрши лежит на плече партнёра… Давайте пройдём разочек под счёт, а потом попробуем уже под музыку.
С Любашей получалось отчего-то коряво — я опасался наступить ей на ногу, которая раз за разом оказывалась почему-то на моём пути.
— Ты меня обходишь! — не выдержала она наконец.
Оказавшаяся тут как тут Татьяна разняла нас.
— Первый, поворотный шаг шагайте прямо в партнёршу — между её ногами. В неё!
Ах, в неё? В неё! Вон оно что!
— Она делает шаг назад левой, и точно на это место вы должны поставить правую ногу. Шагаем в партнёра — чтоб бёдра коснулись!
Да так бы сразу и сказали! В партнёршу — в неё! — шагаем! Туда, где только что стояла её ножка, грациозно отступающая сей миг назад!
— Раз- два- три!.. Раз- два-три!.. Раз- два-три!
Мы скользили по волнам вальса, плавно вливаясь друг в друга…
— Раз- два- три!.. Раз- два- три!.. Раз- два- три!
«Чтоб бёдра коснулись». — И они касались. Лёгким шелестом тёплого бриза. Вот оно что — а я-то думал, чего это у всех литературных классиков в зобу спирает: «Она!..обещала!..мне вальс!»
Уже полностью были заполнены сиденья следующей группой, а мы никак не могли остановиться.
— Раз- два- три!.. Раз- два- три!..
Вот это была гармония! Настоящая, истинная, невиданная — первый раз ведь в жизни я вальс танцевал!
Но, дабы не зачерпнуть бортами воды, надо было останавливаться…
— Всё! Всем спасибо, неплохо сегодня поработали. До вторника!
А как теперь, без вальса, было до вторника дожить?!
Отыскивая на вешалке у входа свою куртку и подхватывая сто-ящий под ней пакет с обувью, краем глаза я видел, как Любаша подошла к той самой невысокой фронт-умэнше с серьёзным взглядом серых глаз, о чем-то радостно с ней пошепталась.
— Мы так здорово смотримся! — весело сбегая по ступенькам, радостно сообщила Люба. — Женечка сказала.
Я насилу скрыл счастливую улыбку.
— Слушай, — я на ходу выудил из пакета стопку фотографий, — ты хотела посмотреть: сегодня, вот, с Ушакова плёнку напечатал.
Она взглянула с любопытством.
— Так, может, давай зайдём куда-нибудь, выпьем по чашечке кофе, и там посмотрим?
И можно ли было о лучшем желать?
— Давай! Только у меня на кармане пятьсот рублей — хватит?
— Чашка кофе стоит сто рублей, — забегая вперёд, через плечо улыбнулась Любаша, — за себя я заплачу.
Ну, уж нет! Татьяна рассказывала, как однажды смеялась Люба над одним своим знакомым: «Вот это кавалер! Девки, прикиньте, мне за него в кафе ещё и заплатить пришлось».
* * *
«Круассан — кафе» — стильное, но демократичное, — находилось чуть дальше остановки, с которой уезжала Любаша домой, и через дорогу — чуть наискосок — от нашей студии. Мы выбрали столик для двоих, сев друг против друга.
— Да, — внимательно просмотрев фотографии, заключила Люба, — мастер с во;от такой буквы «М». Но с такой работой у тебя было только два варианта: озолотиться или, — она подняла свои большие глаза, — или попасть в рабство.
— Озолотиться у меня никак не получилось, — поспешил заверить я.
Приглушённый свет делал её взор колдовским. И тихий разговор лился легко и просто. Я давно не разговаривал так искренне ни с кем. На Ушакова это было попросту невозможно — там, как в американском кино: «Каждое слово будет использовано против вас». Со Славой я тоже с недавних пор начал «фильтровать базар», думая, что сказать, а чего не стоит. И даже дома с Татьяной и сыном приходилось, опять же с ушаковской оглядкой, поневоле рассказывать совсем не то, что творилось на самом деле («Денег, сынок, у нас теперь будет видимо-невидимо!»), уж подавно умалчивая о главном. И мне вдруг подумалось, что именно её, Любашу, я хотел бы видеть там — за чертой — на месте булгаковского Мастера. Не Маргаритой — разве смел я заслужить! — а той, что придёт желанной гостьей вечером в дом покоя. Ведь перед Татьяной и Семёном мне — за то, главное! — будет нестерпимо стыдно и на том свете…
— …Так что — ты можешь мне не верить! — Но взгляд его совершенно ясно говорил: «И с этим гадом я пил!.. И эту сволочь я пускал на порог своего дома!»
— Алексей, — глядя мне прямо в глаза, Люба на упёртых в стол локотках чуть подалась вперёд, — за себя я могу отвечать вполне, но Серёжину реакцию я не всегда могу предсказать — извини! Как за него и ручаться.
Понятно: «Но за Хустова я, само собой разумеется, не ручаюсь».
Да это-то само собой, Любовь Васильевна, разумелось! Уж за ваши-то плечики никто прятаться не думал.
— Скажи, а он, — я подбирал слова, — он на тебя руки-то не поднимает?
— Сейчас нет, — храбрясь, чуть шмыгнула носом Люба. — Сейчас я — сильная!
— Но ведь… — Откинувшись на спинку стула, я теребил кофейную ложку. — В любом случае — ты с ним никогда же не сможешь расстаться?
— Не факт. Если он меня хотя бы раз ещё морально унизит!..
В мимолётно выдавшуюся паузу Люба подарила довольно протяжный, но с тем и оценивающий взгляд сидевшему за соседним столиком солидному мужу — скорее пожилому, респектабельному, наголо стриженому. Взгляд этот был намного выразительнее случайно обращённого внимания, и нисколько не смущался сидевшей рядом с крутолобым благочестивой, наших лет, спутницы.
И вправду — не факт!
— Слушай, но ведь Татьяна рассказывала, что Серёга такой хозяйственный.
— Лё-оша, да какое там хозяйство! — воздев руки, склонила голову набок Любаша. — Обои в нашей комнатке поклеить? Ну, не доверяешь ты мне — ну, клей сам!
Да, тот вечер я помнил хорошо. За два дня до наступления кризисного года. Но тогда всё у всех ещё было «в шоколаде».
Впрочем, не повально у всех…
Продолжение следует...
Часть 1 - Часть 2 - Часть 3 - Часть 4 - Часть 5 - Часть 6
___________
© Автор: Андрей Жеребнев
Опубликовано автором на сайте Литра.Онлайн.
Подпишитесь на наш канал , чтобы в вашей ленте ежедневно появлялись новые авторские произведения современных писателей!
_________________________