Недаром политики так боятся оказаться смешными: тот, кто смешон, уже не страшен. Именно поэтому карикатура эффективнейший способ пропаганды. А во времена революционных потрясений и войн она просто незаменима. Художникам, работающим в жанре карикатуры, надо решить сразу несколько сложных задач: с одной стороны, сделать своих героев узнаваемыми, показав знакомое лицо или добавив всем известные аксессуары, с другой — «окарикатурить», высмеять и унизить его.
Когда английские карикатуристы во времена Великой французской революции рисуют «семейство санкюлотов», парижских бедняков, которые «ужинают», пожирая тела казненных людей, то это, в общем-то, не смешно. Но художники обыгрывают само слово «санкюлоты». Оно означало, что эти люди не носят «кюлоты», одежду знати, но его быстро стали переводить как «бесштанники» — и вот уже семейство страшных монстров сидит без штанов – успешный клоунский прием, который может «снизить» самую высокую тему.
Превращение людей в зверей тоже излюбленный прием карикатуры: «русский мужик Вавила» сражается, например, не с Великой армией Наполеона, а отправляется на «заячью охоту», и пленного Наполеона показывают как «тигра в цепях», но тигр здесь не грозный зверь, скорее неуклюжая смирная кошка.
Сравнение России с медведем давало огромные возможности для насмешек — уже сам факт изображения медведя в военной форме, сапогах и шапке вызывает у нас цирковые ассоциации. А если еще он при этом воюет или сидит за столом переговоров, где на него грозно смотрят другие (тоже смешные, но не настолько) звери, то он становится совсем уж смехотворным. Чем карикатура грубее, примитивнее, тем она смешнее и действеннее – так, во всяком случае, считает большинство пропагандистов. Но бывают исключения.
Тонкий художник Уильям Харви, автор иллюстраций к «Тысяче и одной ночи», создал в середине XIX века карикатурные карты Европы, изображавшие страны в облике знаменитых политиков. Чтобы оценить этот юмор, надо, прежде всего, знать, как выглядит Бисмарк (он узнаваем по остроконечному шлему), представляющий собой Пруссию, и понимать, почему он повернулся задом к Франции, с которой вот-вот будет воевать, а пока что демонстрирует ей свое презрение. Надо понимать, кто такой Джузеппе Гарибальди, знать, что красная рубаха ассоциировалась с его сторонниками-революционерами.
Но когда дело доходит до войны, становится не до тонкостей, так во время Русско-японской войны появляется бравый русский матрос, который вырастает из военного корабля и пускает юшку жалкому япон скому морячку. (Увы, можно представить, как эта карикатура смотрелась позже, после Цусимской катастрофы.) На японских карикатурах японские моряки действуют так же лихо по отношению к русским.
Русский казак во время Первой мировой войны пикой сбивает немецкий дирижабль, и жена шьет ему штаны из остатков цеппелина. А означает это то, что во енная техника противника, пусть самая современная, ничтожна и годится разве что для пошива штанов. К началу Первой мировой, навсегда изменившей правила войны и мира, сложились главные приемы карикатуры, которые будут применяться на протяжении всего двадцатого столетия.