Творчество Жак-Луи Давида очень хорошо знакомо нашим любителям искусства. И всё-таки, в восприятии этого художника есть один, если можно так сказать, пробел. Многие известные картины Давида рассматриваются как «вещь в себе», вне взаимосвязи с событиями эпохи и с другими картинами художника. В общем-то ничего нового я открывать не собираюсь, да и можно ли открыть что-то новое в таких хорошо известных вещах, как живопись Давида и история Франции конца XVIII– начала XIXвека. Но я всё-таки предлагаю выстроить ряд картин художника в определённой последовательности.
Конец XVIII века. Франция находится в невероятно сложном положении. Страна фактически банкрот. Игравший в Александра Македонского Людовик XIV, купавшийся в роскоши Людовик XV совсем не оставили денег своему потомку Людовику XVI. Все попытки того навести хоть какой-то порядок в бюджете терпели крах. В отсутствие денег в казне сформировался госзаказ на патриотизм и гражданственность. В 1783 молодой художник Давид становится членом Королевской академии живописи и скульптуры, то есть официально признанным мэтром. В 1784 году он отправляется работать в Рим (довольно обычное дело по тем временам) и вскоре появляется картина, вполне созвучная настроениям монарха – каждый должен на своём месте выполнять свой долг перед родиной, находящейся в кольце врагов в сложном положении.
Три брата Горация выбраны для того, чтобы сразиться с угрожающей Риму семьёй Куриациев. Правда при этом их сестра является невестой одного из братьев, принадлежащих к враждебному клану, а жена одного из Горациев, в свою очередь, сестра одного из Куриациев (надеюсь, вы не запутались?). Эти две дамы справа, в полуобморочном состоянии у стенки. Честно говоря, при таких тесных семейных связях не очень понятно откуда исходит угроза Риму? Скорее всего, какие-то обычные межклановые разборки, которые сознание, пропущенное через псевдопатриотический фильтр, воспринимает как «угрозу отечеству».
Говорят, что эта картина произвела своеобразную революцию в живописи конца XVIII века и ознаменовала окончательный поворот от рококо к очередному (как минимум, второму) изданию классицизма. Я не буду спорить, хотя, если честно, такая тенденция наметилась задолго до Давида. И вообще, я сегодня говорю не о несомненных живописных достоинствах этого и других полотен великого француза, а только об «идейном содержании». И тут посыл картины вполне очевиден и элементарно прочитывается – в тяжёлые годы отечество (в данном случае Рим, но подразумеваем Францию) юбер алес (обратите внимание на жест тройки нападения) и всякие прочие интересы, в том числе и родственные связи, должны быть решительно отброшены к стенке, несмотря ни на какие эмоции.
Говорят что Давид, уже работая над «Горациями», был республиканцем. Я точно не знаю, но картина получилась именно такой, как было нужно королю – «все вкалываем на благо страны». В салоне она была вывешена над портретом Марии-Антуанетты и заслужила «высочайшую милость». В Лувре она до сих пор числится как часть коллекции Людовика XVI. Такое вот удивительное единодушие монарха и человека республиканских взглядов.
Подключение всех талантов королевства к воспеванию необходимости народного единства и сплочённости помогало плохо. Дела Людовика шли всё хуже и хуже. Давид поднимает эмоциональную планку противостояния «личное-государственное» на небывалую высоту.
Не зная сюжета, сложно оценить весь драматизм картины. Во-первых, Брут — это вовсе не тот Брут, который «и ты». События происходили в VI веке до н.э. В 509 г. до н.э. римляне вышвырнули из города последнего царька – Тарквиния, того самого, который нехорошо засветился в истории с Лукрецией (вы наверное помните десятки картин с женщиной с голой грудью и кинжалом, это она) и установили республику. Первым консулом был избран Луций Юний Брут. Однако, вскоре составился заговор с целью вернуть прежние времена «богоустановленной» монархии. Увы, но в числе заговорщиков оказались и два сына Брута – Тит Юний Брут и Тиберий Юний Брут. После того, как заговор раскрылся, Брут – старший лично голосовал за смертную казнь сыновей (а что поделаешь, государственное выше личного). Говорят, что он даже стоически созерцал довольно немилосердный процесс приведения приговора в исполнение. Впрочем, некоторые историки указывают, что на его лице всё-таки иногда были заметны следы каких-то эмоций. Давид изобразил тот момент, когда ликторы (штатные экзекуторы римской республики) выдают тела государственных преступников для погребения. Сам Луций Юний Брут в левом углу, в стоической (?) позе, слегка затемнён. Прочувствовали посыл? Ситуация дошла до точки. Нельзя жалеть ничего и никого. Если я ничего не путаю, картина была закончена Давидом до 14 июля. Я не знаю, как отнёсся к картине Людовик XVI, вскоре ему будет совсем не до живописи. Интересно только то, что «идейное содержание» «Ликторов» легко вписывалось как в отчаянные усилия по спасению монархии, так и в суровые годы новой эпохи, которая началась быстрее, чем высохли краски на полотне. Картина во многом оказалась пророческой.
Две предыдущие картины хотя и могли пригодиться в «новой жизни», но всё-таки были выполнены в традиционной эстетике. А «ветер перемен» уже дул вовсю. Давид изобразил его физически, осязаемо
Созыв Генеральных штатов был последней попыткой Людовика удержать ситуацию под контролем. Но провести нужную «резолюцию» через парламент никак не получалось. Тогда было велено опечатать зал заседаний в Версале, что и было сделано 20 июня 1789 года. Депутаты от третьего сословия собрались в «Зале малых забав» (Зале для игры в мяч, скорее всего, речь идёт о некоем предшественнике тенниса), то есть, фактически, на корте и отказались расходится. Королевского гонца, с опаской заглянувшего в зал, чтобы передать приказ «разойтись» встретили со словами: «А ты кто такой?». На возвышение поднялся Мирабо и произнёс речь, смысл которой сводился к тому, что источником легитимности власти является народ, а вовсе не какое-то «право рождения». И хотя до взятия Бастилии оставалось ещё 24 дня, этот день стал легендой.
Давид изобразит знаковое событие чуть позже, в 1791. Я выбрал не живописную, а графическую версию. Она кажется мне более подходящей и соответствующей духу события.
Давид приветствует Революцию не только как художник, он становится её активным участником. В 1792 году его избирают депутатом Национального Конвента, где Давид примкнул к радикальным революционерам Марату и Робеспьеру, был одним из тех, кто голосовал за смертный приговор своему бывшему заказчику - Людовику XVI (помните «Ликторов»?).
Художник не гнушается и прямой «журналистики».
История создания этого рисунка сама стала легендой.
Естественно, что свои политические воззрения он отстаивает не только участием в борьбе с врагами революции, но и кистью. Революция быстро создаёт своё предание, свои легенды, своих героев и мучеников.
Всемирно известная «Смерть Марата» далеко не единственное произведение в этом новом «иконостасе» кисти Давида. В том же 1793 в бою погибает 13 летний барабанщик республиканской армии Жозеф Бара. Его имя сразу становится легендой и Давид создаёт ещё одну картину (хотя он её как следует не закончил) «Смерть Жозефа Бара». Фактически, это вариации на тему святого Себастьяна. К сожалению, учитывая возраст «пионера-героя», я не могу показать вам репродукцию, опасаясь того, что какой-нибудь долбанутый «блюститель ндравственности» усмотрит там нечто неприличное. От идиотов морализдов лучше держаться подальше, а тот, кому интересно, найдёт репродукцию и сам.
9 термидора (27 июля) 1794 года происходит так называемый «термидорианский переворот». Робеспьер и его ближайшие сподвижники отстранены от власти и казнены. Давид смог избежать смерти, но не тюрьмы.
К концу века Революция выдохлась, нарастает усталость, разочарование. Кажется, (но я точно не ручаюсь) в 1799 Давид впервые меняет тональность своих «программных» произведений.
Как известно, основатели Рима, испытывая недостаток в женской ласке, любили заезжать «на танцы» в ближайшую деревню, к сабинянам и привозить оттуда девушек. В какой-то момент сабинянам надоела эта порочная практика и они решили «набить морду» всей этой наглой римской шайке, но от союза римлян и их дочерей уже народилось немало ребятишек. Так что выяснение отношений между двумя деревнями по принципу «стенка на стенку» было остановлено женской миротворческой бригадой, состоящей из тех, у кого по одну линию фронта были их собственные отцы, а по другую отцы их детей. Но нас тут в первую очередь интересует то, что Давид, кажется, впервые, поставил личный интерес выше общественного блага. А может быть, именно потребность во всеобщем умиротворении и считалась тогда общественным благом?
Интересно, что за год до создания «Сабинянок» в блокноте Давида встречается интересная зарисовка. Узнаёте?
Время в те годы шло очень и очень быстро и уже в 1801 году Давид создаёт новую «икону». И если «Смерть Марата» это явно претензия на новый канон – «мучеников революции», то здесь перед нами новый «победоносец».
Картина написана по «очень горячим следам». 18 брюмера (9 ноября) 1799 года во Франции была установлена власть трёх консулов (на самом деле, конечно, одного). Кстати, эта дата считается официальной датой окончания Революции. Через полгода, в апреле 1800, началась Вторая итальянская компания, а в мае 1800 Бонапарт со своей армией перевалил через Швейцарские Альпы и оказался в Италии, там, где его совершенно не ждали. Так что, между событием и его запечатлением на полотне прошло совсем мало времени. Это фактически «репортажная съёмка». Обратите внимание на камни в левом нижнем углу. Граффити «Здесь был Бонапарт» нацарапано выше предшественников – Ганнибала и Карла Великого.
Карьеры Давида и его нового кумира достигают высших точек. Точнее – это одна точка – пересечения.
Главный художник Революции теперь первый живописец Империи.
Император «благословляет» знамёна и знаки своих легионов. Давида, как и его заказчика, снова тянет к Древнему Риму.
Император готовится к русской кампании.
1814. Империя уже рушится. Давид опять находит подходящий сюжет.
Впрочем, Леонид был начат раньше и закончен в октябре 1814, в коротком промежутке между взятием Парижа русскими войсками и Ста днями. Интересно, что и «Леонида» и «Сабинянок» 1799 года покупает новый король Людовик XVIII. Такая вот странная смесь искусства и политики.
После Ста дней Давид то бежит из Франции, то пытается вернуться, но в 1816 его, как голосовавшего за смертную казнь Людовика XVI, выдворяют из страны и последние годы своей жизни он проводит неподалёку, в Брюсселе, вовсе не «всеми забытый», так как во Франции о бывшем первом художнике страны, живущем по соседству, хорошо помнят.
Несмотря на изгнание, я бы отнёс ещё одну работу Давида к «идейным». Уж больно откровенно выглядит очередное «послание» великого француза.
Неужели вечный певец мужественности под конец жизни стал хиппи? Make love, not war в стиле классицизм.
Интересно, что Давид скончался через три дня (29 декабря 1825) после того, как в далёкой России случилось восстание декабристов (14 декабря 1825 по юлианскому календарю соответствует 26 декабря 1825 по григорианскому), которые, как известно «разбудили Герцена». Но новости об этом вряд ли успели так быстро дойти до Брюсселя.
А вы говорите, Сергей Михалков несколько раз переписывал гимн. В истории были куда более захватывающие сюжеты. Впрочем, если кто-то думает, что эта статья написана для того, чтобы опорочить Жак-Луи Давида, представив его этаким «политическим флюгером», тот глубоко заблуждается. Лично у меня после выстраивания ряда картин и фактов в хронологическую цепочку не убавилось почтения к великому художнику. Просто было то, что было.
