Михаил Агафонович родился 14 июня 1923 года в деревне Городок Петелинского района Рязанской области в семье крестьян. В армию его призвали в октябре 1941 года. Уже там он окончил пехотную полковую школу. А в августе 1942 года в составе 69-ой танковой бригады прибыл под Сталинград. Дважды их рота отражала атаки немцев. 14 января 1945 года за пленение двух фашистов и за то, что вовремя заметил колонну, он был награжден орденом Отечественной войны II степени.
За бой 24 апреля 1945 года получил орден Красной Звезды.
После войны Михаил Шарагин продолжил службу в Печоре на строительстве дороги стратегического назначения, а после переезда в Ухту до пенсии трудился горноспасателем и немало сделал для развития отрасли и поселка.
Фронтовые дороги лейтенанта Шарагина
Источник: монография «Память о войне длиною в жизнь. Воспоминания жителей Ухты и Ухтинского района - ветеранов Великой Отечественной войны» / под ред. Н.Д. Цхадая; авторы-составители: Беляева, О.И., Бубличенко, В.Н., Кустышев, А.Н., Шемиченко, Т.И., Юрченко В.В. - Ухта: Ухтинский государственный технический университет, 2010. - с. 432-441.
Я, Шарагин Михаил Агафонович, родился 14 июня 1923 года в деревне Городок Пителинского района Рязанской области. По национальности русский. До войны окончил 9 классов средней школы, после чего проработал год в колхозе.
О начале войны я узнал по радио. Меня призвали в армию 29 октября 1941 года. Я был направлен на учебу в пехотную полковую школу в городе Арзамасе.
По окончании школы мне присвоили звание сержанта и оставили в штате этой школы в должности командира отделения. Успел произвести только один выпуск младших командиров. На втором выпуске всех штатных командиров отправили в город Горький, где формировалась 69-я танковая бригада. В состав мотострелкового батальона этой бригады была включена впервые созданная так называемая танкодесантная рота. Состояла она исключительно из младших командиров. Я был назначен командиром отделения. А дальше фронт.
25 августа 1942 г. 69-я танковая бригада прибыла под Сталинград в район деревни Ерзовки. Танковые батальоны включились в дела боевые, а танкодесантная рота у комбрига подполковника Агафонова, видимо, была на особом положении. Нас приберегали для более серьезных дел.
Дважды рота отражала атаки немцев, а 18 сентября 1942 года участвовала в наступлении. Там мне удалось уничтожить одного фрица-пулеметчика, подорвав его гранатой РГ-42 прямо в окопе. Танковая бригада понесла значительные потери и была отведена на пополнение. Затем ее перебросили к Дону. Велась подготовка к Сталинградскому сражению, и меня назначили командиром пулеметного взвода. Но за 9 дней до сражения меня с фронта откомандировали в Чкаловское танковое училище самоходной артиллерии, которое я окончил в 1944 году, с общей оценкой «отлично». Мне было присвоено звание младшего лейтенанта, и в должности командира самоходки СУ-76 я был отправлен на фронт. Нас было 10 «младших» на целых две батареи.
В конце апреля 1944 года прибыли в действующую армию в район города Ковеля. Направили нас на пополнение 12-ой самоходной артиллерии бригады 69-й армии 1-го Белорусского фронта. В первые дни прибытия на фронт где-то недалеко от реки Турья, в районе населенных пунктов Кустичи и Дулибы, состоялся огневой бой с противником, окончившийся для моего экипажа благополучно.
В вышеупомянутой бригаде воевал до окончания Великой Отечественной войны. Принимал участие в трех последних фронтовых операциях: «Багратион», Висло-Одерской и завершающей Берлинской.
Был награжден двумя орденами. Потерял три самоходки. Из экипажа самоходки двое были убиты: механик-водитель и заряжающий; тяжело ранен второй механик и легко третий. Я получил два легких ранения, не выбывая из строя. По окончании Великой Отечественной войны переведен в танкисты, назначен командиром танкового взвода танков Т-34-85 и переведен в 91-й гвардейский полк 28-й Гвардейской механизированной дивизии.
Каждый фронтовой боевой эпизод – рассказ отдельный.
Под Ерзовкой
В первых числах сентября 1942 года 6-я немецкая армия клином через деревню Ерзовку подошла к Волге и отрезала Сталинград. 18 сентября из района балки Солдатской нашим войскам дали приказ этот клин отрезать. И я принимал участие в этом деле, но уже как автоматчик. Нас подняли по тревоге: где-то немцы прорвались к нашим позициям.
Пошли мы от балки до балки, по полю. Немцы стреляют, пули свистят, но никого не задели. Подбежали к небольшому оврагу, смотрю, а впереди деревня, пригляделся, а это танки взорванные, поле сражения. Это была нейтральная полоса, а немцы среди этих танков засели и вели обстрел наших позиций из минометов. Вот я в этом овраге с другими бойцами сидел, оборона у нас «жидкая»: один станковый пулемет и нас несколько человек. Двое из нашей роты были бывалыми вояками, несколько раз принимали участие в боях. Вот они все время прятались, не высовывались, мы брали пример с них. Два человека встали за пулемет, один такой здоровый, а другой маленький, подносчик патронов. Начали вести ответный огонь. Я высунулся и сижу, смотрю, мне вояки кричат, чтобы я пригнулся, а я смотрел ведь фильм про Чапаева, он там от пуль не прятался. Как у меня под носом пули в землю вошли, песок отлетел и мне все лицо исцарапал. После этого я стал осознавать опасность и начал пригибаться. Потом наше укрытие стали обстреливать из минометов. Мы немедленно пригнулись, но снаряд попал в овраг. Подносчик, бедняга, только подлетел с раскинутыми в стороны руками и упал, ему, оказывается, оторвало обе ноги, он, бледный, полуживой лежит и молчит. Но немцев позже прогнали, хотя они и укрепились там неплохо…
На плацдарме за Вислой
Июнь 1944 года. Фронтовая операция под кодовым названием «Багратион». Польша. Плацдарм за Вислой.
Немцы предприняли попытку сбросить русских с плацдарма, немного потеснили наши первые подразделения и вышли в соприкосновение со второй линией нашей обороны, где находилась самоходная артиллерийская батарея, в которой я воевал в составе командира самоходки СУ-76.
Непонятная обстановка сложилась: бой затих, но впереди не было ни наших, ни немцев. Я находился на правом фланге батареи. До ближайшей самоходки не менее трехсот метров. Справа своих тоже нет (точнее, я их не вижу). Кроме экипажа, с нами было два автоматчика. Готовимся к обороне. Самоходка в капонире, выкопано несколько одиночных окопов недалеко от самоходки. Наводчика отправил к автоматчикам для усиления круговой обороны. У орудия я остался с заряжающим. Через какое-то время впереди, но далеко справа я увидел цепочку передвигающихся немецких солдат. Они двигались к косогору, чтобы обойти нас справа. У горки собралась уже небольшая толпа, но немцы все продолжали подходить к ней. Надо стрелять, но орудие не повернуть на цель, так как она в узком капонире. Я кричу на механика-водителя и требую любым способом развернуть самоходку в сторону цели. Видимо, с божьей помощью это удалось сделать. Открываю беглый огонь, и после четырех выстрелов выждали, когда рассеется дым и будет видна наша «работа». Когда дым рассеялся, мы увидели итоги нашей «работы». На том месте, где толпились немцы, теперь валялись убитые. Остальных не видно. Произвел еще насколько выстрелов по тем местам, где могли укрыться немцы. Потом просидели всю ночь в ожидании атаки немцев, но она так и не произошла.
В середине следующего дня с автоматчиком по фамилии Фридман сползали к тому месту, по которому вели огонь. Там валялись 12 трупов. При этом 8 или 9 были уничтожены первым снарядом, угодившим прямо в толпу, а остальные трое или четверо погибли после, от других снарядов…
Находка
Когда мы приехали на фронт 1 мая 1944 года, нас послали провести разведку боем. Моя самоходка с еще несколькими поехал вперед. Завязался бой. Ничего непонятно. Где свои? Где чужие? Куда стреляем? Все в дыму, кругом взрывы. Мы постреляли, слышу команду «Назад!» Мы поехали обратно. Две самоходки фрицы подбили, а одна завязла в грязи, выехать не получалось. Тогда экипаж этой машины вылез и побежал в лес. Когда в июне началось генеральное наступление, техники пошли осматривать местность: может, где-нибудь можно что-нибудь снять с самоходок. Вот они и нашли эту целую самоходку, поставили в нее аккумулятор, она завелась. Младшего лейтенанта Коновалова разжаловали в рядовые и отправили в штрафной батальон. Он при бегстве с самоходки кинул в нее гранату, но она ничего не повредила. Судили только Коновалова, остальным никаких предъявлений не было…
Таран
Впервые в жизни видел под Сталинградом таран самолета «Юнкерса» нашим летчиком. Летела туча «Юнкерсов» бомбить наших, как только сбросили бомбовый груз, давай назад, а им на перехват полетели наши истребители. Завязался бой. Наш, заходит на немца сзади: стреляет, не попал, видно, еще раз, зашел – опять не попал, а потом, смотрю, заходит третий раз, но уже не стреляет, а снизу, под хвост, подлетает и прямо носом таранит в хвост. «Юнкерс» пролетел немного еще и вниз начал падать, и наш самолет за ним, так на землю и упали грудой металла. Но летчики успели, конечно, катапультироваться, вижу, как несколько черных точек вниз падают…
Еще был случай, на моих глазах сбили наш самолет-истребитель. Летит, а за ним черная полоса дыма; летчик выпрыгнул, а парашют не открывается, видно, повредился чем-нибудь, стропы скрутились, и парашют не разворачивается. Летчик так и упал на землю, разбился, конечно.
Танк «Мамонт»
Май 1945 года. Наша бригада некоторое время базировалась недалеко от городка Цоссен, в двадцати километрах от Берлина. Наш батальон был размещен в местечке называемом «штапмлагерь» - это ряд одноэтажных зданий барачного типа с высокими остроконечными крышами из железобетона толщиной 25-30 см. В бараках обширные помещения. В каждом помещении стояли огромные сейфы размером с железнодорожный контейнер. Все контейнеры были вскрыты нашими военными. На территории штамплагеря на глубине 3-5 метров находились штреки с бетонным креплением. По одну сторону штрека были устроены большие камеры (размером 6х8х4 метра), в которых на специальных стеллажах хранились архивные материалы, с ними работали советские специалисты. Дальше этих комнат работавшие там люди меня не пускали.
В сосновом лесу, недалеко от бараков, стоял огромный танк. Танк был взорван, разрушено трансмиссионное отделение. Сорванная взрывом башня со спаренными пушками воткнулась в землю, а другой стороной башня опиралась на танк. С танком работали советские специалисты. Они снимали внутренние детали и укладывали их в ящики. Эти ребята близко к танку меня не подпускали, но я порасспрашивал их о нем. Узнал что, танк назывался «Мамонт». Всего за войну немцы выпустили только три таких танка. Где два других, неизвестно. Танк «Мамонт» - передвижная крепость весом более 120 тонн. В башне спаренные пушки — 120 мм и 75 мм калибра, 2 пулемета. Ширина гусеницы — 110 см. Каждую гусеницу тянет свой мотор фирмы «Maybach». Танки нигде не применялись, так как не было мостов, которые могли бы выдержать его вес.
Первая награда
Висло-Одерская фронтовая операция 1-го Белорусского фронта началась 14 января 1945 года с плацдарма за р. Вислой. На третий или четвертый день наступления первому самоходному артиллерийскому отделению батальону 12-ой самоходной артиллерийской бригады 69-ой армии было приказано выйти в прорыв с задачей (мне так помнится) перекрыть Радомско-Варшавское шоссе. Моя самоходка была назначена головной. Начальник штаба батальона капитан Васин кратко ознакомил меня с поставленной задачей и маршрутом движения. Маршрут пролегал по заснеженной местности, минуя населенные пункты. Вел самоходку сам начальник штаба батальона капитан Васин. Колонна самоходок в количестве 19 штук с десантом на борту шла по нашему следу.
Перед рассветом достигли заданного района. За ночь было пройдено большое расстояние (100-150 км, точно не знаю). Возникла необходимость произвести пешую разведку в сторону дороги, которую надо было перекрыть батальону. Начальник штаба, я и откуда–то появившийся с нами старшина приступили к выполнению задания.
Не без происшествий мы вплотную приблизились к дороге со стороны леса. Дорога была переполнена машинами, подводами, санями и другим транспортом. Преобладали военные. Я высказал начальнику штаба свое мнение о том, что в данный момент надо развернуть батальон и ударить по немцам. Сразу получил ответ: «Доложи комбату обстановку. Он примет решение». Побежал назад по нашему следу. Отбежав метров 200-300, я увидел двух немецких солдат, следовавших в том же направлении, в котором двигался я. Я принял решение идти на сближение с намерением взять в плен или уничтожить. Когда приблизился на расстоянии 70-80 метров, побежал в открытую на немцев. Приблизившись к ним на 7-10 метров, крикнул: «хенде хох». Заставил сбросить с плеч автоматы и втоптал их в снег. Опять же не без приключений доставил пленных к самоходке. Меня встретил экипаж, и в это же время вернулись разведчики: начальник штаба Васин и старшина. Передав им пленных, взобрался на самоходку перекусить. Осматривая окрестности по горизонту, я увидел, что от населенного пункта в нашу сторону движется большая колонна немецких солдат (не менее полка, решил я). Немедленно сообщил об увиденном. Первым к батареям рванул заместитель командира батальона по политчасти майор Иванов… Словом, немецкой колонне была устроена засада, и она была полностью уничтожена и пленена. На моей памяти такие цифры: пленных - 34, а всего уничтожено около 450 солдат. Наши потери – один тяжелораненый.
Самого себя мне хвалить нельзя. Однако не утерпел, чтобы себя не похвалить. Успех этой операции обеспечен только моими действиями, то есть успешное проведение разведки, пленение двух матерых фрицев, своевременное обнаружение колонны немецкой пехоты.
За эту операцию я был награжден орденом Отечественной войны II степени и получил очередное воинское звание «лейтенант». Начальник штаба батальона капитан Васин был награжден орденом Боевого Красного Знамени. По моему мнению, это заслуженная награда. Он мастерски выполнил ночной рейд по снежной целине, по бездорожью. На высоком уровне провел разведку. Командир батальона майор Фокин был награжден орденом Суворова III степени.
Были другие награждения. Бригаде было присвоено звание Радомской. Быть может, кто из 12-ой самоходной артиллерийской бригады прочитает эти строки и вспомнит эту операцию.
«Хорошо мы относились к пленным»
На вопрос, как наши войска относились к мирному населению противника, я отвечу так: главный агитатор Илья Эренбург, он писал все эти призывы, вплоть до того, что бейте, убивайте, мстите. Вот такое и было на войне. Взяли первую немецкую деревню. Ну, народ наш разный. Стоит поленница дров, надо ж ее поджечь или свалить, зайти в дом и все разбить. Остановились мы в этой деревушке у богатого хозяина. Жена его, старушка, все ходила и рыдала. Ну а кто-то из наших пошел и застрелил их собаку. Зачем, не знаю. Эта старушка там чуть с ума не сошла. Иду я и слышу, что кто-то где-то плачет. Пошел на разведку. У немцев все чердаки приспособлены для проживания, вот на этом чердаке я и застал одного негодяя. Залез я на чердак и вижу: сидят там две девушки, у одной из них ребенок на руках, старый бледный старик, а наш старший сержант отбирает ребенка у девушки, отдает его старику и пытается его выгнать. Я этого старшего сержанта спрашиваю:
- Тебе чего здесь надо?
- Иди, куда шел!
После этого ответа я достал свое табельное оружие, и сунул ему в лицо. Меня такая злость взяла. Я готов был его там и застрелить. Ну в общем, я его оттуда отпустил. Я всегда старался относиться хорошо к мирному населению, они-то нам ничего не сделали…
Хорошо мы относились и к пленным. Вот один случай. Когда было наступление на Берлин. Идем мы в наступление, а по дороге нам навстречу идет фриц. Его, главное, никто не останавливает, не стреляет. Мы к нему подошли, а он кричит: «Плен! Плен!» Ну, раз: «Плен!», значит, иди. И никто его не тронул, а он идет себе и идет.
А однажды со мной был такой случай. Ночью наша колонна самоходок продвигалась к Одеру. Моя самоходка была в распоряжении начальника штаба. Остановились мы, начальник штаба вызывает меня к себе. Показывает мне карту и говорит, чтобы я узнал, находится ли кто-нибудь в доме, на поле. Можно туда ехать или нет? Может, там засада? Ну, думаю, и задали задачку. Пристрелят там меня фрицы, и дело с концом. Поехали мы на самоходке. И мой механик, не знаю как, умудрился съехать в овраг. Думаю, что он испугался и специально съехал. Мы застряли и начали пытаться выбраться. Смотрю, едет начальник штаба. Посмеялся над нами и поехал дальше. Домик этот осмотрели без нас. Утром стоим, на горизонте идут три человека. Подошли ближе, а это мужчина, женщина и ребенок. Ночью был заморозок, а эта женщина в одних босоножках. Мужчина с большим синяком под глазом. Мы с ними поговорили. Узнали, что мужчину немецкие летчики избили, а они сами идут в тыл. Ну, мы их отпустили. Дня через два-три дня меня послали в штаб бригады, зачем, не помню. Я в штаб сходил, возвращаюсь обратно. Но пошел другой тропой, карта ведь есть, да и местность я хорошо выучил. Иду, значит, смотрю: впереди дощатый сарай. Прислушался: кто-то плачет. Я притаился, достал пистолет, а любопытство берет. Кто там? Что там? У сарая окна забиты. Подошел к двери, а оттуда доносится детский голос, и еще кто-то быстро-быстро говорит, по-немецки. Я ничего не понимаю, что они там говорят. Стою, жду. Думаю: «Была, не была!» Если заметили - пристрелят, нет - то я их в плен возьму. Я в дверь влетел, а там та женщина с ребенком. Женщина лежит на кровати, закрыта одеялом. Это та женщина с ребенком, которая нам встретилась недавно. Мальчишка как заорал, кинулся к женщине, а она что-то говорит, говорит, показывает себе пальцем в рот. Я понял, что она просит есть. Я их успокоил, поговорил с ними, узнал, что муж ее пошел узнавать дальнейшую дорогу. А мальчик от нее не отходит. Она показывает ему, чтобы он одеяло откинул. Одеяло распахнули, а там у нее черные ноги, все обмороженные. Сама она худая-худая. И все пальцем себе в рот и все говорит: «Эссен. Эссен». Я сходил в свое расположение. Мы с ребятами собрали поесть: кулек сахара, буханку хлеба и две банки консервов, пошел обратно. Пришел, консервы открыл, этот парнишка схватил банку и сует ее матери, а она ругается, видимо, и заставляет его самого есть. Он так жадно ел, бедный, наверно, давно ему не приходилось кушать. Я вторую банку открыл и ушел. Прошло несколько дней, думаю, схожу, посмотрю, что с ними там. Пришел, а там эта женщина лежит мертвая, закрыта одеялом, мальчишки нет, наверное, с отцом ушел. Вот такой случай был.
Был случай
Висло-Одерская операция завершена. На фронте тишина. Наша 12-я самоходная артбригада базировалась в лесном массиве недалеко от гор. В то время по лесам скрывались мелкие группы немецких солдат — особой опасности они не представляли. Однако что у них на уме?
Я и мои сослуживцы, заместитель командира батареи лейтенант Ваня Зелов и наводчик «Су-76» старший сержант Витя Матвеев, ради любопытства решили заглянуть вглубь лесного массива, а лес - крупная сосна. Вооружившись одним ППШ, одной трофейной винтовкой и табельным карманным оружием пошли по выбранному маршруту. Через некоторое время впереди показался сосновый молодняк. Приблизившись на незначительное расстояние, я заметил над кустами дым. Насторожился. Просигналил ребятам, чтобы приближались ко мне. Из кустов слышались странные звуки. Стало понятно, что там кто-то есть. Я стал осторожно головой раздвигать лапник и увидел, что на полянке буквально в 10-12 метрах от меня три немецких солдата что-то варили на костре. Недалеко от них четвертый солдат обдирал дикую козу. Вдруг немцы у костра засуетились, закрутили головами. Не раздумывая, я вскинул автомат и дал по немцам длинную очередь. Три немца упали, а четвертый успел убежать, так как почему-то автомат перестал стрелять (позже понял, что в затворную коробку попала ветка лапника). Я выхватил наган и побежал к упавшим у костра солдатам, один из них начал подниматься, но я выстрелил прямо в него.
По лесу шум, крик и треск — мы стреляем по немцам, а они от нас бегут. Нам ничего больше не оставалось, как припустить в противоположном направлении, мы ведь в самоволку ушли. Об этом случае долго молчал.
Второе награждение
Для меня самым памятным событием Великой Отечественной войны явилась первая неделя Берлинской операции, начавшаяся 16 апреля 1945 года. Прорыв обороны на Берлинском направлении проводился в темное время суток при освещении немецкой линии обороны мощными прожекторами. Наш самоходный артбатальон в этот момент находился на плацдарме у города Франкфурт-на-Одере вблизи железнодорожной станции Лебус.
В период артподготовки был убит мой механик-водитель Федя Таран. В это же время и я получил маленький осколок, он и сейчас во мне. Новым водителем назначили Колю Щенникова. 18 апреля во время наступления моя самоходка подорвалась на фугасе. Взрывом проломило днище, разорвало один двигатель и оторвало спинку сиденья водителя. Водитель был легко ранен в голову. Меня переместили на другую самоходку. 21 апреля в бою за деревню Аренсдорф машина была подбита. Экипаж укрылся в березовой роще. Недалеко от нас сгорела самоходка, а командир ее погиб. Неприятель методично обстреливал рощу. При одном из выстрелов был убит мой заряжающий. 24 апреля пересадили на третью самоходку. В тот же день наш батальон самоходок выступил в город Фюрстенвальде, что юго-восточнее Берлина на реке Шпрее.
Где-то слева гремел бой. На мотоцикле к моей самоходке подкатил начальник штаба батальона капитан Васин и приказал во главе нашей батареи отправиться на помощь нашим, которых теснили немцы. К тому времени в батарее оставались две самоходки (две «СУ-76» я потерял, а в третьей сгорел командир батареи старший лейтенант Мезенцев). Отыскав вторую самоходку, которой командовал лейтенант Костенко, и передав приказ начальника штаба, я приступил к его выполнению.
Маршрут нашего движения к месту боя пролегал через лесную дорогу около химзавода. Путь был недолог, и через несколько минут я был на месте, а мой напарник лейтенант Костенко отстал. Оборону держал взвод автоматчиков численностью до взвода. К нам приближались немцы, перебегая от дерева к дереву. Я открыл по ним огонь из пушки. Неожиданно наши автоматчики побежали назад. Оказывается, немцы обошли нас с левого фланга, выпрыгивая из окон полуразрушенного барака, и заходили к нам в тыл, скрываясь в лесной чаще. Нам ничего не оставалось, как развернуться и следовать за автоматчиками. Во время разворота сели днищем на бровку дороги, и пришлось выпрыгнуть из самоходки и смотреть, в чем дело, чтобы принять верное решение для выхода из сложившейся ситуации. Несколько пуль цокнуло по броне. К счастью, мы удачно встали, и ни одна пуля никого не задела. Но уходить нам предстояло мимо кустов, где могли быть немцы. Подъезжая к этим кустам, я дал длинную очередь из автомата; проскочили без помех. К тому времени на площадке у химзавода были установлены орудия. Там же находилась отставшая от меня самоходка лейтенанта Костенко. Не успел я отчитать его за непослушание, как подъехал капитан Васин и приказал следовать за ним. Прибыли к месту сбора всего батальона. Там командир батальона майор Фокин лично указал позицию каждой самоходке. Мне было приказано держать оборону у водонапорной башни при входе в город. Из укрытия я осмотрел прилегающую местность. В 120-150 метрах от нас был замаскирован немецкий «тигр», обращенный бортом в нашу сторону. Я принял решение: выруливаем из укрытия (из-за башни) на дорогу, производим два выстрела подкалиберными снарядами по танку и возвращаемся за укрытие. Так и сделали. Как только мы возвратились за башню, немцы открыли по ней огонь из многих орудий, по-видимому, танковых. Мы были вынуждены покинуть это место и отойти влево. Выбрал место, откуда хорошо просматривались подходы к городу и железнодорожная насыпь, через которую небольшими группами перебегали немцы. Открыл огонь по этой насыпи, выстрелив раз десять. Потом, присмотревшись к прилегающей местности, поросшей высокой травой и кустарником, увидел, что все кусты просто забиты солдатами. В этот же момент я открыл огонь по этим скоплениям, положив, не сомневаюсь, не один десяток немцев.
Метров в ста от меня вела огонь «СУ-76» лейтенанта Костенко. В кого они стреляли, я не знаю. Увлекшись своей работой, мы едва не проглядели, что немцы уже приблизились к нам и находятся уже на расстоянии 15-20 метров, выглядывая из-за крутого спуска. Момент промедления - и нас спалят «фаустники». Небольшая группа автоматчиков, оборонявшаяся правее нас, оставила свои позиции и отошла назад. Я тоже дал приказ отходить. Во время движения посмотрел в сторону водонапорной башни, и увидел там тот самый «тигр», по которому мы стреляли, поворачивающий в нашу сторону орудие. У меня в голове промелькнула мысль: «Промаха не будет, только не в бензобак». Расстояние между нами не менее 150 метров. Продолжаем отползать. Признаюсь, я сильно испугался…
Не знаю, что нас спасло, но немцы дважды промахнулись, а мы укрылись за кирпичным сараем. Успокоились. У нас оставалось шесть бронебойных и три осколочных снаряда. Я решил использовать осколочные, и как только выехали из-за сарая, сразу же получили по правой гусенице. Гусеницу надо было восстанавливать. Из «Су-76» начал вылезать механик, и как только он положил руку на лобовую броню, в самоходку попал очередной снаряд, и водителю оторвало локоть левой руки. Мы вытянули водителя из люка, отвели за сарай, оказав соответствующую помощь. Пока я накладывал шину из ножа и ножен, он плакал и просил его застрелить…
Потом пришла помощь, заработали беглым огнем десятки минометов, мы были спасены…
Этим эпизодом закончилась Великая Отечественная война для моей бригады и для меня лично. За этот бой я был награжден орденом Красной Звезды.
В этом бою механик-водитель «Су-76», которой командовал лейтенант Костенко, в самый сложный для него момент остался в самоходке один. Не растерялся. Сменив позицию, он перебрался к орудию, и работая и наводчиком и заряжающим, продолжал вести огонь по наступающему противнику до окончания боя.
Хотелось бы поделиться еще одним воспоминанием. О том, что старший сын И. В. Сталина Яков попал в плен к немцам и бесследно исчез, общеизвестный факт. То, что других известий о нем не имеется, это не так.
В сентябре 1942 года я находился на фронте под Сталинградом, в районе деревни Ерзовки. В этом районе буквально все было завалено немецкими листовками с призывами к советским солдатам сдаваться в плен. На одной из листовок размером с тетрадный лист, были изображены два советских солдата, которые пилили дрова. Солдаты выглядели прилично, одеты в длинные шинели без погон, оба смотрели на фотографа. Под снимком была примерно такая надпись: «Вот они — сын Сталина Яков Джугашвили и племянник Молотова Василий Кокорин — поняли несправедливость своих родителей и сдались в плен». Что-то еще было написано, но что, не помню. Таких листовок было много. Не может быть, чтобы такие листовки никто не видел и они не были сохранены для истории.
Июнь 2009 г.
В подготовке настоящих воспоминаний оказали помощь Калинин Станислав Александрович , Михайлов Никита Игоревич , студенты 1-го курса нефтегазопромыслового факультета Ухтинского государственного технического университета.