И чудный аромат «Красной Москвы»
Шелковистые лучи заспанного утреннего солнца упёрлись в задёрнутое шторами окно. Все попытки пробиться через них были напрасны, но выручил радостный мартовский ветер. Проскользнув в щель приоткрытой рамы, он рывком приподнял полотнище, и бледная, дрожащая полоса света на мгновение озарила комнату.
Полина Григорьевна проснулась давно, но открывать глаза ей не хотелось. Она надеялась, что прерванный добрый сон не растворился навсегда и если получится снова заснуть, то удастся ухватиться за него и досмотреть до конца. Последнее время ей снились родители.
А сегодня она видела поезд, мчавшийся в тыл подальше от войны, от взрывов снарядов, от лая чёрных овчарок. Мчавшийся туда, где нежно-голубое небо, кудрявые барашки облаков и душистые цветущие яблони. В дощатом вагоне никого, кроме них. Мама, совсем молодая, в ситцевом платье в синий мелкий горошек. Расчёсанные на прямой пробор длинные волосы собраны в тугой клубок на затылке.
И чудный аромат духов «Красная Москва». Мама нежно смотрит на папу и поправляет на его кителе чуть покосившийся орден Красной Звезды. Папа подхватывает её руку, прижимает к губам и целует каждый пальчик. Родители смеются. Семилетней Полине интересно, хочется коснуться маминой щеки, но сон прерывается…
Полина Григорьевна подняла одну руку, потом другую, согнула и разогнула ноги.
«Тут тянет, там ноет, — вздохнула она. — Значит, слава Богу, жива! Надо вставать».
Она медленно поднялась с дивана, одёрнула замятую ночнушку. Затем, опираясь на трость, подошла к шкафу и посмотрела в зеркало.
«Да-а…— Полина Григорьевна покачала головой. — Как говорится, краше в гроб кладут! Ну что поделать, сегодня восемьдесят четыре стукнуло, а это тебе, дорогая, не сорок восемь. Ну всё, поговорила, и хватит, надо себя в порядок приводить и приготовить что-то. Славочка с невесткой и внуком приедут, чем угощать-то буду? Одним бисквитом не отделаться».
Она грустно улыбнулась и зашла в ванную.
Во время завтрака зазвонил телефон.
Полина Григорьевна вытерла рот, поудобнее устроилась на стуле и взяла трубку.
— Привет, мама! Как дела?
— Привет, Славочка! Привет, сыночек! Как дела, ещё не поняла, но ты первый.
— Что первый?
— Первый звонишь поздравить.
Слава на секунду замешкался, кашлянул и сказал:
— Конечно, мама, первый. С днём рождения тебя!
— Спасибо, сынок! Вы во сколько сегодня заедете?
— Я вот что думаю, мам. Мы же работаем — и я, и Танька. А у Серёги репетиторы. Может, я столик закажу в ресторане на субботу или воскресенье? Посидим, отметим. Нормально?
— Ресторан — это, конечно, хорошо. Ну а сегодня-то когда? Я курочку запеку, с картошечкой, как ты любишь. Чаю попьём. Я вчера бисквит приготовила, Танечкин любимый, и кленовый сироп купила, для Серёженьки. Неужто после работы не приедете?
— Не обещаю, но постараюсь что-нибудь придумать. Пока!
Полина Григорьевна положила телефон и открыла холодильник. Достала из морозилки курицу, бросила её в большую кастрюлю и залила водой.
«Приедут часов в семь, как раз всё успею», — рассудила она.
Слава сунул телефон в карман и зашёл на кухню. Жена с сыном завтракали.
— У матери-то сегодня день рождения! Я совсем замотался и вообще забыл. Надо вечером к ней заехать поздравить.
— Как вечером? — удивилась Татьяна. — Я работаю во вторую, у Серёжки английский. Тоже забыл? Так что съезди один.
— Танюша, это нехорошо как-то. Мама всех звала. Там и курочка, и бисквит, и кленовый сироп.
— Кленовый сироп? Круто! — встрял в разговор сын. — Мама, давай забьём на английский и к бабушке поедем!
— Даже не думай! — возмутился Слава. — Ты к ней по полгода не ездишь и не звонишь, будто её не существует. А как репетитора пропускать, так сразу к бабушке захотелось. Так, давайте решим, кто когда может.
— Я в первой половине дня, — ответила Таня.
— Ну, после школы могу, — нехотя сказал Сергей.
— А давайте сделаем так, — предложил Слава. — Съездим все. Ты утром, ты после школы, а я вечером. И друг к другу не привязаны, и мама довольна будет.
Он вытащил из кошелька деньги и бросил на стол.
— Цветы купите. Всё, я побежал!
Слава чмокнул жену в щёку, потрепал сына по волосам, оделся и вышел из дома.
Солнце постепенно набирало силу. Яркое, но ещё не окрепшее, оно едва нагревало слипшиеся за зиму сугробы. На первый взгляд они по-прежнему смотрелись угрюмо, но первые весенние лучи сглаживали их края, отчего они покрывались лёгким блеском и становились мягче и добрее.
Полина Григорьевна чистила картошку. Это нехитрое дело давалось ей с трудом. Начавшийся артрит корёжил тонкие пальцы, нож постоянно вываливался из рук, да и картошка всё время норовила выскользнуть. Можно, конечно, было отварить рис, но уж очень Славочка любил курицу с картошкой, приготовленную по семейному рецепту.
В дверь негромко постучали.
Полина Григорьевна вытерла руки, взяла трость и кряхтя пошла в коридор.
«Для моих вроде рановато, — подумала она. — А больше и прийти некому».
На пороге стояла соседка по площадке Маша, с которой Полина Григорьевна познакомилась лет десять назад. Тогда Маше было чуть за тридцать, и она после развода поселилась в этом доме вместе с двумя детьми, мальчишками-близнецами.
Добрые отношения возникли сразу. А когда Полина Григорьевна узнала, что новая соседка воспитывалась в детском доме, то эти отношения переросли в нечто другое, понятное только им двоим, и через некоторое время Маша уже называла соседку «мама Поля». Полина Григорьевна не возражала. Она понимала, что заложенная Богом любовь к родителям, невостребованно хранившаяся в сердце много лет, дождалась своего часа и выплеснулась на неё.
Маша работала в нескольких местах, дети её часто болели и не ходили в садик. Полина Григорьевна с радостью принимала их у себя: кормила, поила, учила читать и считать. Мальчишки называли её бабушкой, а когда подросли — начали помогать ей: то гвоздь забить, то в магазин сбегать.
Маша протянула Полине Григорьевне букетик тюльпанов, обняла и поцеловала.
— С днём рождения, мама Поля! — сказала она.
— Ой, Машенька, спасибо! Проходи, чаем напою.
— Можно не сейчас? Мне скоро на работу. Мы с мальчиками хотели вечером зайти.
Полина Григорьевна задумалась.
— Ну заходите, конечно. Славочка с семьёй будет. Все вмести и посидим.
— Ой, спасибо, — обрадовалась соседка, — обязательно придём!
Она внимательно посмотрела на Полину Григорьевну.
— Мама Поля, а давай я тебя подкрашу: реснички, бровки нарисую, да и ноготочки можно лаком покрыть.
И не дожидаясь ответа, шмыгнула в свою квартиру.
Вернулась она с объёмным кейсом и начала выкладывать на стол кисточки, тени, лаки и прочую косметику.
Через двадцать минут Полина Григорьевна рассматривала себя в зеркале.
— Ну и ну! — воскликнула она. — Да ты, дочка, волшебница! Лет десять мне скинула. А ногти-то какие яркие, как рябина на снегу!
Маша замерла и поджала губы, руки затряслись, а глаза наполнились слезами. Ещё ни разу её никто не называл дочкой.
Она скидала косметику в кейс, наклонилась, поцеловала Полину Григорьевну в темечко и быстро ушла.
Выпроводив сына в школу Татьяна позвонила подруге.
— Привет, дорогая, как дела? — спросила она.
— Ну ты, мать, даёшь! — засмеялась подруга. — Не поверишь! Только трубку взяла тебя набрать, а тут ты сама звонишь. Ты же сегодня во вторую? Приезжай, поболтаем. Мне какой-то чай энергетический привезли из Китая Говорят, одной чашки хватает, чтобы неделю скакать как сайгак. Приезжай, попробуем вместе. Одной-то как-то страшновато. А потом от меня на работу и уедешь.
— Да не могу я, — ответила Татьяна. — Мне к свекрови надо, день рождения у неё.
— Вот житуха у вас! Посреди недели, да ещё с утра, гулянки устраиваете. Завидую!
— Нет-нет, — хмыкнула Татьяна. — Гулять будем в выходные, сегодня просто заеду поздравить. Я утром, Сергуня днём, а Славка вечером.
— Офигеть! По-моему, это перебор! Доведёте бабку до инфаркта заботой своей. Мне кажется, сына и внука вполне достаточно. Расчувствуется старушка и помрёт. Тебе это надо? Всё, дорогая, жду. Чмоки!
Татьяна откинулась на спинку кресла и задумалась:
«А действительно, какого чёрта я должна одна поздравлять? Если бы все вместе поехали, то понятно. А тут… Позвоню и поздравлю, а цветы можно и в ресторане вручить».
Полина Григорьевна натёрла курицу приправами и положила на большую чугунную сковороду. Вокруг выложила картошку, посолила, намазала сметаной, затянула плёнкой и убрала в холодильник.
«Вот времена настали — обычная сковорода кажется тяжелее гири! Прямо как в детстве, — подумала Полина Григорьевна. — Не зря говорят: что стар, что мал. Всё, устала. Пойду полежу».
Ей снился четырёхэтажный дом и новая квартира с большой, вытянутой пеналом кухней. Мама в самошитом фартуке поверх ситцевого платья в мелкий голубой горошек. У неё на шее ниточка бус из сочно-красного овального янтаря. Двухконфорочная газовая плита с высокими чугунными конфорками и маленькой духовкой, из которой сочится тепло.
«Тепло домашнего очага, — вспоминает Полина старую сказку. — Вот оно какое». Улыбающийся папа сидит с белым полотенцем на шее за длинным столом, накрытым клеёнкой в крупный цветок. Перед ним на деревянной подставке прямоугольное зеркало. Он взбивает помазком густую пену в маленькой алюминиевой чаше и собирается бриться. Полина подходит ближе. Очень хочется забраться к нему на колени, но папа подмигивает, грозит пальцем и неожиданно тыкает ей в нос намыленным помазком. Полина похожа на маленького поварёнка, упавшего лицом во взбитый яичный белок.
Все смеются, и мама тоже. Хотя ей некогда, она разделывает сизую, длинношеюю курицу, с редко торчащими длинными перьями. Мама берёт куриную лапку с противными коготками, дёргает за торчащую жилку и коготки начинают сжиматься и разжиматься, словно хотят схватить Полину и утащить в тридевятое царство к злым колдунам. Полина с хохотом пытается спрятаться под столом, но место там занято. Младшая сестричка Флора опередила её и, обхватив папины ноги, заливается звонким смехом. И чудный аромат «Красной Москвы»…
Полина Григорьевна открыла глаза и посмотрела на часы.
«Ещё только три. Надо поставить будильник на четыре пятьдесят, — решила она. — В пять тридцать включу духовку, в шесть поставлю курицу. Как медленно сегодня ползёт время! Обычно только успеешь разложить таблетки на неделю, и вот она уже пролетела. Так и живу теперь от раскладки лекарств до раскладки.
Почему всё время снятся родители? И не в зрелом возрасте, а совсем молодые. А может, это мне снится детство? Простое, небогатое, но очень счастливое, состоящее лишь из радостных моментов. Память — какая же она избирательная! Я совсем не помню плохого. Неужели в то время совсем не было зла?..»
Уроки закончились. Сергей сложил учебники в рюкзак и, расталкивая плетущихся по лестнице школьников, побежал в раздевалку. В дверях его перехватил одноклассник Лёха.
— Серый, ты куда? — удивлённо спросил он.
— Бабулю надо поздравить с днюхой. Предки приказали. А потом на инглиш. Хоть разорвись!
— Ты что, Серый, сдурел?! У нас игра с «бэшками»! Забыл?
— Блин! — Серёжка схватился за голову. — Забыл! Чего теперь делать?
— Чего? Да ничего! Играть. Мы что, без вратаря будем?
— А бабуля?
— Ничего с ней не случится! Позвони. А лучше закажи цветы с курьером и записку.
— Блин, меня дома убьют, если не поздравлю!
— Первый раз, что ли? — засмеялся Лёха и хлопнул друга по плечу. — Сколько раз убивали, и ничего, всё ещё живой. Хотя решай сам, от кого получать — от предков или от нас!
— Да фиг с ними! Вечером бабуле позвоню и объясню. Она поймёт. Пошли в раздевалку!
Поймать ускользнувший сон Полине Григорьевне не удалось. Теперь ей снился зелёный парк, что через дорогу от их дома. И толстенная продавщица газированной воды у входа. Две прозрачные длинные колбы с апельсиновым и клубничным тягучим сиропом. Тридцать копеек стакан и пятьдесят за двойной сироп.
Папа в широких льняных брюках и светлой рубашке с сиреневой вышивкой по воротнику. Мама тоже в светлом. Коричневые туфельки на низком каблуке и короткие белые носочки. Такие же носочки и у Полины, и у Флоры. Они стоят в очереди за мороженым. Папа покупает всем эскимо, и они садятся на скамейку.
Но девчонкам не сидится. Они рисуют мелом на асфальте большие клетки и играют в классики. На головах у Полины и Флоры огромные банты, но они не держатся на кудряшках и слетают. Полина наклоняется, чтобы поднять, и роняет мороженое. Обида и отчаяние, ещё чуть-чуть — и брызнут слёзы. Но мама, папа и Флора протягивают ей своё эскимо. Растерянность. У кого взять? Она откусывает кусочек от папиного, медленно глотает, потом от маминого. Смотрит на Флору и понимает, что малышке не хочется делиться, но и оставить старшую сестру в беде та не может. Полина обнимает Флору и, чтобы не обидеть, едва касается языком её порции.
Мама с любовью смотрит на папу. Папа улыбается и кивает головой. Какой же добрый взгляд у мамы! Сколько в нём любви, преданности и заботы. Как же вкусно пахнут мамины духи!..
Все идут на детские качели-лодочки. Полина с Флорой взлетают над землёй. Тёплый ветер треплет волосы, а подолы коротеньких платьев развеваются парусами. Сверху родители кажутся маленькими. Папа придерживает маму за талию, а она поправляет ему воротничок рубашки.
Полина Григорьевна выключила будильник, взяла трость и пошла на кухню. Пока плита нагревалась, она выпила чаю с бутербродами. Наедаться перед приходом гостей не хотелось. Да и вообще, чувство голода появляется всё реже и реже. Наготавливать еды не было сил, да и много ли одной надо. Запросто можно жить на бутербродах, а если уж и захочется разнообразия, то Машкины сыновья и пиццу помогут заказать или полуфабрикат в ближайшем магазине купить.
«Совсем я разленилась! — хмыкнула Полина Григорьевна и поставила сковороду с курицей в духовку. — Надо Славочке позвонить».
Она набрала номер.
«Абонент временно недоступен, — монотонно проговорил оператор. — Попробуйте позвонить позднее».
«Наверно, не может говорить, — подумала Полина Григорьевна. — Бедняга, сколько же он работает! А эти бесчисленные командировки! Мотается по стране, а ведь уже не мальчик. Как сложно в наше время жить…»
Слава зашёл в приёмную директора фирмы.
— Шеф у себя? — спросил он у грудастой секретарши Лены.
— Да, проходите, — ответила та, едва шевеля накачанными недавно губами.
Слава громко постучал в дверь.
— Разрешите? — спросил он, заглядывая в кабинет.
— Чего тарабанишь, как неродной? — отозвался шеф. — Конечно, разрешаю. Присаживайся! Чего пришёл? Уже сообщили?
— О чём? — удивился Слава, усевшись за приставной стол.
— Учредители приехали. Поэтому сегодня гуляем по полной программе: ресторан, баня и все вытекающие из этого последствия. Так что звони своей Татьяне и предупреди, что увидит она тебя нескоро. Если хочешь, могу сам с ней поговорить.
— Паша, я не могу, — напрягся Слава. — Сегодня день рождения у мамы. Я как раз зашёл, чтобы отпроситься и пораньше уйти. Мне надо у неё быть обязательно.
— Ты что, с ума сошёл? Ты не хочешь моим замом стать? Так и будешь начальником отдела сидеть до скончания века?! Сегодня, можно сказать, твоя судьба решается. Второй возможности не будет. Я твою кандидатуру месяца два уже продавливаю. Доказываю, что ты лучший. Славка, подумай! День рождения не похороны. Это на кладбище нельзя опоздать, а поздравить и завтра можно. В конце концов, позвони. Подумай, как дальше будешь жить.
Зарплата у зама в два раза выше, и премии. А это и новая машина, и квартира. И вообще другой уровень. Неужели мама не поймёт? Она только счастлива будет. Всё! Иди одевайся. Кабак заказан, сауна тоже. Через двадцать минут выезжаем.
Слава вышел из кабинета, достал телефон, который включился и тут же погас.
— Чёрт! — воскликнул он.
— Что-то не так? — спросила Лена.
— Сдох! — Слава потряс трубкой. — Есть зарядка?
— Зарядки нет. Позвоните с моего.
— Точно, — Слава взял у секретарши телефон. — Ага, а как звонить-то? Номеров не помню! Ни мамы, ни жены, ни сына. Вот так история!
— Подвели новые технологии? — сочувственно спросила Лена.
Слава молча махнул рукой и вышел из приёмной.
«В конце концов, ничего страшного не произойдёт, — подумал он. — Маму утром поздравил, приехать не обещал, да и Танька с Серёжкой уже поздравили. Так что всё норм. Переживём и это».
Он снова махнул рукой и пошёл одеваться…
Запах запечённой курицы медленно заполнял всю квартиру. Полина Григорьевна вытащила сковороду, поставила на плиту и улыбнулась.
«Какая красота! — подумала она. — Как в ресторане. Сейчас немного остынет, и посыплю чесночком. Славочке точно понравится! На кухне все не поместимся. Когда приедут, нужно будет стол-книжку вытащить, а табуретки у Машеньки возьмём. Может, салатиков каких-то надо было сделать? Да ладно уже, может Славочка привезёт, или потом ребят Машенькиных попрошу в магазин сбегать».
Полина Григорьевна, держась за спину, наклонилась и достала из серванта тарелки, которыми пользовалась только по праздникам. Перемыла их, протёрла и поставила на кухонный стол. Туда же поставила бокалы, припасённую заранее бутылочку креплёного вина, бисквит и кленовый сироп. Положила мельхиоровые ножи и вилки.
— Так, всех приборов по шесть, а нас, Бог даст, будет семеро. Ну ничего, я и из обычной посуды поем, — сказала она, посмотрела на часы, пошла в комнату и встала у окна.
Хотя солнце уже померкло и плавно опускалось к земле, на улице было ещё вполне светло. Люди возвращались с работы. Из каждого подошедшего к остановке автобуса выскакивала кучка пассажиров. С высоты многоэтажки она была похожа на капельку ртути, которая, стукнувшись обо что-то твёрдое, рассыпалась на маленькие юркие шарики, катящиеся в разные стороны.
Так и люди спешили домой по протоптанным зимой тропинкам, покрывшимся в первые тёплые весенние дни тонкой наледью. Люди скользили и смешно размахивали руками, пытаясь устоять на ногах.
В дверь позвонили. Полина Григорьевна вздрогнула и закричала:
— Иду, иду, Славочка!
Она открыла дверь. В квартиру зашла Маша и двое её сыновей. Они были обвешаны пакетами.
— Мама Поля, мы не рано? — спросила Маша. — Ваши уже тут?
— Заходите, дорогие, — засуетилась Полина Григорьевна. — Я вам всегда рада. Моих пока нет, но мы их ждать не будем. У Славочки много работы. А что вы тут такое принесли?
Парни на кухне разбирали пакеты.
— Ба, дай нам тарелки! Тут салаты, нарезки рыбы и мяса, пирожные и фрукты. Стол-книжку вытаскивать?
— Конечно, дорогие, праздник же! — ответила Полина Григорьевна и принялась мыть фрукты.
На кухню вошла Маша.
— Так, мама Поля, иди в комнату, будешь там руководить. Я сама тут всё устрою. Ты уже сегодня, наверное, наволновалась.
— Спасибо тебе, доченька! — Полина Григорьевна обняла соседку.
Мальчишки принесли ноутбук с колонками и включили музыку. Все сели за стол.
Маша подняла бокал.
— Мама Поля, мы поздравляем тебя! Дороже и любимее тебя у нас никого нет на свете. Помнишь, примерно полгода назад ты сказала, что тебе очень хочется почувствовать один аромат?
Полина Григорьевна прикрыла лицо рукой и тяжело выдохнула.
— Не может быть! «Красная Москва»? — прошептала она.
— Да, мамочка Поля! Ребята нашли в Интернете и заказали для тебя. Держи!
Маша протянула Полине Григорьевне маленькую красную коробочку с нарисованными жёлто-золотыми треугольниками и незамысловатыми витиеватыми узорами.
— Ба! И это тебе! — наперебой закричали мальчишки. Они сбегали в коридор и притащили огромный букет белых хризантем.
— Как же я вас люблю! — сквозь слёзы улыбнулась Полина Григорьевна и открыла духи.
Под потолком повис шипрово-цветочный запах с нотками бергамота, кориандра и апельсинового цвета.
За столом сидели долго. Полина Григорьевна украдкой поглядывала на часы.
— Мама Поля, наверно, они уже не приедут, — сказала Маша, перехватив её взгляд.
— Наверное, — вздохнула Полина Григорьевна. — У него всё работа да работа.
— Не понимаю, как так можно? — вставил один из парней. — Жить с мамой в одном городе и в день рождения не заскочить поздравить, хотя бы на минуту!
Он хотел ещё что-то сказать, но Маша гневно зыркнула на него, а брат с силой пнул его под столом.
Спохватившись, мальчишка добавил:
— Хотя он, ба, у тебя бизнесмен, а им, наверное, простительно…
Маша перемыла и расставила по местам всю посуду. Мальчишки убрали стол и вынесли мусор. Полина Григорьевна умылась и легла на диван. Ей снились родители и чудный аромат «Красной Москвы».