Из переписки императрицы Екатерины Алексеевны с великим князем Павлом Петровичем
Императрица Екатерина II - великому князю Павлу Петровичу
14-го апреля 1787, Киев
С величайшим удовольствием, любезный сын мой, усмотрела я из вашего письма, от 3-го апреля и полученного мною вчера, что вы и ваши дети здоровы. Примета, что за вскрытием Двины следует непременно вскрытие Невы, до сего года оправдывалась. Петербургская Академия должна бы ежегодно печатать ведомости вскрытия всех рек империи, как она печатает о вскрытии и замерзании Невы; это было бы полезно для торговли. Я сообщу эту мысль г-же директрисе (здесь Е. Р. Дашкова).
Здесь весенние воды запоздали и в нынешнем году разливаются очень медленно. Я хотела выехать 16-го апреля, но буду принуждена отложить мой отъезд до 22-го, по множеству причин, о которых пришлось бы слишком долго рассказывать, из них же всех первая та, что еще слишком холодно; не смотря на это, вал и возвышенности зеленеют. Прощайте, обнимаю вас.
Помета: Получено 24-го апреля.
Великий князь Павел Петрович – императрице Екатерине II
24-го апреля
После моего последнего письма от третьего дня, могу сообщить вашему императорскому величеству одни только добрые вести об инокулированных детях (здесь оспопривитые). Они продолжают быть здоровы и пользуются хорошей погодой. Надеюсь, государыня, что непосредственные мои сообщения вы изволите признавать не менее верными, как и сообщения "Гамбургской газеты", выдаваемые ею за истинные, мало ли о чем ни говорит она.
Впрочем, ваше величество уже изволите знать, в чем дело, из последнего письма жены моей (беременность и рождение Марии Павловны?).
Великий князь Павел Петрович – императрице Екатерине II
10-го сентября 1787 г., Гатчина
Манифест вашего императорского величества об объявлении войны туркам только что получен мною. Приемлю смелость просить у вас того же самого дозволения отправиться в качестве волонтера, о котором просил в 83 году, во время тогдашних приготовлений к войне, и напомнить вам о том, что тогда произошло. Цель моя и намерение должны быть вам известны, государыня, и к сему могу только присовокупить уверения в чувствах, с коими есмь навсегда и проч.
Императрица Екатерина II- великому князю Павлу Петровичу
10-го сентября, 1787 г., С.-Петербург
Чтобы ответить, любезный, сын мой, на письмо, сегодня вами ко мне писанное, с изъявлением желания отправиться в армию волонтером, мне необходимо войти в некоторые подробности.
К несчастью, пора, избранная вами, для нас далеко не благоприятна и не имеет никакого сходства с 1783 годом, на который вы ссылаетесь. Для лучшего уяснения скажу вам, что на этот раз Порта объявила нам войну 9-го августа, в весьма неожиданную пору, так как дворы венский и версальский, признав справедливость статей примирения, с которыми мой министр Булгаков (Яков Иванович Булгаков, тотчас по прибытии в Константинополь был заключен в семи башенный замок (Эдикул).
В этом заточении, презирая угрозы турок наш посланник занимался переводом с французского сочинения аббата де-ла-Порт "Всемирный Путешествователь" и перевел несколько томов. Они были напечатаны) отправился из Херсона, готовились вступить в переговоры совокупно со мною.
Под разными предлогами, Порта с самой весны начала стягивать небольшие отряды войск на границах и держала наготове несколько эскадр, появившихся на Черном море, так что я ожидаю ежеминутно вести о каком-нибудь вторжении в наши пределы. Так как сии последние весьма обширны, трудно будет защитить их все своевременно.
Войска в походе для образования армий двух фельдмаршалов: графа Румянцева и князя Потемкина. Оба они, в данную минуту, находятся в величайших затруднениях касательно снабжения их армий провиантом, вследствие неурожая во многих губерниях.
Кроме того, в Херсоне и в Тавриде свирепствуют болезни, распространяющаяся даже до Кременчуга. Князь Потемкин и все его окружающие больны: болезни же эти – диссентерии (здесь дизентерия), сопровождаемые желчными лихорадками. В эти опасности и различные затруднения, любезный сын мой, вы прибудете в исходе сентября в южный климат, к которому вы не привычны.
Кампания будет весьма непродолжительна в виду позднего времени года (сверх ожидания императрицы, вторая война ее с турками была продолжительна, именно с 1787-го по 1791 гг.). Вы слишком справедливы, слишком рассудительны, любезный сын мой, чтобы не могли сами сознать, что значительно умножите обоим фельдмаршалам настоящие затруднения и беспокойства, которых и без того немало.
Подумайте сами, любезный сын мой, как их озаботят и отвлекут от дела одни только попечения о вашем здоровье и вашей безопасности. Повторяю, - кампания будет весьма коротка по случаю поздней осени. Единственный план, которому последуют, будет заключаться в возможном отражении нападений.
То, что я вам говорю, любезный сын мой, говорю, как вы можете судить, с крайним сожалением; но должна, по совести сказать вам это, как сущую правду и истинное положение дел, и что, видя желание, без сомнения весьма похвальное, выражаемое вами, никому, может быть, не придет охоты представить на ваше обсуждение пункты, столь важные сами по себе и по своим последствиям. Прощайте, обнимаю вас.
Великий князь Павел Петрович – императрице Екатерине II
11-го сентября, Гатчина
Чувствительнейше признателен вашему императорскому величеству за сказанное в ответ на мое вчерашнее письмо. Заботливость ваша глубоко меня трогает, но я принужден возобновить мою вчерашнюю просьбу, потому что причина, заставляющая меня действовать, побудит меня преодолеть затруднения, возникшие, по-видимому, в настоящую минуту.
Не думал я точно также, чтобы присутствие мое теперь могло причинить одному из фельдмаршалов, к которому ваше величество изволили бы рассудить за благо прикомандировать меня, более затруднений, нежели в 1783 году.
Впрочем, государыня, если обстоятельства настоящего времени не допускать войны наступательной, всякие военная действия равномерно могли бы мне быть поучительны и подготовят меня к летней кампании будущего года, которая вознаградила бы меня за мои ожидания!
Вот, государыня, что я осмеливаюсь повергнуть на произволение вашего величества, пользуясь правом, данным мне тем доверием, с которым вы благоволили объясниться со мною, доверием, коего всю цену вполне сознаю, за которую усугубляю мою к вам признательность и есмь и проч.
Императрица Екатерина II - великому князю Павлу Петровичу
11-го сентября, 1787 г., С.-Петербург
В ответ, любезный сын мой, на ваше сегодняшнее письмо могу только повторить сказанное мною вчера, и вследствие этого могу только отговаривать вас в нынешнем году не ехать в армию в качестве волонтера, будучи уверена, по настоящему положению вещей, что причины, выраженные в моем предыдущем письме, достаточно важны и вески, чтобы отклонить вас от вашего намерения. Кланяюсь моей милой дочери, а вас обнимаю.
В январе 1788 года императрица разрешила великому князю отправиться на театр военных действий. Готовясь к этой поездке, Павел Петрович составил завещательные письма 4 и 15 января, в случае, если он будет убит, и на престол взойдет его сын.
Великая княгиня Мария Федоровна была в это время беременна Екатериной Павловной, в чем и состояла главная причина нежелания Екатерины отпускать сына в армию, Мария Федоровна хотела сопутствовать мужу.
Императрица Екатерина II - великому князю Павлу Петровичу
16-го января 1788 г.
Так как граф Пушкин (здесь Валентин Платонович Мусин-Пушкин) довел до моего сведения, дорогой сын мой, что вам угодно было назначить день отъезда вашего в армию на 7-е февраля, то я, вследствие такового обстоятельства, принуждена сказать вам, что об этом думаю.
Первое: полагая, что вы, выехав отсюда 7-го или 9-го февраля и пробыв восемнадцать дней в дороге до Елисаветграда, прибудете туда, по весьма плохим дорогам, в начале марта; да и что делать там так рано? Не только там, в Молдавии, даже ранее половины апреля и травы на полях нет, следовательно, кампания так рано начаться не может. Судя по тому, что я видела весной прошлого года, это истина, в которой я убеждена.
Второе касается другого более важного обстоятельства: по городу не только ходят слухи, но весь город убеждён в беременности великой княгини; но так как ни вы, ни она до сих пор мне об этом ничего не говорили, а я никак не могу предполагать, чтобы вы желали хранить это в тайне, не зная, насколько оно справедливо, то обращаюсь к вам и прошу дать мне обстоятельный ответ, что мне обо всем этом думать?
В случае же малейшего сомнения, советую вам, дорогой сын мой, отложить отъезд ваш до времени, когда то или другое подтвердится; и если любезная дочь моя беременна, предпочесть всякому иному влечению или склонности, сладостные, прямые и священные обязанности супруга и отца и остаться здесь, не подвергая горести разлуки, заботам, беспокойству и опасениям, неизбежным в подобных случаях, обожаемую супругу, нежно вас любящую, и жизнь, и здоровье третьего невинного существа, которое она носит в своем чреве; посвятить все внимание ваше драгоценному сохранению и той, и другого.
Я убеждена, что если только оправдаются предположения всего города, вы тем охотнее уступите, дорогой сын мой, желаниям моим, а также и всего общества, что если бы, Боже упаси, что случилось с матерью или ребенком в ваше отсутствие, вы подверглись бы упреку за то, что сами были тому причиной, а я - за то, что имела неблагоразумие согласиться на отъезд ваш.
Великий князь Павел Петрович – императрице Екатерине II
Петербург, 16-го января 1788 г.
Дражайшая матушка! Если я намереваюсь отправиться отсюда в начале февраля, тому причиной мое желание избежать дурных дорог, по которым не пришлось бы ехать позже, здешние испортились бы в то время, как южные дороги стали бы хороши. Впрочем, я уже представлял вашему императорскому величеству, что желаю ехать, чтобы поспеть к открытию боевых действий.
Касательно второго пункта письма, я никак не думал, чтобы беременность жены могла когда-нибудь быть помехою к исполнению моей обязанности. Мы ничего не говорили об этом вашему величеству потому, что ожидали вашего о том вопроса, особенно в настоящую минуту; когда же вы однажды нас об этом спрашивали, мы и сами ничего не знали.
Впрочем, если вы, государыня, столь милостивы, что принимаете так близко к сердцу то положение, в котором мы можем находиться, то, конечно, можете себе представить, что мне было бы весьма тяжело остаться тогда, когда я уже совсем приготовился к походу с вашего же собственного соизволения.
Я слишком хорошо знаю чувства жены моей, чтобы ни минуты не сомневаться в участии, которое она принимает в славе моей, и чтобы положение, в которое может быть поставлено мое сердце, не причиняло ей более страданий в случае, если бы я остался, вместо того, чтобы ехать. Вот настоящее положение дела; пусть ваше величество будет моим судьей; я к сказанному не имею присовокупить ничего иного, кроме уверений в тех чувствах, с которыми я есмь и проч. Павел
Императрица Екатерина II- великому князю Павлу Петровичу
17-го января 1788 г.
Полагаю, любезный сын мой, что имею множество прав на то, чтобы узнавать о случаях беременности великой княгини не из расспросов, не из городских слухов и не после всех. В прошедшем году, когда я из Киева прислала вам "Гамбургскую Газету", вы отвечали мне, что если бы действительно так было, то мне прежде всех было бы сообщено об этом.
В начале декабря, когда у дорогой моей дочери была лихорадка, вы сами сознались, что тогда дали мне ответ отрицательный. С какого же времени великая княгиня беременна? Прошу вас сообщить мне об этом. Чтобы справедливо судить о чем-либо, надобно взвесить с обдуманностью доводы и за и против.
Доводы в пользу вашу заключаются в выраженном вами желании отправиться в армию в качестве волонтера, дабы видеть военные действия; это желание в настоящее время вы называете обязанностью, хотя положительно никакой обязанности на вас тут не налагается.
С сентября месяца вы дважды просили меня разрешить вам эту поездку; в первый раз я вам это отсоветовала; во второй согласилась, потому не видела к тому никаких препятствий. В настоящее время обстоятельства изменились. Отдавая полную справедливость душевным качествам великой княгини, я, тем не менее, убеждена, что усилие, которое она должна сделать над собой, может не благоприятствовать ей и подвергнуть опасности жизнь третьего лица и все это ради прихоти, без всякой необходимости.
Коль скоро подобное сомнение существует, было бы бесчеловечно и жестоко не обратить на него внимания. Что же касается до меня, то я обязана, я поставлена в необходимость убедительнейше просить вас покуда отказаться от этой поездки и отложить ее на несколько месяцев, т. е., до разрешения от бремени любезной моей дочери, срок которого мне неизвестен, и когда оно последует - летом, или зимою?
Императрица Екатерина II- великому князю Павлу Петровичу
18-го января 1788 г.
Письмо ваше, любезный сын мой, от 18-го сего января и сущность его содержания согласуются с моим желанием, и я могу только выразить вам на него мое удовольствие. Касательно отсрочки поездки вашей и предлагаемого мне вопроса, именно: на кого вы похожи в глазах всей Европы? отвечать не трудно: вы будете похожи на человека, покорного моей воле, исполнившего мое желание и то, о чем я убедительнейше просила вас.
Впрочем, вся Европа знает, и не с сегодняшнего дня привыкла видеть, что принцы, вам подобные, поступают не по прихоти, но согласно требованиям приличий и по обстоятельствам, которые, в свою очередь, не всегда зависят от нас, а подчиняются требованиям данного случая.
Думаю, что этого за глаза достаточно, даже более нежели достаточно, для целой Европы. Прощайте, обнимаю вас и кланяюсь любезной моей дочери.
Великий князь Павел Петрович – императрице Екатерине II
Гатчина, 24-го января 1788 г.
Дражайшая матушка! С прискорбием отношусь к положительному повелению вашего величества, препятствующему моему отъезду, не смотря на все мои доводы. Трудно мне будет полагаться на неопределенную надежду, вами мне подаваемую в таком деле, которое не должен считать прихотью с моей стороны, в виду собственного же вашего одобрения и согласия, вследствие права, данного мне примером моих современников и равных мне.
После всего сверившегося я должен покориться воле вашего величества; но никогда не буду в состоянии заглушить чувств, меня одушевляющих, в которых мы не властны, ибо эти чувства основываются на чести и убеждении столько же непоколебимых, сколько и те чувствования, с которыми есмь, дражайшая матушка, и проч. Павел.
Жена моя повергается к стопам вашего величества.
Повинуясь державной воле своей родительницы, великий князь отложил свой отъезд на пять месяцев.