День проходил за днем и вот – наступил апрель. Напоминаю, что арестован я был в самом конце января, значит, сидел я уже третий месяц.
И вроде бы уже я не новичок, и несколько уже привык к своему новому положению….
Стандартный день (сутки) проходили так.
Утром, примерно в половине девятого, на продоле начинался гомон и лязг открываемых и закрываемых дверей – шла утренняя проверка. Ее сопровождали гулкие удары, которые были слышны издали – это сотрудники специальным деревянным молотком простукивали решетки, койки и прочие железные предметы на выявление подпиливаний.
Сонные сокамерники слезали со шконок, потягиваясь, зевали, вставали и направлялись к двери. Кто-то один (просто кто ближе, мог быть любой) брал пакет с мусором, завязывал его и готовился выбрасывать.
Было слышно, как проверка движется от камеры к камере, все ближе и ближе….
Наконец, лязгал наш замок, дверь приоткрывалась:
— Выходим! Руки за спину….
Народ вразвалочку выходил на продол, становясь в ряд вдоль стены. Сотрудников сопровождал заключенный из "хозбыков", передвигая от камеры к камере ободранную пластмассовую бочку с мусором. Мусорный пакет летел в бочку. Так как считалось, что мусор – дело грязное, велика была вероятность того, что "хозбык" – из обиженных, поэтому предпринимались все меры предосторожности, чтобы никоим образом не коснуться ни "хозбыка", ни его мусорной бочки.
Арестантов быстро считали "по головам". В это время пару сотрудников заходили в камеру и простукивали молотком все "железо". После этого звучало:
— Заходим….
И народ, потягиваясь и зевая, снова заходил в камеру.
По пятницам были так называемые "покарточные" проверки, когда каждый арестант должен был назвать свои ФИО, дату рождения и статью, а сотрудники сверяли эти данные со специальными карточками.
В камере арестанты снова падали на свои шконки, укрывались одеялами и продолжали спать.
Часов в 10 утра, но не каждый день, один из сотрудников обходил камеры, заглядывал в глазок и спрашивал:
— Гулять идем?
Если были желающие, то они бодро отвечали:
— Идем!
И начинали одеваться "по погоде" для выхода на прогулку.
Остальные продолжали спать.
Около часу дня начинала греметь тележка баландера – развозили обед. Я, как ответственный за питание, общался с баландером и, в зависимости от того, что было приготовлено, или брал еду или не брал. Обычно брал для того, чтобы выловить картошку, которая шла для первого блюда, готовившегося вечером. Остальное выливалось в унитаз, потому что было соответствующего качества.
После обеда народ продолжал спать до 17 часов, до ужина. На ужин – опять общение с баландером, и опять – пополнение запаса картошки.
Сокамерники, зная, что в 18 часов "пробьют зеленую" и заработает "дорога", после "ужина" постепенно просыпались, умывались и приобретали человеческий облик.
В 18 начиналась совершенно другая жизнь: все выспались, бодры, активны. Я приступал к приготовлению настоящего ужина. Ответственный за дорогу занимал свое место возле решетки.
Примерно в половине девятого вечера проходила еще одна, вечерняя, проверка, но она была практически формальной – вышли на продол и сразу зашли.
Обычно к 21 часу ужин был готов, и народ рассаживался за столом, предвкушая главное событие – поесть вкусненького и пообщаться.
К 22 часам все уже были сыты и занимались своими делами: кто-то строчил малявы, кто-то собирался смотреть сериал, кто-то читал.
216-Я камера вообще любила сериалы, в то время как раз по каналу "Россия" шел "Ленинград 46". Народ занимал свои места на шконках и только попкорна не хватало.
Всю ночь камера в основном бодрствовала, хотя часть народа могла и подремать.
В 5 утра снова начинала греметь баландер со своей тележкой – развозил завтрак.
В 6 часов пробивали "расход зеленой",дорога" моментально сворачивалась, и арестанты, утомленные бессонной ночью, ныряли под одеяла на свои шконки, чтобы уснуть до утренней проверки.
Все важные сообщения, касающиеся тюремной жизни, приходили, естественно, ночью.
В одну из ночей по "дороге" от положенца пришла "курсовая" (от слов – ставить в курс, вводить в курс дела).
В ней говорилось, что на днях в СИЗО приедет важная комиссия из Москвы, всем арестантам к этому отнестись максимально серьезно, и в камерах нужно "навести серость".
— Серость – это как? — поинтересовался я у опытного Никиты.
Продолжение следует.
Читайте также.