Еще в XVIII веке христианские народы Закавказья царское правительство выбрало в качестве основных опорных точек на сложном маршруте покорения Османской империи с целью реализации «Греческого проекта». По мнению генералов и чиновников, именно общность вероисповедания должна была служить той самой цементирующей основой, которая позволить создать необходимую базу для империи в этом крае. Первым шагом стало привлечение местной элиты к военной службе и, как следствие, к Высочайшему двору. Однако для большинства населения армия длительное время была недосягаема в силу разных причин.
По Уставу 1874 года коренное население Закавказья не привлекалось к исполнению воинской повинности. В распоряжении Правительствующего Сената от 21 сентября 1878 года за №6552 было сказано:
«Уроженец Закавказскаго края подлежит освобождению от исполнения воинской повинности, хотя бы он проживал в такой местности Империи, на которую распространяется сила Высочайше утвержденного 1 Января 1874 года устава о воинской повинности» .
25 мая 1898 года было Высочайше утверждено мнение Государственного Совета “Об отмене особого порядка отбывания лично воинской повинности, установленного для туземного населения Кавказского края” , согласно которому новобранцы из туземного населения Закавказья, Терской и Кубанской областей стали призываться в войска наравне с прочим населением Российской империи. Первый таковой призыв состоялся осенью того же года.
****
Прошло всего совсем немного времени и 16 июля 1905 года (в разгар революции) Император Николай II своим Высочайшим указом ввел ограничительную меру, повелев «новобранцев-туземцев уроженцев Кавказа вовсе не назначать в войска Кавказского военного округа, а распределять таковых в части войск Туркестанского, Одесского, Киевского, Казанского, Московского, Виленского и Варшавского округов» .
Указ этот вышел вследствие настойчивого ходатайства Наместника Кавказа и Командующего войсками округа графа И.И. Воронцова-Дашкова, который свою нижайшую просьбу мотивировал так:
«… В войсках Кавказского военного округа в значительной степени усилились такого рода преступления, которые не могут не свидетельствовать о том, что жизнь и служба войск округа выбиты из прежней нормальной колеи…» .
Прошение опытнейшего высокопоставленного чиновника было больше похоже на вопль отчаяния. Генерал утверждал, что количество разного рода государственных преступлений в армейских частях за последнее время чудовищно выросло, а политическая противоправительственная и националистическая пропаганда нашла для себя немало адептов в среде Кавказских войск, особенно среди туземной их части:
«… Побеги нижних чинов со службы, с караульных, сторожевых и иных постов, а также снос и кража при этом ими казенного оружия и патронов уже перестали быть исключительными, чрезвычайными происшествиями, а начинают приобретать массовый характер…» .
Подавляющее число этих преступлений, по словам Воронцова-Дашкова, совершили именно туземцы в войсковых частях, расположенных в Закавказье. Причину столь прискорбного явления граф усмотрел в том, что аборигены служат на свой родине, а не за ее пределами:
«… Подобное явление естественнее всего может быть объяснено близостью родственного местного населения, с коим нижние чины туземцы поддерживают обширные связи, прервать или даже ослабить которые, безусловно, невозможно…».
Близость места проживания различного рода сородичей толкало нижних чинов, уроженцев Кавказа, на серьезные преступления, что, в свою очередь, приводило к разрушению основ воинской службы, недоверию к кавказцам со стороны командиров и перекладыванию ряда важных обязанностей на плечи представителей других народностей:
«… С особенной силой влияние племенных и родственных связей нижних чинов – туземцев с местным населением сказывается на увеличении числа краж этими нижними чинами казенного оружия и огнестрельных припасов.
Частые случаи сноса орудия и патронов нижними чинами – туземцами, при отправлении ими разнообразных обязанностей службы, ведут к тому, что Начальство во избежание подобных случаев, поставлено в необходимость не доверять важных постов, а также обязанностей службы, этим нижним чинам, и тем вынуждено увеличивать за счет последних тяжесть службы для остальных нижних чинов…» .
Учитывая, что и в революцию 1905 года и позже войска использовались как карательный инструмент при подавлении беспорядков, Воронцов-Дашков предупреждал, что «при энергично ведущейся в крае противоправительственной пропаганде, большей частью на национальной почве, при настойчивых усилиях политических агитаторов расшатать в войсках дисциплину и порядок», он уже не мог поручиться, что «нижние чины туземцы окажутся на высоте их воинского долга».
При восстановлении порядка действия войск почти всегда направлялись против местного туземного населения, что являлось в то же время искушением и проверкой на прочность для нижних чинов, уроженцев Кавказа, а также доставляло немало волнений руководству. «К счастью, - заявлял Наместник, - до сих пор войска оставались непоколебимыми в своей верности долгу службы и присяге».
Единственным выходом из тупиковой и взрывоопасной ситуации, утверждал Воронцов-Дашков, было бы удаление туземцев из войск Кавказского военного округа.
«… Лучшим и единственным средством для выхода из настоящего положения является безусловное неназначение впредь в войска округа новобранцев – туземцев Кавказского края. При приведении этой меры в исполнение с 1905-го же года войска Кавказского военного округа в течение следующих четырех – пяти лет, путем естественной убыли в запас армии отслуживших свой срок местных уроженцев, почти незаметно и совершенно избавятся от туземного элемента…» .
Перенаправление потока молодых солдат, выходцев с Кавказа во внутренние округа российской империи, Наместник объяснял интересами безопасности армии и монолитности ее состава, а также знакомства аборигенов с русской культурой. Правда, в чем именно должно выражаться это «знакомство» именно в армии, генерал не разъяснил.
«… Назначение новобранцев – туземцев губерний Закавказья на службу исключительно в войска, квартирующие во внутренней России, кроме того является настоятельно необходимым как в целях ближайшего приобщения туземцев Кавказа к русской культуре и государственности, так и в интересах сохранения национального состава и духа Кавказской армии…».
Свою уверенность Воронцов-Дашков подкрепил свидетельствами Губернаторов о том, что на уволенных в запас туземцев Кавказа, отбывавших воинскую повинность в военных округах России, «пребывание в губерниях внутренней России» оказало «крайне благоприятное влияние».
«… Запасные эти производят впечатление более развитых, чем те, которые отбывали повинность в пределах Кавказа. Здоровый, молодцеватый вид, бойкость во всех движениях, усвоение русского языка и многими из них русской грамоты, приятно выделяют возвратившихся на родину запасных из среды своих сверстников. Большинство из запасных отзываются с похвалой о жизни в России, вообще о русских, прониклись идеей о величии России и уважением к ней, а некоторые выражают даже желание снова возвратиться в те места, где они отбывали воинскую повинность…» .
Как видно, в первую очередь армейскому начальству нравился благообразный удалой вид бывших солдат и их разухабистость (что и без того свойственно всем жителям Кавказа), а также то, что с ними можно нормально разговаривать на одном языке.
****
Как видно, первоначальная радость генералов и чиновников от привлечения как можно большего числа народа к отбыванию воинской повинности сменилась глубоким разочарованием. Оказалось, что просто арифметически решить проблему численности армии в России (а с ней и военного превосходства в Европе) не получится. Как говориться, «в каждой избушке свои погремушки» - настолько различны были жившие в империи народы по всем параметрам, от менталитета и до вероисповедания.
Далеко не все (особенно на Кавказе), как это виделось издалека, с наместнического кресла Воронцову-Дашкову, стремились проникнуться «величием России». Генералы подчас забывали (или не хотели знать), что у многих нацменьшинств были свои «корыстные интересы», связанные с их прошлой историей и местечковой величавостью. Многие из туземцев, поступавших в армию (особенно на правах вольноопределяющихся и охотников), стремились внести смуту и разложения в полки своей пропагандой, а имевшееся в арсеналах оружие – выкрасть и использовать в противоправных действиях.