Сбылась голубая мечта нашего главного. Иранцы согласились встретиться с нашей группой. Признаться, мне эта встреча была ни к чему. Но моё мнение по этому поводу главный и не спрашивал. Пошли общаться с местными пилотами. Хотя, по тому, как хозяева нас опекали, было ясно, что рядовых лётчиков там не будет. Так и было. Присутствовали лица полкового звена и несколько военных неизвестного мне рода войск. Обменялись презентами. Нам вручили иранские монеты в сувенирной упаковке. Этот набор у меня не сохранился. Я передал его на временную экспозицию в станичный краеведческий музей, там монеты и канули в лету.
Дальше беседа пошла в несколько неожиданном направлении. Иранцы переучивались во Фрунзе на МиГ-29. Был там в советское время центр по подготовке лётного состава стран соцлагеря и сочувствующих. Потому общение велось на русском языке, который иранцы неплохо знали. Вот на нашем родном языке и был задан вопрос: - А где теперь ваш пилот, который катапультировался, в Сибири?
Да, у них тоже были свои стереотипы о порядках в нашей стране.
Мы переглянулись и засмеялись. Наш опыт эксплуатации современного истребителя их не интересовал. Да это и понятно. На встрече были пилоты, которые летали больше, чем любой из нас. Они уже получили возможность сравнить лётные характеристики нашего самолёта с американскими, которые они продолжали эксплуатировать. В отличие от нас. И не собирались нас в эти отличия посвящать. Впрочем, для меня это не было неожиданностью.
- Да нет, ни в какой он не в Сибири, - ответил главный.
- Его Сибирью не испугаешь, он сам — сибиряк, - встрял в разговор кто-то из наших парней.
- С лётной работы сняли, но службу продолжает, - пояснил главный. Потом он решил, что слово «сибиряк» надо расшифровать и добавил:
- Он родился и вырос в Сибири. Это его родина.
Иранцы закивали головами с выражением удивления. А я уловил в их глазах некоторое разочарование.
Хозяева снова перехватили инициативу разговора. Начали наперебой удивляться самому факту потери ориентировки в их замечательной местности. Мол, мы летаем вообще без радиолокационного контроля и никто ни разу не блудил. Мол, у нас тут есть вершина горы, которую отовсюду видно, по ней мы и ориентируемся.
Разговор приобретал несколько обидный для нас оборот. Но оправдаться было нечем. Хотя, главный что-то промямлил в оправдание сибиряка. Конечно, дома и стены помогают. И переучивались они в местах, похожих на их горный район. Хотел бы я на них посмотреть, если бы им пришлось пролететь тысячу километров над Уссурийской тайгой, да зимой! Да без радиолокационного сопровождения. Думаю, что спеси у них поубавилось бы.
Наша миссия закончилась. Я потратил свои командировочные пятьдесят долларов на подарки жене и дочке. Себе купил джинсы полевую фуражку иранского военного образца. Всё это приобретал в Базаре базаров. Как это было трудно выбрать нужное из такого изобилия товаров! Теперь-то это ощущение знакомо нашим гражданам.
Мы получили хороший опыт ориентирования над горно-пустынной местностью. Увидели новые места и города в Союзе и в Иране. Избавились от некоторых стереотипов о мусульманском мире. Лучше узнали себя и друг друга. Не обошлось и без потерь. Мы лишились хорошего товарища, однополчанина, который убыл к новому месту наземной службы.
Прощай, командировочная вольница! Пора вернуться к будням лётной работы на аэродроме с видом на Эльбрус.