Найти в Дзене

Аре Ваерланд: В котле болезней 8. Рай садовода-огородника

VIII

РАЙ САДОВОДА-ОГОРОДНИКА

Англия научила меня ценить свежий воздух.

Те крайности, до которых доходит этот воздухолюбивый народ для обеспечения себя животворным дыханием Природы, большинство людей с европейского материка восприняли бы почти как безумие.

Я вспоминаю январский день 1904 г., когда необычно холодный северо-восточный ветер понизил температуру по всему Лондону до нескольких градусов ниже точки замерзания. Я был на пути к Университетскому колледжу, задаваясь вопросом, позволит ли профессор английского языка оставить открытыми окна над дверью, как обычно. Окна были открыты в начале лекции, но холодный поток воздуха сверху вниз очевидно оказался слишком большим для студенток, сидевших прямо под ним на передних скамьях. Добросердечный профессор заметил, что они дрожат и внезапно приостановил свою лекцию, как я подумал, чтобы попросить кого-нибудь закрыть окна. Но ничуть не бывало! Он только спокойно сказал: «Не соизволят ли леди сходить и надеть свои пальто»! И леди действительно пошли за своими пальто, лекция была приостановлена на несколько минут, но окна остались открытыми!

Я припоминаю другое происшествие несколько лет спустя. Я был тогда студентом в знаменитом старинном университете Парижа — Сорбонне. Большая часть того, что я изучал в те годы, давным давно забыта, но вот чего я никогда не забуду, так это дурной воздух, которым я вынужден был дышать во время своего пребывания в La ville lumiere #) Тот воздух в конце концов выгнал меня из Парижа и Франции. Среди английских студентов в Сорбонне ходила поговорка, гласившая, что за каждую лекцию нужно платить последующей головной болью. Во всяком случае со мной так и было.

#) Фр.- Город света (примечание переводчика).

На некоторых лекциях по искусству была особенно хорошая посещаемость. Но несмотря на необычайно большой зал — приблизительно двадцать футов в высоту, воздух был настолько испорчен даже в начале лекции, что требовались необычно большой интерес и любовь к искусству, чтобы это вытерпеть. Однажды, войдя в этот зал, я к своему восхищению обнаружил, что оконце над дверью было оставлено служителем (конечно же по ошибке!) открытым. Оконце было таким маленьким и так высоко, что никто пожалуй и не мог почувствовать дуновения. Однако же опасность была скоро замечена напуганной леди среди аудитории, которая сразу же привлекла внимание лектора к этому грубому упущению со стороны обслуживающего персонала. Знаменитый профессор остановил свою лекцию, очевидно признавая опасность. Сотни благодарных глаз приветствовали швейцара, который, после тщетной попытки закрыть оконце приспособлением со шнуром, наконец принес длинный шест, с помощью которого ему наконец удалось вернуть окно обратно в свою раму. Вся аудитория облегченно вздохнула от испорченного, загрязненного французского воздуха и разразилась аплодисментами.

Скольким болезням это оконце возможно воспрепятствовало развиться согласно общему мнению аудитории. А ведь на дворе уже стоял месяц март, солнце было высоко, а весенний воздух был восхитителен. Идя домой я насчитал необычайное число женщин в трауре. У меня было мало сомнений в том, что по крайней мере каждая третья женщина в черном, которую я встретил, была в трауре по родственнику, умершему от чахотки. Нет ничего удивительного в том, что Париж возглавляет список больших чахоточных городов Европы.

Мои английские друзья смеялись над моей недавно приобретенной любовью к свежему воздуху. Ибо свежий воздух был для них чем-то довольно естественным. Но со мной дело обстояло не так. Я был новообращенным со всем рвением и энтузиазмом новообращенного. Всякое мгновение, которое я мог урвать от своих занятий философией и психологией, я теперь посвящал физиологии и медицине. Мне что-то говорили об этих предметах в мои школьные годы, но таким способом, что я считал их чрезвычайно скучными. Казалось, что у них нет какой бы то ни было связи с реальностью. Я относил их к той же самой категории, что и древних египетских фараонов, которые, как казалось, в равной степени бесполезны для меня в жизни. Я знал, например, что самый древний тогда известный фараон Египта Менес умер, потому что его кишечник был распорот свирепым быком, когда он переходил через какое-то поле; но о своем собственном кишечнике я почти ничего не знал. А что сказать о кровообращении? Один из самых неинтересных предметов для меня до сих пор, но теперь — это тайна, которая, как казалось, превосходит все другие.

Впервые в своей жизни я узнал как построено сердце, и как оно функционирует. Я был удивлен, узнав, что, несмотря на свою очевидно непрерывную деятельность, половина его времени жизни проходит в состоянии покоя. Для меня было большим огорчением узнать, что Мигель Сервет (Michael Servet), который первым открыл малый круг кровообращения, несущий кровь от сердца к легким и от легких назад к сердцу, был вынужден бежать от инквизиции, но был схвачен в Женеве и в конце концов сожжен на костре в 1553 г.. Знаменитый Уильям Харви (William Harvey), который в 1628 г. опубликовал свои открытия о кровообращении и был затем высмеян врачами, чуть было не закончил свою жизнь точно так же. И все же эти открытия сделали имена обоих бессмертными.

То, что предположил Харви, было позже подтверждено итальянским врачом Мальпиги, который на самом деле увидел с помощью микроскопа кровь, прогоняемую из больших артерий через устье капилляров в вены, из которых, как он обнаружил, она возвращалась в сердце с помощью изобретательно устроенных клапанов и разницы давления воздуха между вдохом и выдохом.

Вы можете прочитать все это, как и я прочитал это тогда. Но Вы ничего не извлечете из этого, если Вы не сможете представить себе того, о чем читаете, восстанавливая этот материал в своем воображении.

Без интуиции и воображения Природа навсегда останется закрытой книгой.

Вот сфера, где каждое небольшое усилие приносит свою награду, а каждая награда приносит новые проблемы, требующие новых усилий, пока в конце концов вы не будете вытащены из скучной и монотонной жизни в мир постоянной радости и удивления. Внутренней обязанностью каждого должно быть учение, например, изучение своего собственного кровообращения во всех его деталях, мысленное представление того могучего потока — аорты, мчащей кровь из сердца со скоростью 2000 мм, или два ярда, в секунду, через канал за каналом и отдел за отделом, в различные части тела, пока этот поток не втечет в устье капилляров с пропускной способностью в пятьсот раз большей, нежели пропускная способность самой аорты. Здесь этот могучий поток естественно замедляется из-за огромной протяженности устья со скорости в 2000 мм в секунду до всего лишь 3½ мм, пока, с другой стороны устья — в венах, поток постепенно снова не наберет кинетической энергии, и подобно тому, как многие ручьи соединяются, образуя реку, устремится назад к своему истоку — сердцу. Сравните это кровообращение в своей системе организма с великим круговоротом в Природе воды, которая, унесенная из океана в воздух теплом, охлаждающими ветрами приносится обратно на землю в виде дождей и ливней только для того, чтобы снова собраться в ручейки, образуя потоки и реки, иногда пройдя какое-нибудь устье капилляров в почве, растениях, животных и людях прежде, чем она снова сможет попасть в море.

И здесь как нигде знание — это сила, мало того — больше чем сила, знание — это жизнь.

Еще будучи мальчиком, мне было интересно, сколько вдохов и выдохов в минуту нужно для поддержания нашей жизни, и какое количество воздуха мы вдыхаем при каждом вдохе в минуту и в сутки, чтобы «огни» нашего тела продолжали «гореть». Немного размышлений, посвященных этому предмету, могут привести к результатам, которые изменят всю вашу жизнь и взгляды на жизнь, как они несомненно изменили мои взгляды.

В учебниках по физиологии говорится, что в лежачем положении мы обычно вдыхаем шестнадцать раз в минуту, и что при каждом вдохе мы втягиваем в легкие 0,5 литра воздуха. Это составляет 8 литров в минуту, 480 литров в час и 1152 литра (приблизительно кварты) в двадцать четыре часа. А теперь подумайте, какая будет разница для вашего благополучия от того, получите ли вы эту огромную порцию из неограниченных, не загрязненных источников Природы или из душной, загроможденной, закрытой комнаты или спальни внутри человеческого жилья.

Строгий физиологический закон гласит, что всякое живое существо скоро погибло бы, если бы оно было закрыто вместе со своими собственными выделениями и выдыхаемым воздухом.

Если животное поместить в герметически закрытую камеру, где подается весь необходимый ему кислород, а вся выдыхаемая им угольная кислота тщательно удаляется, то животное тем не менее падет — у него возникнут судороги, и оно умрет. То же самое случится, если млекопитающее содержать в герметически закрытой камере, где уже жил в течение некоторого времени человек. Несмотря на неограниченную подачу кислорода и тщательное удаление двуокиси углерода (углекислого газа) результат будет тот же самый из-за неизвестных ядов, которые оставил после себя человек.

Тот самый факт, что каждый вдох воздуха, содержащего 21% кислорода, выдыхается с

содержанием всего лишь 16,5% этого элемента, показывает, в каких масштабах дыхание лишает воздух этого жизненно важного элемента. Но запас кислорода неограничен и будет быстро возобновлен в любой комнате, даже если закрыты все окна, двери и дымоход. Обычно считается, что немного людей погибают из-за нехватки кислорода в воздухе. В цивилизованном мире как раз не эта нехватка представляет опасность. Опасность подстерегает во многих известных и неизвестных ядах, которыми мы загрязняем окружающий воздух.

Возьмите например двуокись углерода (углекислый газ), содержание которого в обычном воздухе всего 0,03%, но которое в воздухе, выдохнутом из наших легких уже повышается до 4,7% или больше, чем в сто раз от содержания в обычном воздухе. Этого элемента, содержание которого столь ничтожно в атмосфере, и в котором так сильно нуждается весь растительный мир, мы выделяем за двадцать четыре часа не менее 460 литров (приблизительно кварт) лишь из наших легких. Если бы воздух, который мы вдыхаем, содержал 20-30% или больше углекислого газа, то это привело бы к смерти.

Хотя вдыхаемый нами воздух содержит 21% кислорода, это количество значительно колеблется в зависимости от температуры, причем теплый воздух всегда беднее, а холодный — богаче кислородом.

Мы все знаем, что воздух увеличивается и уменьшается в объеме по мере того, как повышается или понижается его температура. На каждый градус повышения температуры его объем увеличивается примерно на одну пятисотую и наоборот, так что если бы мы понизили температуру воздуха со 100°F до нуля, то количество содержащегося в нем в более сжатом состоянии кислорода было бы на одну пятую больше, т.е., у нас было бы сверх четырех пинт больше кислорода в тысяче кубических футов воздуха при нулевой температуре, чем в том же самом объеме при 100°F.

Разница в количестве кислорода, который мы вдыхаем при 100° и при нулевой температуре составляет не менее 25% (См. Отто Карке (Otto Carqué) Рациональное питание, стр. 32).

Неудивительно, что холодный воздух вызывает хорошее настроение и намного превосходит теплый или горячий воздух во всех отношениях в качестве средства, укрепляющего здоровье.

Это открытие, которое не имеет какого бы то ни было значения для большинства врачей, и которое большинство из них при своем своеобразном менталитете и образовании не взяли бы на себя труд рассмотреть, а тем более — использовать, оказало огромное влияние на мою жизнь.

При своем первом посещении Лондона я остановился в его северной части, полагая, что чем дальше на севере я смогу обосноваться, тем лучше. Но я вскоре обнаружил, что преобладающие ветры в Англии — это либо южные, либо западные, несущие весь смог на север с южного и западного Лондона. Я повесил полотенце на веревку в своем саду и обнаружил, что потребовалось всего лишь несколько дней, чтобы оно стало серо-черным, в то время как друг в самой южной части Лондона, которого я попросил сделать то же самое в своем саду, смог легко продержать свое полотенце на веревке несколько недель прежде, чем оно приобрело тот же самый цвет как мое. Этот эксперимент предрешил мой следующий переезд в Лондоне.

Поселившись в Лондоне снова после нескольких лет жизни на европейском материке, я купил себе дом на юго-западе, близко к окраине, с открытыми полями, спортивными площадками и садами. Здесь я повторил тот же самый эксперимент несколько раз, который доказал наличие огромной разницы в содержании грязи в воздухе северного и южного Лондона.

Даже в своей собственной стране, столь далекой от крупных индустриальных центров мира, с населением всего лишь в шесть миллионов, рассеянных по площади почти в четыре раза большей, чем в Англии, различие в чистоте воздуха значительно между сельскими районами, деревнями и городами. В то время как в открытой местности в ясный день приходится всего лишь 500 частиц пыли на кубический метр воздуха, то мы можем обнаружить их до 5000 или в десять раз больше в какой-нибудь день преобладания застойного воздуха, причем в небольших деревнях цифры могут быть 10000-20000, а в больших городах — до 50000.

Проверка воздуха в залах, где собираются люди, показала содержание в 17000 частиц пыли на кубический метр в начале мероприятия и 400000 — в конце.

Но растительность связывает пыль и, кроме того, она — большой потребитель некоторых из самых ядовитых веществ, которые мы выдыхаем, и прежде всего углекислого газа. Мы все знаем, что деревья под влиянием света потребляют элемент углерод из углекислого газа, высвобождая на каждый потребленный атом углерода два атома кислорода. Таким образом деревья и растения работают в качестве воздухоочистителей в двойном смысле — забирая из воздуха его яды и возвращая в потребление людей и животных чудесный живительный кислород.

Углекислый газ, выдыхаемый человеком за двадцать четыре часа, равняется количеству, которое 300 квадратных метров леса могут потребить за то же самое время. При этом та же самая площадь леса взамен в изобилии даст человеку кислород.

Осознав это, я купил себе участок английской земли площадью в 300 квадратных ярдов, перекопал его весь и засадил согласно своему собственному усмотрению и вкусу растениями и деревьями различных видов. При этом я сделал еще одно открытие — я обнаружил, что на этом благословенном «островке» я могу проводить шесть или восемь месяцев в году, живя в своем саду, круглые сутки.

Сад — обязательная часть дома англичанина. Если он надлежащим образом засажен и окружен деревьями, то это — его столовая и гостиная, где больше половины года он находит здоровье, отдых и покой.

Я засадил свой сад так, чтобы сделать его неотъемлемой частью своего дома, образующий большой зал со многими укромными уголками. Здесь я построил себе прочный летний домик с открытой передней частью и вытянутой крышей, как раз достаточно большой, чтобы вместить удобную кровать и защитить от дождя мой рабочий стол и несколько стульев, снабдив ее вдобавок электрическим освещением, подвесным книжным шкафом, одной или двумя картинами — это фактически те немногие принадлежности, которые необходимы для жизни на открытом воздухе.

Я даже не подозревал при строительстве этого садового домика, что мне предстоит стать обитателем сада на весь остаток своей жизни.

Передо мной на моем столе лежит запись баротермографа на лето 1933 г., полученная в моем летнем домике, и запись термографа, сделанная в тот же самый период времени в моей старой, но теперь покинутой, спальне в закрытом помещении.

Запись термографа из моего сада показывает семь волн тепла с высшими точками 22 июня, 4, 12 и 26 июля; 6, 18 и 27 августа, когда температура достигала соответственно 76,1°F (24,5°C)., 91,4°F (33°C), 76,1°F (24,5°C), 93,2°F (34°C), 93,2°F (34°C), 78,8°F (26°C) и 89,6°F (32°C). Ночные температуры в моем саду были на следующее утро тех же самых дней соответственно 50°F (10°C), 59°F (15°C), 55,4°F (13°C), 64,4°F. (18°C), 64,4°F (18°C)., 55,4°F (13°C), 57,2°F (14°C). Самая теплая ночь, не только этого лета, но и за 92 года подряд, была ночь со 2 на 3 июля, когда термометр не опускался ниже 73° F. (22,8°C).

Термограф в моей старой спальне в закрытом помещении зарегистрировал, несмотря на открытые двери и окна, обеспечивавшими непрерывный сильный сквозняк, ночные температуры лишь на несколько градусов ниже самых высоких дневных температур, или в среднем на 20°F и 10°C выше ночной температуры в моем саду.

Этот результат неудивителен, если учесть, как каменные стены и мебель сохраняют тепло, и как трудно их охладить при тепловой волне, когда воздух, несмотря на открытые окна и т.д., остается застойным и почти неподвижным вдобавок к тому, что он еще и крайне сухой.

Посредством сна на открытом воздухе я смог наслаждаться ночной температурой, по крайней мере на 20°F (10°C) ниже температуры моей старой спальни в закрытом помещении, так что переезд в свой сад было почти равнозначен ночевкам в Альпах. Подумайте только о всем том увеличении количества вдыхаемого кислорода, которое в течение трех или четырех самых теплых месяцев в году должно составлять существенную разницу для здоровья и благополучия. К этому нужно добавить пользу, полученную от влажного ночного воздуха сада, покрытого травой и полного деревьев и кустов. Влага воздуха очень важна для органов дыхания, особенно при тепловой волне.

САДОВОЕ ЖИЛИЩЕ Полы: 85x50 дюймов; задняя стенка: 35x75 дюймов;

боковая стенка: длина=высота 85 дюймов; высота навеса 15 дюймов; выступ:

36 дюймов. Построено самим автором. Следует использовать круглый год,

особенно всеми легочными и чахоточными больными, имеющими доступ к саду.

Количество воды, выделяемой в воздух растительностью, огромно. «Единственная береза приблизительно с 200000 листьев выделит в атмосферу 15 галлонов воды в обычный день, а в очень жаркий сухой день — даже до 85 галлонов. Подсолнух с площадью листьев в 5616 квадратных дюймов выделяет полторы пинты за двенадцать часов, и было подсчитано, что буковый лес испаряет около 14000 тонн воды на акр за летние месяцы. Средний акр пшеницы, с начала до конца, выделит в течение времени жизни растения около 1000 тонн воды» (Шипли).

В то время как ночной воздух в их садах насыщен кислородом и влагой, бедные современные экземпляры Homo Sapiens (Человека разумного) предлагают 25000000 альвеол или воздушных мешочков своих легких высушенный, перегретый, как в духовке, воздух внутри помещений. Здесь цивилизованный Homo Sapiens беспокойно переворачивается с одного бока на другой на своей плохо вентилируемой кровати, пытаясь немного поспать, страдая от нехватки воздуха и просыпаясь утром вялым и нездоровым, в раздраженном настроении и с нервами на пределе, тогда как лечебное средство для его недуга так близко под рукой, такое простое и такое дешевое.

Откуда взялось такое положение дел? - Я спрашивал у самого себя. Как человек в такой степени отделился от Природы и единственного здравого способа проводить свои ночи, по крайней мере летом? Ответ было не трудно найти.

Всего лишь несколько поколений тому назад, когда человек умирал в Скандинавии, задвижки дымохода открывались, чтобы его душа могла найти легкий выход. За окнами и дверьми торчали черти, готовые схватить его душу. Они не могли войти в дом через оконные стекла или через дверь, даже когда ее оставляли открытой. Ибо дверь была защищена кусками железа — обычно старых изношенных подков, прибитых к порогу и повешенных над входом. Железо было чем-то, чего черти не могут вынести — из-за искры молнии от небесного огня, скрытой в нем. Душа, однако, предпочитала дымоход — современный заменитель старого «ветрового глазка» — как самый близкий выход к небесам вверху и как путь, которого обычно боятся черти из-за огня внизу. Огонь как отображение солнца, и его заместитель, когда оно не светило, был лучшей защитой человека от сил тьмы.

Вездесущие черти считались подлинной причиной болезней и несчастий, которые случались с людьми. Следовательно от них нужно было отгородиться. Так и случилось, что, защищая свой дом от передающих болезнь чертей, человек отгородился и от благотворных эффектов свежего воздуха.

Восемнадцатый век покончил с верой в чертей в качестве причины болезней. Но посредством какой-то метаморфозы мышления зло было вместо них перенесено на ночной воздух. При попытке объяснить, почему он спит с закрытыми окнами даже в разгар жаркого лета, Homo Sapiens теперь заявил, что все это — из-за «опасного ночного воздуха». Черти уже не торчали у окон, когда на землю опускалась темень, но вместо этого сам воздух наполнился, в соответствии с преобладающими представлениями, миазмами и вредными испарениями, которые вслед за собой несут болезнь. Поэтому окна оставались закрытыми.

Современные исследования перевернули все это вверх дном. Доказано вне всякого сомнения, как мы видели, что миазмы и вредные испарения — все внутри, а не снаружи жилища, что человек подрывает здоровье, потому что он отгораживается в закрытом помещении со своими собственными телесными выделениями, далеко от дающей здоровье и поглощающей миазмы атмосферы и растительности снаружи.

Но он отгораживается в то же самое время от намного большего — от удивительного аромата растений и цветов, травы и листьев; от плывущих по небу облаков, от игры света и тени, от тонких оттенков восхода и захода солнца, от утренних и вечерних сумерек, от очаровательных полуночных вуалей с блуждающими звездами, от таинственного безмолвия ранних утренних часов; и от самого большого из всех чудес — рассвета.

Что-то, как кажется, всегда будит меня на несколько минут на рассвете. Слабый свет проникает в мой летний домик. Из темноты в саду постепенно появляются деревья и кусты, все еще укутанные в свою тонкую вуаль из сотканных ночью нитей, которую мягкое прикосновение первых утренних лучей солнца постепенно снимает с их «плеч». Выглядывают цветы, желающие, чтобы предвестники света развернули их «знамена». Звезды мигают и прощаются, медленно удаляясь в залы своего просторного «дворца». Отражение пурпурной мантии приближающегося бога-солнца окрашивает небо, вперемешку с золотыми и серебряными лучами от его колесницы. Природа задерживает свое дыхание на несколько мгновений глубокого поклонения. Наконец он появляется — большой золотой диск. Световой «оркестр» настраивает свои инструменты. Эта «симфония» начинается «гимном» жизни, за которым следует «анданте» раннего утра, переходя постепенно в «аллегро» и «аллегретто» полудня, с которых она медленно переходит в «адажио» вечера и «ларго» приближающейся ночи. Греки говорили о гимне звезд — слишком удивительном, чтобы его услышали человеческие уши. Наши глаза угадывают его, и иногда в тишине ночи, как кажется, внутри нас вибрирует странный отклик, когда небо раскрывает свое великолепие.

Нужно ли удивляться тому, что лето, проведенное в саду днем и ночью на этом благословенном острове, возвращает человека к Природе — на тропу, которую он потерял, и заставляет его смотреть на свой дом как на тюрьму?

- Крупнейшие современные ученые совершенно согласны с доктринами Ветхого Завета, который заявляет, что человек был создан, чтобы жить в саду», - говорит профессор Уильям Сэдлер (William S. Sadler) на странице 318 своей книги Основы здоровой жизни.

- Современные биологи приближаются к тому, чтобы рассматривать человека как животное открытого неба. Физиологи все более и более убеждаются в том, что на сохранение здоровья и выздоровление от болезни сильно влияет число часов, которое индивид проводит ежедневно под открытым небом. Все изучающие гигиену признают, что чем дольше люди живут под открытым небом, тем лучше их здоровье, тем меньше болезней, от которых они страдают, и тем быстрее они выздоравливают от большинства телесных недугов.

- Тщательно собранные статистические данные показывают, что жизненная стойкость любой семьи или группы семей находится в точном обратном отношении к числу лет, проведенному ими не на земле: то есть, чем дольше вы живете не в крестьянской усадьбе, не под открытым небом со свежим воздухом и светом, тем вероятнее, что вам предстоит заболеть, и тем тяжелее будет ваше выздоровление. С другой стороны, чем короче время, проведенное не в крестьянской усадьбе, не под открытым небом, тем большая будет ваша жизненная стойкость, тем менее вероятно, что вам предстоит заболеть, и тем быстрее и надежнее вы выздоровеете от любой случайной инфекции или болезни.

- Здоровье — в каждом глотке свежего воздуха, в каждом мышечном движении, в каждой нормальной смелой мысли ума. Короче говоря, здоровье — естественное состояние человеческого рода. Болезнь — это нечто, происходящее из неправильных жизненных привычек или нездоровой окружающей среды.

Да, человек был сотворен, чтобы жить в саду. Если он не может жить там круглый год в северных зонах умеренного климата, то конечно он может проводить свои ночи, спя на свежем воздухе. Давайте не забудем, что человек проводит больше трети своей жизни в кровати. Какого изумительного источника силы он лишается, спя в закрытом помещении!

Прошли осень, зима и весна, пробежали годы, но я так никогда и не смог отказаться от своих ночей в саду, за исключением случаев густого тумана или едкого лондонского смога, который является не творением Природы, а делом человеческих рук. Спальный мешок, сделанный из теплой верблюжьей шерсти и коврик из шерсти альпаки в запасе для крайне холодных ночей решили практическую сторону проблемы. Ибо зимние ночи здесь редко такие холодные как на севере, где термометр может упасть до нуля в вашей спальне, если вы оставите открытым лишь одно окно. Однако, вы можете спать на свежем воздухе даже при температуре 50°C (58°F) ниже нуля, как было доказано экспериментами на Шпицбергене.

Я помню, как мне не хватало, когда я жил в Англии, тех чудесных зимних ночей дома с большим количеством снега и температурой намного ниже нуля. Когда меня однажды пригласили прочесть курс лекций в течение шести недель в деревне на севере Швеции после своего первого посещения Англии, я широко распахнул окна своей спальни и

предоставил богу Борею свободный вход. Он сразу же превратил воду в кувшине в твердый кусок льда и разорвал бутылку с водой, густо обсыпав ковер снегом, который, однако, был таким сухим, что его можно было легко вымести утром. Он украсил мою подушку красивыми снежными узорами и кристаллами. Я спал как бревно. Никогда в своей жизни я не спал глубже и доброкачественнее, чем на том чистом горном воздухе, богатом концентрированным кислородом. И даже ни одного дня в течение тех шести недель я не носил пальто, несмотря на очень жестокие морозы.

Мой способ бросать вызов снегу и морозу произвел глубокое впечатление на сельское население, среди которого были много нетерпимых сектантов, наряду с людьми более широких и более передовых взглядов. Все члены сект клялись, что я скоро замерзну до смерти или умру от воспаления легких, в то время как противная сторона считала даже возможную в моем носу простуду катастрофичной для науки. Однако, я закончил свой курс лекций в блестящей форме и прекрасном состоянии здоровья к великой радости своих друзей с передовыми взглядами и к ужасу сектантов, которые потом клялись, что я вступил в сговор с самим дьяволом, который, как они конечно же на самом деле видели, влетал в открытое окно моей спальни и вылетал из него.

Невыразимое богатство здоровья и благополучия ждет людей за пределами закрытых окон спален в Скандинавии.

Но невыразимое богатство здоровья и благополучия ждет и англичан в их садах. Ибо в Англии людей, которые по своему выбору спят на природе в летнее время все еще так же мало, как и людей в Скандинавии, которые осмеливаются спать с открытыми окнами в летние месяцы. Сон на природе по своему выбору круглый год — это редкость даже в Англии.

Но где это можно сделать с большим преимуществом, нежели здесь?

Итальянцы вынуждены удаляться в свои дома в разгаре лета, чтобы избежать как дневной, так и ночной жары, а неизбежные противокомариные сетки делают ночной воздух еще более застойным.

За пределами их домов розы уходят на покой к концу мая. Каждая лужайка и каждое поле становятся коричневыми, и все листья на обочине — серыми от порошкообразной пыли, которая почти подавляет растительность. Выйти из ночеподобной полутьмы жилищ на сияющий солнечный свет — это напряжение для глаз и первичная причина большого количества случаев слепоты. При работе под открытым небом сердце бьется с ужасающей частотой, чтобы противодействовать чрезмерной жаре обильным потовыделением. Это напряжение заставляет людей преждевременно стареть.

Но итальянцы выигрывают в начале осени и весны, когда их страна — почти рай, и зимой, когда солнце благосклоннее к ним, нежели к англичанам. Но все же у них нет английского лета с его вечно зелеными лужайками и полями и с его восхитительно прохладным, влажным ночным воздухом; нет у них и английской зимы, которая, несмотря на свою избыточную влажность и недостаток солнечного света, больше походит на вечную весну, нежели на зиму где-либо еще в Европе.

Если говорят, что дом англичанина — это его замок, то его сад — это его Эдем, а его остров — это Рай садовода-огородника.