Поработать в хосписе мне давно хотелось. Это некая внутренняя потребность, своего рода выплата дани, которая возникла после смерти родителей. Как будто я что-то не успела им дать или понять.
Мне удалось осуществить свое намерение не сразу, а спустя несколько лет. Я решила пойти учиться на онлайн курсы "Младшей медицинской сестры по уходу за больными". И на этой волне пришла в хоспис, своего рода практику, хотя для занятий и не требовалось вовсе.
Псковский хоспис имени святой Марфы-Марии располагается в помещении бывшего детского садика. Только представьте, в маленьком детском садике расположить хоспис, который принимает больных со всей области! Всего 35 коек. При этом хоспис принимает, не только умирающих, онкобольных, но и тех больных, которые проходят реабилитацию после инсульта, травм. Ну, что ж, это Россия, детка! Президенты во дворцах, а больные, о которых должно заботиться государство, никому не нужны, кроме родственников и врачей-энтузиастов.
С бывшим директором Людмилой Валентиновной Степановой, основавшей хоспис в 1993 году, я не успела познакомиться. Знаю, она много сделала для хосписа, боролась за людей, ей доверенных. Человек сильной воли, мужественный и светлый. Она умерла летом, во время моей практики. Принимала меня уже другой директор, Васильева Татьяна Михайловна. Тоже замечательный человек. Хотя так можно сказать практически о любом работнике этого учреждения. Люди иного склада просто не смогут находиться здесь. Это своего рода служение, они так и воспринимают это. Не только уход за физическим телом, но и забота о душе больного. Эти стены слышали не только стоны, но и глубокие философские рассуждения, помогающие примириться с неизбежной смертью.
В хоспис я приходила ненадолго, на два-три часа. Доверяли мне не так много. Покормить больных, поменять памперс или изменить давление. Помощи от меня, конечно, мало. И я чувствовала себя не очень уверенно. Кажется, что надо что-то делать, а что? И я просто ждала, впитывала в себя окружающую жизнь. И смерть.
Вот, Люда, пожилая женщина. Я к ней часто заходила. У нее проблемы с позвоночником и ей нельзя двигаться. Иногда я присутствовала, когда ее переворачивали, чтобы обработать пролежни. Когда впервые увидела пролежень, ужаснулась. Страшная темная рана. Пролежни были у многих. А теперь я и по опыту знаю, что вылечить его очень сложно. А у лежачих больных практически невозможно. Медсестра меня предупредила, чтобы я не говорила о том, что у Люды образовалось. И я молчала. Зачем ей знать.
Я сейчас и не вспомню, о чем мы разговаривали с Людой. Она мне что-то рассказывала о своей жизни. Просто ей надо было поговорить с кем-то. Все равно о чем. А однажды, я заглянула в ее палату и увидела пустую кровать. Я знала, что смерть неизбежна и тех, кого я вижу когда-нибудь не станет. Но, тогда, у меня покатились слезы и мне было трудно сдержаться. Не могу сказать, что мы сдружились, но было почему-то очень больно.
Аня. Молодая девочка, где-то лет тридцать. Она была в полубессознательном состоянии. Помню, мне дали задание измерить давление. Я беру ее руку, а она плачет: "Больно, больно". Я и так и этак, а она плачет. Я не знаю диагнозов больных, вдруг у нее что-то с рукой. Позвала медсестру. Медсестра твердо взяла руку Ани и, несмотря, на тихое сопротивление, измерила ей давление. Оказывается, в состояние полубеспамятства, в котором находилась Аня, многие больные говорят не то, что чувствуют на самом деле. Мне хотелось чем-то помочь Ане и когда я приходила у ней в палату, разговаривала с ней. Как с маленькой. Аня прожила меньше недели.
Пожилая цыганка, очень худенькая. Люба. Я иногда, вывозила ее погулять на кресле-каталке. К ней приходили родственники, ухаживали за ней. Потом забрали из хосписа. Хочется думать, что Люба жива. Как-то увидела издалека цыганку, похожую на нее, в окружении родных, подумалось, а вдруг она.
Пожилой мужчина. Он не с кем не разговаривал. Молча читал газету или книгу. Думал о своем. Тихо ушел.
Женщина с трахеостомой. Ей было сложно разговаривать с трубкой в горле. Как-то мы меняли памперс и простыни. Она довольно грузная, и надо было ее приподнять. А когда мы положили ее на подушку, я заметила, что она плачет. Мы сделали ей больно.
В первый день моей практики нас посетил гость. Он пришел навестить своего друга, что здесь лежал. Балагурил, смеялся, а потом оказалось, что у него тоже рак.
Какое-то время я подумывала о том, чтобы перейти работать в хоспис или онкодиспансер. Но потом поняла. Я не выдержу эмоционального напряжения. Слишком сложно к этому привыкнуть. Даже если отношение к смерти у тебя философское, но атмосфера страдания, которой пропитано все кругом, забирает у тебя силы,энергию. Это чувствовалось даже и на физическом уровне.
Прошло уже два года с той моей практики. И там каждый день кто-то умирает. Очередная Аня или Люда. Смерть естественна, мы все умрем когда-нибудь. Но хотелось бы, чтобы и у нас в России были человеческие условия в жизни и смерти. Чтобы и помещения просторные, светлые были, и медицинские каталки, а не на одеяле женщины переносили лежачего больного из палаты в палату. Чтобы больше больных получало необходимую помощь. И не у спонсоров мы просили помощи, а государство бы помогало.
И еще, хотелось бы сказать огромное спасибо врачам, медсёстрам, санитаркам, которые там работают. Это действительно подвиг. Каждодневный, на пределе душевных сил.
Жду ваших комментариев и лайков. Подписывайтесь на мой канал. У нас тепло! И не всегда грустно.