3 октября 1970 года, спустя 2 месяца после выступления на фестивале Isle of Wight Festival, Кристофферсона ждал ещё один – Big Sur Folk Festival на ярмарке Monterey County Fairgrounds. Не сказать, что аудитория, повидавшая всё от Боба Дилана и Фила Окса до Тима Хардина, не была готова к новому гостю: скрипучий дребезжащий вокал, эллиптические метафоры в текстах были приняты тепло, несмотря на деревенский прикид Криса.
Выступление на Big Sur Folk Festival было записано на плёнку, оцифровано и позже выпущено в качестве одной из частей нового бокс-сета. Особое внимание на записи привлекает версия "Me And Bobby McGee", на которой Кристофферсон звучит менее дерзко по отношению к повествованию, более мягко и непринуждённо.
Точнее некуда Крис описывает тех двух автостопщиков с пустыми карманами и полными оптимизма сердцами. До встречи с дальнобойщиком герои песни заметно измотаны, потрепаны в точности как джинсы ("feeling nearly faded as my jeans"), и, кажется, ничто и никто не изменит этого. Но нет: через мгновение мы видим их в кабине грузовика, где они распевают знакомые песни ("every song that driver knew"), а Бобби хлопает в ладоши, попадая в ритм включенных дворников ("with them windshield wipers slapping time and Bobby clapping hands"). Это нужно было слышать вживую! Иного выхода, как ещё уловить специфику фразы "freedom’s just another word for nothing left to lose", ставшей впоследствии лозунгом всех хитч-хайкеров, нет.
В этом весь Кристофферсон: парадоксально связать образы в своём воображении с нечто ловящим вас, на чём вас зациклит, мог только он. В конце концов, это насколько свобода должна быть никчёмной, чтобы начать бросаться в крайности? Да, конечно, путешествие – это свобода без всяких на то причин, никаких обязательств и долгов. А что, если вы ощущаете себя свободным, когда вы дома – всё, как у той же Бобби, например – или же когда вы в поиске своего призвания... что тогда? Тут тоже нечего терять? А разве рассказчик не жалеет о том, что потерял Бобби? К сожалению, мы никогда не ответим на эти вопросы. Так и Крис будет преследовать эту мысль до самого конца и не доберётся до вечно ускользающей истины:
«Благодаря Крису я научилась открыто и, главное, законно писать о том, что я на самом деле ощущаю», – делится Розанна Кэш. «Куда я бы ни пошла, всё мне всюду кажется более необычным. Эти его висцеральные образы – комнаты, дома, бары, улицы и другие причуды жизни – сочетаются с неожиданными и резкими речевыми оборотами, плюс полученное облачено в красивые мелодии и строгие схемы рифм. Кристофферсон сделал бесконечно трудное легким! Слушая его песни, у вас никогда не возникнет ощущения, что он был скуп на слова или застенчив в плане смысла».
Нравился Кристофферсон публике или нет, он не переставал радоваться тому, чем занимался. Судьба оставила Крису этот отрезок в истории кантри-музыки, и он смаковал каждую её минуту, мало-помалу оправдывая оказанные ему честь и внимание. Первый успех пришёл от "For The Good Times" в исполнении Рэя Прайса: песня стремительно забралась на первую строчку кантри-чартов и позднее была отмечена Академией кантри-музыки в номинации «Песня года»!
Впоследствии внимание к Кристофферсону только усилилось: Джонни Кэш записал "Sunday Mornin' Comin' Down", также покорившую вершины музыкальных чартов. В 1970 году хит становится «Песней года» (уже по версии CMA), а Крис впервые выходит на сцену Grand Ole Opry лично получать награду за свой авторский труд.
Так начался большой путь Криса Кристофферсона в шоу-бизнес, а все перечисленные композиции и многие другие, выпущенными известными музыкантами годом позже – "Help Me Make It Through The Night" (Сэмми Смит), "Me And Bobby McGee" (Дженис Джоплин), "The Taker" (Уэйлон Дженнингс) и т.д. – прочно утвердили его имя в истории кантри-музыки. Казалось, такое пристальное внимание к новой звезде появилось из ниоткуда. На самом деле, так кантри-музыка, наконец, пережила своё второе рождение, ведь интерес к ней не всегда был стабильным. Спад начал наблюдаться еще в 1965 году, в год переезда Криса в Нэшвилл:
«В дни моей юности кантри вообще не было популярно», – рассказывает Крис журналу Amercian Songwriter в 2013 году. «Я тогда жил и учился в Калифорнии,и все мои одноклассники в один голос называли эту музыку полным отстоем. Но тут на горизонте показались Боб Дилан и Джонни Кэш и изменили все прижившиеся стандарты. Так весь молодняк, «улетавший» по рок-н-роллу, тут же смекнул, что в «Столице кантри-музыки» происходит что-то поистине крутое, и надо рвать туда».
Крис был одним из первых, кто опомнился, и, следуя зову сердца, своим появлением в Нэшвилле завершил перерождение кантри, впитав в себя все, чем жило новое поколение авторов, и сумев провести это ещё дальше, вперёд через многие-многие поколения. Да, от него отвернулась жена, как отвернулась и родная мать (все объяснения она дала в письме, которое написала сыну сразу после его отъезда). Всё равно выбор был сделан бесповоротно:
«Я всегда знал, что мне на роду написано стать писателем… хоть каким-то», – откровенничает Кристофферсон в интервью The Guardian в 2010-ом. «Первые песни начали появляться еще во время моей учебы в Оксфорде… правда, я тогда не понимал, насколько они убоги. Такие эксперименты продолжались вплоть до моей женитьбы и, соответственно, развода тоже, а также службы в армии. Слава Богу, у меня хватило смелости уйти в отставку».
Обретя свой новый дом в Нэшвилле, Кристофферсон стал вхож в большой круг андерграундных авторов, а с ними и некоторых звёзд, успевших заработать себе некоторое уважение на сцене легендарного клуба Tootsie’s Orchid Lounge:
«Если вкратце описывать те времена, все пытались переплюнуть друг друга», – делится он воспоминаниями с журналом Nashville Scene. «Каждый раз ты ищешь все более изощрённые пути, как бы впечатлить остальных, и особенно внимательно следишь за тем, что делают другие. Так мы боролись за уважение: сначала зарабатывали его в нашем тесном кругу, потом – на городской сцене, а дальше – на мировой.
Но, если говорить открыто, мы часто пили в баре, веселились, играли на гитарах и горланили свои песни. Это в прямом и переносном смысле пьянило меня! Признаюсь, если бы у меня не вышло стать музыкантом и автором песен, я бы определённо написал обо тех людях книгу… о людях, которые сочиняли песни не потому, что хотели зарабатывать на продажах хитов, а потому что хотели выразить нечто великое и бессмертное».
«Крис был самым первым кантри-музыкантом, который разумно обозначил и показал слабые места мужчин», – говорит Родни Кроуэлл. «Думаю, это и прославило его. В частности, он стал пользоваться большой популярностью у женщин. Они просто обожали его! Всё это породило множество подражателей, которые – в том числе и я – мечтали о том, чтобы когда-нибудь научиться писать такие же песни, которые легко бы клали штабели женщин перед нами».
«Он рассуждал на такие темы, на которые мало кто мог открыто говорить, такими словами, которыми могли изъясняться абсолютно все», – добавляет Хэйс Карлл. «Он сделал сложное простым, а простое глубоким. И при этом, будучи всегда очень чувствительным поэтом, никогда не боящимся быть уязвимым и открытым, Крис мог спокойно надрать задницу кому угодно, вот уж точно!».
To be continued...
Источник: Журнал American Songwriter
Перевод: Howdy