Моего деда - Ключникова Ивана Кузьмича - забрали в армию в декабре 1940 года. Из деревни в Нижегородской области уехать в далекий Ленинград было не только волнительно, но и очень почетно, ведь на флот брали лучших по здоровью.
Никто не подозревал тогда, что всего через полгода начнется долгая и кровопролитная война, а город Ленинград почти на три года окажется в блокадном кольце.
Через неделю после объявления войны в связи со сложным положением на Ленинградском направлении, школу Краснознаменного Балтийского флота, где дед был курсантом, закрыли. Из классов на руках вынесли все вооружение: минометы, зенитные пушки, пулеметы, даже корабельные орудия. Каждый из курсантов получил винтовку. Учеба окончена - дальше война.
В конце сентября, заняв Шлиссельбург, немцы блокировали город. Стало невозможно обеспечивать подвоз продовольствия. Войска и более чем миллионное население остались без снабжения. Дневной паек урезали 4 раза до минимума в 250 граммов хлеба для рабочих и 125 граммов для служащих, иждивенцев и детей.
Ночью 21 декабря вылазка к немецким позициям напоролась на засаду. Беспрерывно взлетали ракеты. Пулеметные трассы перечеркивали пространство, стремительно исчезая в темноте. Иван прополз метров сто и, выждав короткие секунды, резко рванулся к своим, готовый мгновенно исчезнуть среди изрытого черными оспинами воронок поля.
- Ванька?
- Я. Колька, ты чего тут?
- Прикрываю. Наши раненных уносят.
В воздухе противно засвистела мина. Теплый воздух вперемешку с комьями земли больно стегнул по лицу. Послышался стон.
- Колька, живой?
- Живой, но меня, кажется, в ноги ранило.
Теплая, дышащая вонючей гарью, воронка чернела почти у самых ног Николая.
Иван расстелил плащ-палатку, прорезал в ней два отверстия, снял с ноги обмотки и привязал к прорезям.
Снова пронзительный минный свист. Иван упал рядом. По правой ноге что-то ударило, в бедре заныло.
- Эх, черт! Ведь меня тоже ранило.
Как ни странно, нога все же слушалась. «Наверное, только задело», - подумал Иван. Встав на обе ноги, согнувшись, мелкими шажками потащил раненного товарища к своим.
Все тело покрывалось испариной, пот струйками тек по лицу. Страшно хотелось пить. Временам Иван хватал горсть пушистого снега и прикладывал к лицу.
- Стой! Кто идет?
- Свои.
- Еще раненный?
Кольку Краснова положили на сани. Иван долго не мог отдышаться, чувствуя слабость. Ломота начинала охватывать ногу. Вдруг, подкосившись, как не своя, нога подвернулась, и Иван ничком упал в снег.
- Эй, ты чего?
- «Нога…» - простонал Иван.
Кто-то наклонился, потрогал набухшую от крови штанину и присвистнул: «Да как же ты друга-то тащил с такой ногой? Ребята, грузите его».
От потери крови и напряжения голова закружилась, и Иван провалился в забытье.
Очнулся лишь когда сани остановились у санчасти. В блиндаже, еле освещенном фонарем, санинструктор, в перемазанном кровью халате, бегло осматривал раненых и давал распоряжения медсестре.
Через три часа его погрузили в санитарный фургон, а когда вынесли Иван не поверил своим глазам – он снова оказался в своей школе, откуда всего лишь полгода назад он уехал на фронт. Сколько пережито за эти месяцы, сколько товарищей и командиров потеряно, со счету сбился. Теперь и он попал в госпиталь.
Серьезная рана или нет, только предстоит узнать.