Отрывок (начало)
Вместо предисловия
документы
«…Командиру в/ч … Полковнику Давлетову И.Н. Рапорт. Доношу до Вашего сведения, что 01.08.08, примерно в 08.50 ко мне прибыл прапорщик Осетров В.Н., военнослужащий группы специального назначения майора Соболева С.А. и в неуставной форме потребовал выделить автомобиль «ЗиЛ-130» для доставки с полигона группы майора Соболева. В данном требовании прапорщика мною было отказано. В районе 13.00 в мой кабинет ворвался майор Соболев С.А. (в экипировке и с боевым оружием) и наглым образом начал выяснять со мной отношения по поводу моего отказа в выделении его группе вышеупомянутого автомобиля. Он позволял себе нецензурно выражаться, нагло хамил и открыто угрожал мне, нарушая все установленные нормы подчиненности, субординации и военного этикета, чем нанес значительный ущерб моему авторитету в глазах моих подчиненных. При моей попытке урезонить майора Соболева, он стал хватать меня за воротник и пытаться ударить кулаком в лицо. Силами наряда по КТП, который сбежался на шум этой перебранки и моего помощника, капитана Самсонова В.В., удалось предотвратить мое избиение. Спасаясь от нападок распоясавшегося майора Соболева, мне пришлось закрыться в классе подготовки водителей. В результате внешней обороны двери класса пострадал капитан Самсонов В.В., получивший внушительный синяк под левым глазом. Прошу Вас тщательно разобраться в данном инциденте и строго наказать майора Соболева за самоуправство, хамство, рукоприкладство и попытку насильственных действий младшего по должности и званию по отношению к старшему, а так же за драку в коридоре. В противном случае я буду вынужден поставить в известность о данном отвратительном факте военную прокуратуру… Объяснительные свидетелей происшествия в количестве 11 (одиннадцать) шт. и рапорт потерпевшего капитана Самсонова В.В. к данному рапорту – прилагаю. 01.08.2008г. Заместитель командира … по технике и вооружению… подполковник (подпись) Клюев И.А.»
Резолюция на рапорте (крупным аккуратным размашистым почерком): «…Иван Алексеевич! Не е..и мозги! Буду я еще накануне войны отдавать под суд одного из лучших боевых офицеров. А с кем я завтра в бой пойду? С военным прокурором? По факту выходки Соболева разберемся по приезду из командировки, сейчас у меня нету времени на ваши разборки! А Самсонову передай, пусть набьет морду Соболеву и успокоится…».
«…Командиру в/ч … полковнику Давлетову И.Н. Объяснительная. По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее. В период с 28.07.08 по 01.08.08 моя группа, находясь в запасном районе, выполняла мероприятия по боевому слаживанию подразделения. По окончании вышеуказанных мероприятий у снайпера группы боевого обеспечения прапорщика Евстигнеева В.Б. «задвигалась» старая рана (осколок) с прошлой командировки и я запросил по связи прапорщика Осетрова В.Н., выполнявшего обязанности дежурного по подразделению в пункте постоянной дислокации, с просьбой об эвакуации из района полигона ... Из слов Осетрова – на мою просьбу подполковник Клюев ответил грубым отказом, мотивируя это отсутствием машин в парке, а самого прапорщика Осетрова В.Н. в циничной форме послал на х… и сказал, дословно, следующее: «Буду я еще на всяких голодранцев бензин тратить». В результате пешего марша из района полигона у снайпера ГБО прапорщика Евстигнеева В.Б. открылась рана, в результате чего пришлось организовывать эвакуацию попутной гражданской машиной с последующей отправкой Евстигнеева в окружной госпиталь. В результате бестолковых действий подполковника Клюева И.А. штатного снайпера теперь у меня нету, с кем поеду в командировку – не знаю, о чем настоящим и докладываю Вам. А на счет прочих инсинуаций подполковника Клюева И.А. поясняю: никакого фингала Самсонову я не ставил, а если бы угрожал избить зампотеха, то с удовольствием сделал бы это, а не стал, как базарная баба, языком трепать. Оружие свое я сдал в подразделении в установленном порядке и к Клюеву явился в пустой разгрузке. А то, что он закрылся в классе подготовки водителей – его личные проблемы. Факт сквернословия по отношению к подполковнику Клюеву И.А. – подтверждаю. Прошу учесть, что на х… я его не посылал. 02.08.2008, майор (подпись) Соболев С.А. …».
Резолюция тем же размашистым почерком: «Соболев, ты с такими делами скоро вообще без людей своих останешься! Пойди к зампотеху и извинись, не то – лишу тринадцатой зарплаты. А снайпера ищи, где хочешь…».
* * *
Август стоял безоблачный и жаркий. Лето, преодолев свою вершину, катилось к своему логическому завершению, но жара никак не отпускала. Днем немилосердно палил жуткий зной, загоняя все живое в тень, а короткие безветренные южные ночи нисколько не приносили долгожданной прохлады, и даже в предутренние часы стояла вязкая духота. Несколько раз из глубины континента приходили грозовые иссиня-черные тучи, но, достигнув побережья, словно по мановению упрямого волшебника, поворачивали обратно, в глубину полуострова. Несколько раз, уже за полночь, гремели раскаты сурового грома и непрерывно вспыхивали отблески далеких молний – дожди терзали полуостров где-то далеко отсюда, в континентальной степной части, в горах, на юге, но не здесь, на западном побережье Крыма.
Стелла, как и большинство людей, очень боялась грома и молний. Она допоздна не ложилась, работая на своем небольшом дорожном «буке», который везде с собой таскала. И сейчас, гром застал ее врасплох и заказной декор помещения в венецианском стиле – заказ одного богатого питерского деятеля, уже мало интересовал ее потрясенное могучими громовыми раскатами девичье сознание. В ярко освещенной столовой еще сидели пара-тройка постояльцев – мужчины, попивая пиво знаменитого здесь местного сорта со свежее вяленой камбалой, досматривали по телику футбол и шумно спорили о шансах и предпочтениях той или иной команды. Идти, что ли, к ним? Но малоприятное общество подвыпивших шумных соседей мало радовало Стеллу. Нет, постояльцы здесь были вполне приличными людьми – семья владельца сети автосалонов в Москве, директор деревообрабатывающего комбината из-под Чернигова, тоже с многочисленным семейством, владелец лесозаготовительной артели из Гомельской области, семья бизнесмена средней руки из Екатеринбурга и две семьи нефтяников из Ханты-Мансийска, прибывшие сюда автокараваном. Абсолютно все – «дикарем», на своих машинах. И все здесь уже по второму-третьему (а то и больше) кругу, так сказать, постоянные клиенты. В этом плане хозяин данного «пансиона» – этнический турок по имени Саид, с крупной седой щетиной на впалых щеках, в своей неизменной тюбетейке и его жена Фатима – эти милые люди были рады и необычайно гостеприимны. А набрела Стелла на этот «пансион» совершенно случайно. В Черноморске, где она сделала остановку, путешествуя по Крыму на своей «букашке» – «Дэу Матиз», все гостиницы были заняты, и пожилая женщина-администратор посоветовала доехать до Отрадного, всего 18 километров вдоль побережья на юг – заблудиться трудно, там одна дорога. Да и по пути, в каждом селе есть подобные «пансионы». Но Саид, этот турок – ее сосед и берет плату за постой самую маленькую на всем западном побережье, дешевле во всем Крыму не найти! А Фатима его готовит завтрак, обед и ужин, если надо – постирает или за детьми присмотрит. А еще у них просторный дворик, автомастерская, палисадник – яблоки, черешни, груши и виноград – всего, сколько угодно и совершенно бесплатно.
Но не из-за этого соблазнилась Стелла на постой в Отрадном. Здесь, совсем рядом, проводились раскопки древнего греческо-скифского поселения IV века до нашей эры – Беляус. Это поистине было потрясающе! Еще никогда Стелла не прикасалась собственными руками к седой древней истории, к этим тщательно подогнанным друг к другу каменным глыбам, которые помнили сандалии первых древних греков-аргонавтов, возвращавшихся с Золотым Руном из мифической Колхиды, а предметы быта хранили прикосновения современников Гомера и Илиады. Стелла ходила по аккуратным лабиринтам раскопок, находившимся прямо на скалистом морском берегу, задумчиво перебирала в руках осколки некогда роскошных древнегреческих амфор и ваз, хранивших следы рук мастера и слушала рассказы археологов о жизни и быте древних греков, живших здесь более двух тысяч лет назад, о набегах жестоких скифов, кочевавших по соседству в те далекие античные времена.
Опять бабахнул этот ужасный гром и, словно гигантская фотовспышка, замигали отблески молний, казалось с удвоенной силой. Стелла, кутаясь в клетчатый плед, вышла на дощатую террасу. О, крики подвыпивших болельщиков стали явно слышны из-под длинного навеса столовой. По сути, столовая – это удлиненная беседка с одной глухой кирпичной стеной, обращенной к улице и двумя ажурными деревянными решетками по бокам, оплетенными диким виноградом. Сторона, обращенная во двор, была огорожена каким-то заборчиком в виде барной стойки из мореного, покрытого прозрачным лаком дерева с арочным входом в центре, а навес просто подпирали металлические трубы. Зато внутри столовая была обшита тем же лакированным мореным деревом и украшена картинами с кухонными натюрмортами и вазами с вьющимися декоративными цветами. Особое место занимала разлапистая приземистая живая пальма – гордость Фатимы. И Стелла уже было, сделала пару шагов в сторону столовой, как из темноты, за ее спиной, раздался спокойный негромкий мужской голос:
– На вашем месте я бы закрыл дверь и окно в комнате, а не то, дождь и ветер здорово потреплет ваше имущество, уважаемая мадам.
Стелла содрогнулась от неожиданности.
– Вообще-то, мадемуазель – стараясь сохранять свой естественный курортно-беззаботный вид, выдавила она из себя.
О, черт! И как это ему удается? Перед ней, точнее сзади нее, напротив дверей своей комнаты, в старом шезлонге сидел еще один постоялец этого пансиона. Личность, в общем-то, ничем не примечательная, но, довольно-таки загадочная. Это был парень, лет двадцати семи, коротко стриженый, атлетически сложен – не в пример остальной пансионной мужской братии, гордо выпячивающих свои пивные «комки нервов», похожие на рюкзаки, только одетые спереди. Стелла видела его не часто. Он рано утром уходил куда-то, поздно вечером приходил – обычно мало, кто засиживался в столовой до такого позднего часа. Стелла могла бы подумать, что он «зависает» на дискотеке в близлежащем замке, раскинувшемся на берегу моря. На самом деле, это была шикарная современная гостиница, возведенная в средневековом стиле, с башнями, бойницами и крепостной стеной, увитой плющом. Там каждую ночь, до утра, крутили для всех желающих дискотеки. Но вид этого парня совсем не соответствовал завсегдатаю развлечений современных тинэйджеров: широкие длинные шорты, обрезанные из старых затертых джинсов, выцветшая на солнце красная футболка с оторванными рукавами – совсем даже не первой свежести, небольшая черная сумка через плече с какой-то мелкой надписью по-английски. А на голове – синяя затертая на краях до дыр бейсболка с нелепым длинным козырьком. Да и хромой он был, что ни в коей мере не соответствовало даже посредственному танцору. Это Стелла сразу заметила, едва впервые его увидела на днях, утром, в столовой, за ранним завтраком. В то утро она собралась в гости к археологам и поэтому решила встать к утреннему чаю пораньше. Там впервые и увидела этого странного хромого парня. Он вежливо пожелал доброго утра и принялся молча варить себе кофе. Там, в навесном шкафчике на стене, стояла небольшая жестяная баночка его «Черной карты». И, едва на газовой камфорке закипела, пенясь, кофейная масса, как тут же пространство наполнилось неповторимым и ни с чем не сравнимым ароматом черного молотого кофе. Как волшебник, колдовал этот парень над видавшей виды медной туркой. Потом сел напротив и стал пить свой кофе. Делал он это, не торопясь, вдумчиво и аккуратно, маленькими глоточками, время, от времени ставя на стол красную чашку с белой надписью «Nescafe» – было ясно, что делал он это регулярно, каждое утро и данное действо было для него сродни важному и обязательному ритуалу, как утренний намаз для муллы.
– Угощайтесь пряниками – предложила тогда Стелла, с интересом наблюдая за нехитрыми манипуляциями соседа – свежие, я вчера на рынке, в Черноморске купила.
– Премного благодарен, я с утра и кофе-то с трудом пью. Совершенно не могу по утрам есть – учтиво поблагодарив, смущенно улыбнулся какой-то странной улыбкой этот парень – лицо его улыбалось, а глаза оставались такими же неподвижно бездонными и поэтому казавшиеся темными, одним словом – загадочными.
– Я тоже…– пожав плечами, согласилась и в свою очередь почему-то смутилась Стелла.
А что? Она терпеть не может еду после сна. По крайней мере, часов до десяти утра. А потом парень допил свой кофе, молча сполоснул в раковине под проточной водой чашку, забросил на плече свою сумку и, пожелав Стелле приятного дня, ушел в направлении моря, заметно прихрамывая на левую ногу. И на дайвера он совсем не похож – где же его маска, трубка, ласты?
А сейчас этот странный тип вот так, запросто сидит перед ней в темноте позднего вечера на террасе, в своем шезлонге и… Этот ужасный гром! Он пугал своими раскатами, гулким эхом разносившимися по всему небу с севера на юг и еще черт те как. Страшно!
– Это не гром. Это Зевс на своей колеснице по небу едет – улыбаясь, загадочным голосом сообщил сосед.
– Да? Уж пусть бы он ехал куда-нибудь в другое место – растерянно, но в тон собеседнику ответила Стелла.
Она закрыла окно в своей комнате, поплотнее прикрыла за собой дверь и уселась рядышком, в такой же шезлонг, их на террасе стояла целая дюжина. Уж лучше компания странного соседа, чем шумная орава разгоряченных пивом и игрой футбольных болельщиков, решила для себя Стелла.
– Пугает? – поинтересовался парень, имея в виду очередной громогласный выпад Небесных Сил.
– Жуть! – не стала кривить душой Стелла.
– Я тоже боюсь – неожиданно признался сосед.
Стелла искоса посмотрела на него.
– Не очень-то заметно.
– Отнюдь. Все боятся грома. И я – в том числе.
– А как на счет футбола?
– Это, когда двадцать два дурака за одним мячом по полю бегают? – нарочито наивно уточнил парень.
– Что, не интересно?
– Ну почему же… Можно было бы, но мне все равно этот чемпионат отслеживать не суждено. Впрочем, как и все остальные. Так зачем же смотреть отдельные игры, душу тревожить?
– А что так?
– Работа такая.
Стелла поймала себя на мысли, что до сих пор она не знает имени этого парня, а он с каждой минутой все больше захватывал ее. Она стеснялась вот так вот сразу взять и спросить. Это парни обычно сами лезут со знакомствами и ей никогда не приходилось спрашивать чье-либо имя, а этот... Он, словно угадал ее мысли и сам представился:
– Меня зовут Снай. Я, как ты успела заметить – твой сосед.
– Очень приятно. Меня – Стелла. Слушай, а странное у тебя имя…
– У тебя тоже – усмехнулся сосед.
– Это моя мама увлекалась мифологией. Стелла, значит – Звезда.
– Ух, ты! Как романтично – открыл от удивления рот Снай – А я – латыш. Полное имя – Снайтис. Но, дабы не коверкать его и легко запомнить – Снай.
– А что же за работа у тебя такая, если не секрет, конечно? Чем, вообще, занимаешься?
– О, это вопрос, конечно, интересный. Я – рядовой российский нефтяной магнат – владелец заводов, газет, пароходов… Сейчас в отпуске. Брожу, вот, здесь по окрестному побережью целыми днями, пейзажи снимаю, птиц разных. Особенно нравится наблюдать за бекасами, их сейчас много стало – молодь подросла. Можно целый день пролежать в прибрежных скалах и смотреть, как они неуклюже передвигаются по песку, заигрывают друг с другом, ссорятся, кричат и снова ластятся. Скоро осень, они станут на крыло и таких концертов больше не увидишь.
– Ты орнитолог?
– О, нет – засмеялся Снай – это всего лишь увлечение, требующее большого терпения. Это, как у кошки, ждущей мышь у норы. А основная моя работа, как раз и связана с необычайным и недюжинным терпением, от которого зависит общий исход м-м… эксперимента. Я – доктор. Точнее, сотрудник эпидемиологической лаборатории. Мы выявляем болезни, делаем противоядие, так сказать – сыворотку, и – уничтожаем заразу.
– Только и всего?
– Точно так.
– Как интересно…
– Ай! – вяло махнул рукой Снай – На самом деле – обыкновенная и скучная рутина. Ничего интересного. К тому же, бывает, опасно – зараза, все-таки...
– Вот как? Слушай, расскажи, а?
– А что рассказывать? Одни медицинские термины, боюсь – утомлю тебя. Слушай, а ты, часом, не журналистка?
– Это, что пытаю тебя? Я – сотрудница ФСБ, тоже в отпуске. По совместительству – дизайнер, работаю в одной из питерских проектных фирм. Это прикрытие такое.
– То есть, легенда?
– Да.
– Ну и как?
– Тоска неземная…
– Ну-у! Так нельзя. Что за настроение?
Снай как-то тяжело, с невольным вздохом, поднялся со своего шезлонга, загадочным голосом пообещал: «Я сейчас…» и, заметно прихрамывая, скрылся за дверью своей комнаты. Опять стало отчетливо слышно, как «калякают» футбольные поклонники в столовой. У них там был припасен полный холодильник пива, так что они готовы были пересмотреть еще и весь чемпионат кубка УЕФА. Вскоре вернулся Снай с трехлитровой баклажкой, оплетенной виноградной лозой и двумя чашками.
– Держи – протянул он одну чашку Стелле.
Стелла подозрительно наблюдала за действиями новоиспеченного знакомца, а Снай сноровисто откупорил древесную пробку из горловины баклажки и торжественно сообщил:
– Это – нынешнее молодое вино, я у профессора намедни взял. Знаешь местного профессора?
Стелла отрицательно покачала головой.
– У-у! Значит, ты ничего еще здесь не знаешь. На, понюхай. Это – шедевр, произведение искусства!
Стелла послушно понюхала горловину баклажки, но, кроме резкого и кисловатого запаха, исходившего из ее недр и щекотавшего ноздри, ничего примечательного не уловила.
– Ну? Как? – допытывался Снай.
Его глаза так по-детски наивно и с надеждой смотрели на нее, что Стелла не решилась критиковать этот запах, да и в виноделии она совсем не разбиралась. Может, действительно именно так пахнет настоящее хорошее домашнее вино?
– Угу – с серьезным видом понимающе закивала она головой.
– Вот видишь!
Снай осторожно разлил понемногу вино в чашки, предназначенные для чаепития.
– Подожди, не пей, – он достал маленькую алюминиевую фляжку и пояснил – вино молодое, поэтому кислит маленько. Это – вишневый сироп. Я обожаю сладкое. На, отлей себе, примерно – чайную ложечку. О! Теперь можно поднять бокалы.
Стелла вдруг засмеялась.
– Что?
– Да ничего. Просто, впервые встречаю парня, который признается в том, что обожает сладкое. Ладно, не обращай внимание. За что выпьем?
– Давай за знакомство?
– Давай!
Они едва слышно чокнулись чайными чашками. Снай предупредил:
– Пей маленькими глоточками, стараясь смаковать каждый грамм. Поехали!
– М-м! – уже совсем неподдельно восхитилась Стелла после того, как отпила немного вина – Совсем как вишневый ликер! Прямо, как мед!
– Да, наш профессор знает толк в виноделии. Он утверждает, что это вино приготовлено по утерянному и им восстановленному рецепту и технологии древних греков, живших здесь.
– А что за профессор?
– Ну, в общем-то, он академик. Ученый. Но предпочитает, чтобы его именно так называли – профессор. Странный такой старикашка. Своеобразный.
– Расскажи.
– Знал бы я, о чем рассказывать. Ведь, он о себе ничегошеньки никому не рассказывает. Он – местная достопримечательность, я бы сказал – реликвия, окутанная загадочным ореолом таинственности и недоступности... По слухам – действительно, миллионер или что-то около того. Человек, в общем-то очень обеспеченный. Всю жизнь прожил и проработал в Москве, сделал ряд научных открытий и обосновал несколько своих теорий. Выпустил кучу книг. Какое-то время преподавал в столичном университете. Потом, вдруг, все бросил, вышел на пенсию и уехал сюда. Купил дом, отстроил его, выкупил землю со старыми заброшенными виноградниками, садами и бахчей. Теперь у него своя огромная ферма по выращиванию фруктов, дынь и винограда, целый штат сотрудников и сезонных рабочих. И, естественно, делает превосходное вино. Этим виноградникам лет двести или триста. Правда, бóльшая его часть погибла во время перестройки, часть была загублена в «лихие девяностые». Но в том-то и суть – профессор своими научными методами восстановил то, что другие уже считали хворостом для растопки камина. Теперь ему заказывают вино всякие разные важные и уважаемые дядьки. Один недавно приезжал, из Германии, кажется. Кучу денег вино его стоит теперь. Такая вот история с нашим профессором. А еще он местный краевед, знаток античной истории и местного этноса.
Гром уже давно не пугал, да и гремел он где-то к югу, со стороны Макензиевых гор. Лицо Сная в ночном полумраке было слегка бледным, с заостренными чертами, глаза тускло горели в свете желтых ламп, неяркий свет которых долетал со стороны столовой. Рассказ Сная заворожил Стеллу. Но с какой бы стати профессор, вот так, запросто стал бы угощать этого Сная своим дорогим вином? Тем более что стоит оно «кучу денег». И откуда он знает этого нелюдимого, с его слов, человека? Что родственники – не похоже. Она, стараясь не спугнуть наступившую тишину, осторожно спросила:
– А ты лично знаком с профессором?
– Я? Да, пришлось тут познакомиться – как-то вяло, опустив глаза, ответил Снай и вдруг неожиданно предложил – Хочешь, я тебя с ним познакомлю? Потрясающий старик!
– Конечно, хочу!
– Кстати, ты была на Тархан-Куте? Нет? А на Атлеше?
Стелла удивленно замотала головой:
– Нет…
– Эх, ты! Быть в Крыму и не побывать в таких местах? Ты полжизни потеряла! Но это поправимо. Решено! Завтра подъем в половине шестого. Возражения не принимаются.
Какие тут возражения? Теперь ее белый «бук» с проектами, Интернетом и глупыми неуместными просьбами шефа в «аське» по поводу быстрейшего завершения заказа резко растворились на втором плане. Однако превосходное молодое вино и контраст нынешних впечатлений от общения с новым знакомым по сравнению с предыдущими однообразными и скучными, в общем-то, днями быстро утонули в сладком и вязком сне, унесшим Стеллу далеко от этой планеты. Она уже давно не могла припомнить, когда бы так сладко и крепко спала. И она немало удивилась, не сразу даже услышав деликатный и негромкий стук в дверь своей комнаты – на пороге стоял не менее удивленный и даже, как ей показалось, возмущенный сосед в своей видавшей виды бейсболке.
– Как? Ты еще спишь? Па-адъе-о-ом! Тархан-Кут и Атлеш ждут вас, миледи!
– А сколько время? – сонно щуря один глаз, поинтересовалась Стелла.
– Страшно поздно! Половина шестого – деловито заявил Снай – Ты давай одевайся, а я пойду, кофе сварю.
Кофе, который приготовил Снай, был поистине волшебным напитком. Как то вино, вчера вечером. Кофе бодрил, сам запах его приводил в трепет, щекотал ноздри, а вкус его, словно энергетический напиток, с каждым глотком пробуждал потребность к движению и немедленному действию. Да, кофе Снай умеет готовить.
– Чудесный ты кофе готовишь – похвалила Стелла.
– Спасибо. Понравился?
– Конечно! Ни разу не пробовала такой чудесный кофе.
– Ну, еще бы! Аж четыре «колеса» галлюциногенов вбросил туда!
Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, потом оба неудержимо расхохотались. Такое начало дня очень радовало Стеллу. Она никогда по утрам так не смеялась – открыто, упоенно, нисколько не сдерживая себя. Что-то изменилось в ее скучном и однообразном жизненном графике. Она чувствовала, с появлением нового знакомого что-то произошло в отлаженном на десятилетия вперед механизме ее внутренних часов. Однако она заметила одну особенность – Снай совершенно не смеялся открыто. Да, он усмехался, улыбался – но глаза его оставались такими же грустными и загадочными. Их, как бы не касался рисунок улыбки на его бледном жестковатом лице. Его глаза о чем-то говорили, но о чем – это была загадка, которую Стелла не могла разгадать.
Яркое утреннее солнце, успев уже довольно-таки высоко оторваться от холмистого выжженного степного ландшафта континентальной части горизонта, отбрасывало косые желтые лучи на просыпающееся село, утонувшее в утренней дымке. Вся домашняя живность селян подавала признаки просыпающейся жизни и требовательно лопотала и двигалась в своих закутках. Щебетали птицы. Край села, в поле, мычала скотина, собираясь в стадо. Там же где-то мерно рокотал трактор, собирая сено в валки. Дождик, таки, зацепил краем это место и в лужах, еще не успевших высохнуть, отчаянно барахтались воробьи, радостно чирикая во все свое воробьиное горло.
Едва выйдя за ворота, Снай привычным движением руки извлек откуда-то из-за штакетника замусоленную деревянную клюку и, опираясь на нее, кивнул: «Пошли!».
– А далеко идти-то? – поинтересовалась Стелла – может, на машине моей поедем?
– Зачем? Профессор живет тут в двух шагах.
– Профессор? Мы идем к нему?
– А что? Ты же хотела с ним познакомиться?
– В такую рань? Может, они спят там еще…
– Кто? Еврей наш? Он еще до рассвета на ногах. Кто рано встает, тому Бог подает! Боюсь, как бы нам не опоздать.
Дом профессора, прежде всего, отличался добротностью и компактностью. Крыльцо в виде открытой террасы, увитой виноградными лозьями, плавно переходило в застекленную веранду, которая в свою очередь гармонично вписывалась в одноэтажный коттедж. Чердачное помещение со стороны фронтона живописно нависало ажурной мансардой, заканчивающейся небольшим симпатичным балкончиком, являвшимся одновременно и крышей террасы. За домом виднелась, не то водонапорная башенка, не то купол домашней обсерватории. И все увито плющом и виноградом. Хозяин – приземистый и очень подвижный мужичек с плотным увесистым животиком и окладистой бородой скорее напоминал ковбоя, чем профессора. Седеющая длинная львиная грива небрежно откинута назад, резкие серые глаза метали молнии из-под кустистых бровей, а натруженные ручищи еще играли бугристой мышечной массой некогда мощного и сильного человека. Ему было уже за шестьдесят, хотя выглядел он на полтора десятка лет моложе. Одет он был в полосатые шорты, футболку неопределенного цвета и сетчатую жилетку с огромной массой карманов из-за чего данный фасон в народе прозвали «смерть карманника». Он возился во дворе, у колонки, с сорокалитровой канистрой, наполняя ее водой.
– Наум Маркович, мое почтение! – прямо от калитки крикнул Снай.
– О! А я думал, что уже не появишься – не отрываясь от своего занятия, мощным, словно гаубичный выстрел, голосом отозвался профессор.
Снай представил профессору Стеллу. Затем они погрузили огромные канистры с питьевой водой в расписанную и разукрашенную, словно на свадьбу, подводу и профессор, не говоря ни слова, опустился на колено и стал бесцеремонно ощупывать Снаю бедро и его колено. Только сейчас, когда была задрана штанина, Стелла увидела два ужасных шрама на левом бедре Сная. Так вот, почему он хромает!
– Здесь болит? – сноровисто работая пальцами, вопросительно бормотал профессор – Здесь?.. Здесь?... А так? Врешь, подлец. Ну ладно, – профессор выпрямился, нахлобучил себе на голову соломенное сомбреро и огласил свое резюме – палку свою пока выбрасывать рано. Понял?
Ехали долго, вдоль скалистого побережья. Иногда полевая дорога подходила к самому краю обрыва высотой в полтора-два десятка метров и дух захватывало от открывающегося с этой высоты пейзажа. Заштилевшее море едва дышало, убегая синей лентой за горизонт. Зато внизу шумел прибой и волны, пенясь и грохоча, разбивались о прибрежные скалы, облизывая огромные валуны, похожие на зубы дракона, торчавшие из бурлящей воды. Молчать не приходилось. Профессор постоянно рассказывал о разных историях, связанными с этими местами. Вон там, левее, у самого моря, идут раскопки древнегреческого поселения Кульчук, датированного IV в. до н.э. – I в. н.э., обнаружено случайно, в позапрошлом году. Между прочим, там есть очень много интересного. А в районе во-он той скалы произошел последний бой советских морпехов с наступающими на Евпаторию и Севастополь подразделениями Вермахта осенью 1941-го. Никто не сдался противнику на милость. А трупы моряков фашисты сбросили с той же скалы. Там до сих пор делают страшные находки. А вы знаете, что две тысячи лет назад море на триста метров было дальше от нынешнего побережья? А климат был намного мягче и вместо степей, здесь буйствовали дубовые рощи и широколиственные леса, богатые диким зверьем. Не зря древние греки обратили на Крым внимание и первыми начали колонизацию этих земель.
– А знаете, как погиб Архимед? – вдруг спросил профессор.
– А разве он не от старости умер? – удивилась Стелла.
Рассказы профессора настолько ее захватили, что она забыла обо всем на свете и только сейчас пожалела, что не взяла с собой диктофон. Он так и остался лежать мертвым грузом в ее дорожном бауле.
– Весьма распространенное заблуждение, молодые люди! – авторитетно заявил профессор – Архимед погиб от меча римского легионера. Шла вторая Пуническая война, римляне выясняли отношения с Карфагеном за право главенствовать в средиземноморье и поэтому жестокие кровопролитные бои шли на суше и на море. Шел 213 год до Рождества Христова. Римские легионы под командованием консула Марцелла высадились на Сицилии, и подошли к Сиракузам – древнегреческому городу-государству, в котором жил и творил ученый-математик и великий механик Архимед…
Стелла почувствовала себя, словно ребенок на уроке истории. Она уже мысленно перенеслась в те древние, давно минувшие века античных героев. Она воочию видела, как отчаянно и самоотверженно защищался греческий гарнизон Сиракуз, как волей своего ума и мысли Архимед жег римские корабли силой невидимого «солнечного луча» у стен города, заставив Марцелла поспешно отступить. А потом, как горел этот цветущий город, который римляне разграбили и разрушили после восьмимесячной осады. И она видела 74-летнего Архимеда с седой окладистой бородой. Он сидел в своем доме. Он знал, что настали последние часы его жизни, но не поддавался всеобщей панике и не собирался просить у врага пощады. Старик сидел на песчаном полу и чертил на песке какой-то чертеж – новая научная идея полностью захватила его. А когда в дом ворвался легионер, Архимед закричал: «Не трогай мои чертежи!». Это были последние слова Архимеда. Римлянин ударил его мечом…
Профессор, как волшебник, умел к себе расположить собеседника, заставить его слушать, не проронив ни одного слова, жадно, как губка, впитывая все то, что он говорил. Так, наверное, слушали его студенты на лекциях. И Снай так запросто с ним общается. Одно только это уже вызывало к нему уважительное внимание и благодарность. Такое прекрасное утро! Да ни за какие деньги этого умиротворенного блаженства и согласия не купишь! Вот так запросто и обыденно они едут вдоль моря, общаются, и с каждой минутой Стелла узнавала что-то новое об этой земле и ее истории. И эта, казалось бы, безжизненная, выжженная беспощадным солнцем, степь приобретала совсем другое значение и форму восприятия…
По приезду на место, Стелла подумала бы, что попала в район автокемпинга «дикарей», компактно разместившегося здесь вдоль всего побережья: отовсюду слышалась разнообразная музыка, многочисленными рядами стояли машины, палатки, всюду сновало множество отдыхающих.
– Это Тархан-Кут? – осведомилась Стелла.
– Во-он, видишь тот маяк? – показал рукой Снай – Там и есть Тархан-Кут. А это – Атлеш. А вон там, левее – Малый Атлеш. Там есть Чаша Любви. Я тебе покажу ее. Позже. А сейчас пойдем, я тебе еще кое-что покажу. Это сюрприз.
Они подошли к краю высокого скалистого обрыва – у Стелы даже немного, с непривычки, закружилась голова. Люди внизу, в воде, казались мурашками. Однако находились такие безумные смельчаки, которые и отсюда, с такой огромной высоты, сигали туда вниз, в воду. Ужас! Взору предстала полукруглая лагуна, зеленую гладь которой лениво бороздили юркие, как ящерицы, катера и моторные лодки. Недалеко справа, взяв недлинный разбег с высоченной скалы, стартовали отчаянные парапланеристы и, расправив свой парашют-крыло, долго парили над морем, вдоль скал, чтобы потом умудриться приземлиться на узкий песчаный пятачок внизу, у самой кромки прибоя.
– Видела фильм «Пираты XX века»? – спросил Снай.
– Да.
– Помнишь эпизод, когда пираты через грот попадали в лагуну?
– Помню.
– Смотри, видишь, вон ту пещеру? Это и есть тот самый грот.
Стелла была приятно удивлена. Точно! Это был тот самый грот!
Когда они вернулись к профессору, тот уже распряг пару лошадей и установил табличку на борту подводы с аккуратной надписью «1 час – 10 гр.». Он отливал из канистры воду в старое ведро и заботливо поил лошадей. Эти умные животные жадно пили воду, настороженно шевеля острыми ушами. А затем, совсем, как люди – начали кувыркаться и дурачиться друг с другом в пыльном выгоревшем на солнце придорожном бурьяне, время от времени, искоса, поглядывая за своим хозяином. Они знали, что пришли сюда работать, поэтому и резвились с оглядкой. Чуднó было наблюдать за этими молчаливыми, благородными, преданными и умными животными. Поблизости уже собралась компания любопытных отдыхающих, наблюдавших за этим импровизированным представлением.
– Мы пошли, Наум Маркович! – сообщил Снай.
– Палку свою возьми! – громогласно напомнил профессор.
До Тархан-Кута было около километра. Шли не спеша.
– Так что, профессор занимается извозом на этой своей бричке? – удивленно спросила Стелла.
– Зря смеешься, это неплохой доход. А люди уже забыли, что такое лошади и его вояжи пользуются в этих местах необычайно большим спросом. Вон, все в очереди стоят за забытой романтикой.
– Ни за что бы, ни поверила, что он миллионер!
– Да, для него этот заработок – не деньги. Он, скорее из своих патриотических побуждений, чем из корысти занимается этим извозом – многие дети только на картинке видели лошадей. А было бы бесплатно – никто бы и не подошел!
– Снай, а что у тебя с ногой случилось?
– А, пустяки. В футбол неудачно поиграл. Пришлось операцию делать.
– Так вот по каким делам ты профессора знаешь? А он что, еще и доктор?
– Наш профессор знает и умеет все. Я же говорил – к нему даже из-за границы приезжают…
…А потом была сказка и прекрасный сон. Потому, что такого счастливого и самозабвенного состояния Стелла никогда не испытывала. Возле маяка расположился небольшой компактный комплекс зданий – небольшая гостиница, автостоянка, маленький автосервис с гаражом, ресторан, смотровая беседка с белой колоннадой на краю огромного обрыва и вертолетная площадка. А в маленькой лагуне, защищенной скалами, располагалась лодочная станция с небольшим пирсом. Там был знакомый парень Сная. Стелла и Снай облачились в гидрокостюмы и сделали погружение на дно неглубокой лагуны. Стелла ужасно боялась – это было ее первое погружение в жизни. Она, как черепаха, всплывала на поверхность, барахталась, безбожно расходуя воздух, но потом приноровилась. И она заглянула в этот таинственный подводный мир, где царствовали совсем другие законы и звуки. Как в космосе, она парила над каменистым дном. И это было ни с чем не сравнимое чувство полета, никогда не испытываемое на суше. Вокруг колыхались массивные заросли зеленых водорослей и в такт им колыхались ленивые белые медузы, неспешно сновали небольшие стайки рыбок, из-за массивного старого ржавого якоря на нее уставился любопытный крабик а, испугавшись, предупреждающе поднял над головой клешни.
Потом они сели на небольшой прогулочный катер с туристами, идущий вдоль Большого и Малого Атлеша. Снай договорился с капитаном (который тоже был его знакомым) и катер сделал заход в ту знаменитую лагуну, пройдя через достопамятный грот. В лагуне они просто спрыгнули с катера в воду, махнув на прощание капитану, и немного покупались на неглубокой отмели. Отовсюду, с прибрежных скал, в море прыгали люди всех возрастов. Забравшись на близлежащую скалу, прыгнули, взявшись за руки и Снай со Стеллой.
Затем Снай повел Стеллу по побережью, еще дальше – показать Чашу Любви. Это было потрясающее зрелище! С трудом верилось, что эту красоту сотворила сама природа. Чаша представляла собой идеальный круг, который обступили высокой стеной прибрежные скалы. А еще, вокруг имелась масса гротов и шхер причудливой формы, где тоже барахтались люди. Чаша соединялась с морем узеньким проливчиком, что исключало всякую волну, каким бы неспокойным ни было открытое море. Здесь тоже люди всех возрастов прыгали со скал в воду и, забыв про чины и ранги, как дети, довольно визжали и хохотали. И Стелла со Снаем, не удержавшись, самозабвенно, до коликов в пальцах, прыгали со скал, визжали, кричали и смеялись от удовольствия и детской радости, переполнявшей их.
Когда ехали домой на профессорской «бричке», на скорую руку перекусили запоздалым обедом, который предусмотрительно захватил с собой в своей черной сумке Снай. А профессор угостил превосходным виноградом из собственной плантации. Оставшуюся часть пути Стелла, одолеваемая неизмеримой массой впечатлений и переживаний, сладко проспала, удобно устроившись на плече Сная и натянув до подбородка профессорское сомбреро.
…Поздним вечером, когда в столовой снова остались у телевизора громкоголосые болельщики, в полумраке террасы стояли Снай и Стелла. Они стояли, обнявшись, и смотрели друг другу в глаза.
– Сколько ты еще здесь пробудешь? – с надеждой глядя, грустно спросила Стелла.
– Еще неделю.
Они покрепче обнялись, Стелла положила голову Снаю на грудь и прошептала:
– Боже, еще целая неделя счастья. Целая неделя! Мне так хорошо с тобой. Я впервые в жизни почувствовала себя такой нужной, такой слабой и такой защищенной. Ты такой хороший… Ты – мой сон...
– Ты – моя Звезда – шептал ей на ухо Снай незнакомые, давно забытые слова любви и нежности – Звездочка моя…
А ночное небо, в тон влюбленным, услужливо предоставляло им свой огромный сказочный замок, покрытый черным бездонным шатром, переливающимся миллиардами звездных изумрудов. И они, покинув реальность, воспарили куда-то ввысь, они возносились этой ночью сквозь пелену тайны Бытия в царство вечности и сна, где прежде небыли никогда. Они видели закат и рассвет, они видели Землю с высоты, куда и птицы даже не залетают. Они были самыми счастливыми людьми на этой планете и ничто не могло их разлучить. Они никого не видели и никого не слышали. Время для них остановилось. Все часы на Земле перестали для них существовать. Все звуки для них исчезли в мире этом. Там была тишина и Вечность. Там были только они и звезды. Только их глаза. Только их губы. Только их невесомые тела и теплота рук, нежность прикосновений и сладкая дрожь. Казалось, нескончаема была сия волшебная чаша, этот сладкий хмель любви, это неземное блаженство от теплоты любимого тела, близости дыхания и нежности слов. Они были уверенны, что рассвет не наступит. Они были во власти Вечности. Им было подарено Мгновение Вечности. Они были там…
… И снова Стелла спала так, как никогда прежде – без снов, тревоги и печали. И снова наступило утро – веселое, наполненное пением птиц и солнца. Только птицы сегодня пели по особенному и солнце светило не так, как обычно… Стелла, прислушалась к себе. Какое-то новое чувство наполняло ее – щемящее, сладкое и не дававшее ни секунды покоя. Снай! Они вчера целовались… И пили профессорское вино. Боже, как это было неповторимо! Это была сказка. Казалось, что все то, что было этой ночью – это просто был сладкий и неповторимый сон. Это была сказочная ночь, которая может случиться только однажды. Как знамение свыше. Как в писаниях пишут. Это была сказка… Но почему сказка? Потому, что сказки, рано или поздно, заканчиваются? Но, ведь, и сегодня будет эта волшебная ночь. И сегодня будут эти волшебные звезды и это невесомое чувство полета в Царстве Вечного Сна. А еще впереди – интересный и увлекательный день, который они проведут вместе, рядом, прикасаясь друг к другу и глядя друг другу в глаза. И они, в конце концов, и сегодня пойдут к этому странному и интересному профессору, поедут куда-нибудь на его разукрашенной бричке… Стоп! А сколько время? Профессор же рано встает!
Стелла глянула на будильник и что-то недоброе кольнуло в ее груди, что-то холодное опустилось внутри, до самого низа живота. Половина девятого. Снай никогда не спит так допоздна! Дурное предчувствие захлестнуло ее…
Стелла наспех накинула на себя плед и выскочила на террасу. Дверь в комнату Сная была немного приоткрыта, оттуда доносилось шарканье ног и звуки приборки. «Ну, слава Богу! Не уехал без меня…» – обрадовалась Стелла. А то чего доброго, постеснялся бы разбудить, а ей так не хотелось пропускать такое увлекательное путешествие и оставаться одной. Да что греха таить? Стелла уже понимала, что по уши влюбилась в этого невзрачного на первый взгляд и такого загадочного парня. Она радостно, без стука распахнула дверь и с порога деловито, звенящим от радости голосом, заявила:
– Вставай, засоня! Рыбы уже собрались – тебя спрашивали…
В комнате Фатима перестилала койку. Вещей Сная не было видно. И вообще, в комнате был наведен пугающе идеальный порядок.
– Здравствуй, дочка – между делом поздоровалась Фатима.
– Доброе утро, тетя Фатима. А где Снай?
– Уехал твой Снай, ночью машина пришла.
Это был, словно удар по голове. Это был гром среди ясного неба.
– Как так? – только и смогла вымолвить Стелла.
– А что ты так переживаешь, дочка? Лица на тебе совсем нету. Вернется твой парень. Подумаешь, по делам уехал. Вон, там, на доске глянь, тебе, кажись, сообщение написал.
На стене террасы была достопримечательность этого пансиона – почти все постояльцы, которые здесь останавливались, оставляли краткие сообщения и крохотные сувениры. Это были различного формата листочки, приколотые к бывшей доске объявлений, брелки, ракушки, засушенные рыбки и крабики... На листочках люди писали всякие сообщения в виде отзывов о хозяевах, посланий друг другу, шедшие из года в год, от сезона к сезону и просто восклицания, типа: «Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья!». Здесь было много листочков: и совсем свежих, и пожелтевших от времени. Хозяин Саид очень берег эту доску и гордился ею. Он аккуратно подклеивал листочки, чтобы они случайно не улетели от порыва ветра, крепил на эпоксидку сувенирчики и, если надо было – покрывал их лаком. А на зиму он прятал эту доску, чтобы с наступлением следующего сезона торжественно водрузить ее на свое почетное место.
Стелла осторожно подошла к доске. Она почему-то плохо видела, кровь ударяла в виски, но она сразу же нашла свежеприколотый канцелярской булавкой листочек. На нем торопливым почерком было начертано: «Дорогая Стелла! Меня вызвали по работе и мне надо срочно уехать. Я обязательно разыщу тебя. Если потеряем связь – встретимся в следующем году, в это же время, на этом же месте. Твой Снай».
Стелла медленно пошла в свою комнату. Она уже давно догадалась, что Снай никакой не доктор и не лаборант. А армейский штамп Министерства Обороны на его сухпаевских галетах, которыми он угощал ее на Атлеше, со сгущенным молоком из той же, армейской, баночки говорило о том, что он не киллер там какой-нибудь или бандит – а военнослужащий, лечащийся после боевого ранения. Только в каком же подразделении он служит, что не отважился открыться ей? Она вспоминала его большие грустные глаза, которые о чем-то говорили, но она не понимала того языка. Наверное, потому, что был он из другого мира. Там холодно. Там страшно. Там Смерть. Стелла чувствовала, что сейчас расплачется. Она тихо ушла в свою комнату, поплотнее закрыв за собой дверь.
На матовом дисплее ее дорожного будильника, в верхнем уголке экрана, светилась магическая дата: 08.08.08…