История одной гейши. Часть 9
Глаша глянула на себя: джинсики ладно облегали фигурку, белая футболка с принтом выигрышно подчеркивала формы. Девушка приуныла. Одежды другой нет, она ж налегке сбежала от Наума, но тут Глафира вспомнила, что Люба что-то оставила, а были они с ней почти одного размера.
— Да, сейчас переоденусь и прибегу, — обрадовалась девушка.
Работа дворника была нелегкой. Во-первых, это не вокруг дома мести, вышел с утра на пару часов и свободен. Перрон надо убирать круглые сутки, и все-равно будет грязно.
Но Глаша не отчаивалась, постоянно подбадривала саму себя, что работа не такая уж трудная, есть тележка для мусора, все время на свежем воздухе, правда закрадывались мысли про зиму, ведь упадет снег, и тогда работа станет в разы тяжелее, но девушка гнала эти думы прочь.
Столоваться ходила к бабе Кате, было стыдно есть пенсионерский харч, но ничего не поделаешь, больше никого у Глаши ближе, чем баба Катя, в поселке не было. Она помогала старушке во всем: полола огород после работы, убирала избу, носила воду. Еда была очень простой, но голодными не были.
Глаша проработала целый месяц и даже больше, но про зарплату никто не заикался. Тогда она пошла в бухгалтерию, в кабинете сидели две дамы опять-таки пенсионного возраста, они видимо кого-то бурно обсуждали, потому что, когда Глафира вошла, женщины замолкли.
— У нас обед, — гаркнула одна из пенсионерок.
— Я только спросить, — несмело начала Глаша.
Одна из счетоводов поднялась и грозным айсбергом пошла на мелкую Глашу, приговаривая:
— Вот забудешь один раз закрыться, и на тебе — пожрать не дадут спокойно.
— Да я только спросить хотела...— но голос ее потонул в грохоте захлопывающейся железной двери прямо перед носом.
Глафира принципиально не хотела ни с кем общаться, жила очень обособленно, отношения поддерживала только с бабой Катей, но видимо настал тот момент, когда эйфория от обретенной свободы прошла, и пришло время немного высунуть голову из своего панциря.
Глашка подошла к носильщику:
— Здравствуйте. Я — дворник.
— Ну, — процедил нетрезвый носильщик, — эка новость, знаю, шлындаешь тут под ногами. Че те надо?
— Скажите, а когда зарплата будет? — вежливо поинтересовалась девушка.
— Чаво-о-о, — протянул мужик, — зарпла-а-а-та? А эт че такое? Слышь, Вась, — обратился он к своему напарнику, — тут деваха смешная, про зарплату спрашивает.
— У кого? — прошамкал еще более нетрезвый беззубый Вася, — у нас? — он громко икнул, — мы никому зарплату не платим, нам самим ее сто лет не платили, — мужик закурил вонючую папиросу.
— Спасибо, — сказала Глаша.
Она конечно же моментально прозрела. «Господи, ну почему ж я такая идиотка-то? Обходчикам не платят, а дворнику заплатят!» И Глаша от досады на саму себя и на свою беспросветную глупость горько расплакалась.
Вот она свобода, бери и ешь полной ложкой, а что с ней делать-то? Как жить совсем без денег. Пенсия у бабы Кати мизерная, это у покойного деда была неплохая, потому и сводили концы с концами, да Глаша и тогда не могла себе позволить объедать стариков, а сейчас, когда умер дед, и нет его пенсии, не прожить им на бабулины деньги. Надо что-то делать! Но что?
Мозг взрывался, денег нигде не платили, это ясно как божий день. Скажут, что получишь, отработаешь, а тебе шиш. Все рыбные места, где есть хоть какая-то прибыль, прочно заняты. Но Глафира решила все-таки еще раз попытать счастья в бухгалтерии и услышать это непосредственно от дам-счетоводов.
Выждав время, она снова подошла к мощной двери, постучала, за дверью была гробовая тишина. В это время из кабинета вышла техничка и пошла по коридору.
— А тебе чего, милая? Нет их, и не бывает никогда в такое время, ты завтра с утра приходи, — обратилась она к Глафире.
— Я про зарплату хотела узнать.
— Ты откель такая будешь-то? Не наша что ли? — удивилась женщина.
— Да ваша я, Александры Васильевой дочка.
— А-а-а, — протянула бабушка, она тоже была пенсионного возраста, — нет зарплаты, давненько уж.
— Скажите, пожалуйста, а почему вы все работаете? Нет зарплаты же, — недоумевала Глаша.
— Ну как тебе сказать? За всех не знаю, а я пенсию получаю, дома тоска зеленая, дети давно в город подались, меня не зовут, им там тоже несладко, но как-то выкручиваются, — бабушка тяжко вздохнула. — А я по привычке хожу, как ходила, и делаю свое дело. Ну иногда перепадет чего, — и бабуля, звякнув ведром, отправилась по своим делам, дав понять, что разговаривать больше не о чем.
На работу Глаша ходить перестала, она с горечью констатировала, что это уже было, все снова повторяется. Только тогда было, что продать, и она как-то сводила концы с концами, а теперь, даже если бы и было что-то, то на рынок нельзя.
Конечно у Любы было много разных вещиц, которые она оставила, и Глаше они были не нужны, но снова встречаться с Наумом было страшно.
И вот как-то она пришла к бабе Кате, старалась ходить пореже, хотя бабулька ругалась и требовала, чтобы ходила каждый день. В тот день бабушка рассказала Глаше про какую-то Верку, которая командированных распределяет на постой за небольшой процент. При этом баба Катя не ради этого рассказывала, а просто к слову пришлось, а у Глаши мигом созрел план:
— Баб Кать, постой, не части, как ее найти?
В тот же вечер Глафира стояла под дверью Верки, которая оказалась бабой лет пятидесяти, грубой, хамоватой, да еще и к тому же знала она гостью.
— Глафира, а ты откуда взялась? Давай заходи, чайку попьем с тобой.
И так повеяло от нее домашним теплом, что девушка разревелась и выложила ей всю свою историю, начиная от гибели матери.
— Про Александру слышала, и про избу твою знаю. Командированных не так много, распределяю я их, очередь огромная стоит из желающих, сама понимаешь, доход это для людей. Но я тебе так скажу, ты можешь побольше денег делать, — и новоиспеченная мама Роза лукаво подмигнула Глаше.
— Ни за что, — отшатнулась она.
— Ну тогда тебе придется долго ждать, — поджала губы недовольная Верка, — с голоду сто раз сдохнешь. Сейчас на очереди дочка моя, ей отдам ближайшего командированного, потом племянник мой...
— Поняла, теть Вер. А потом сестра ваша, а потом опять дочка…ладно, пойду я.
— Ну как знаешь, а то бы сразу к тебе, мужики-то, в основном ревизоры, сразу про баб спрашивают.
— Ну конечно, а как собственную дочь или племянника подписать на это дело? — Глаша горько усмехнулась, — нет, простите, пойду я.
Вера вздохнула, но помогать Глаше она не хотела.
Часть 10
А сообразительная Глаша на следующий же день отправилась на станцию. Проходящих поездов было много, станция большая, узловая как никак, но с вещами из вагона выходили единицы, и надо было точно понимать, кто свой, кто в гости, а кто командированный.
Но вдруг, из вагона вышел мужчина, озираясь по сторонам, не поселковый, и не встречал его никто.
— Добрый день! — лицо Глафиры озаряла улыбка, — меня зовут Глафира, я хочу предложить вам очень уютную комнату. Ведь вам нужна комната?
— Здравствуйте, нужна. А сколько стоит? Мне вроде какую-то Веру рекомендовали, и адрес есть.
— Так я от Веры, — тут же соврала Глаша.
Жилец приехал на неделю, договорились на хорошие деньги. У Глаши ему очень понравилось. Еще бы! Чистая комната, в которой не было ничего лишнего. До блеска начищенный санузел с исправной сантехникой, с душистым мылом и пушистым полотенцем, спасибо Любе — оставила постельное белье и еще много чего для уюта.
— Если дадите денег на продукты отдельно, — с замиранием сердца проговорила Глаша, — сбегаю на рынок, куплю продукты и приготовлю вам обед.
Евгений Петрович вытащил бумажник.
— Тысячи хватит?
— Хватит, хватит, — закивала голодная счастливая Глаша, — будет вам обед.
И вечером Евгения Петровича действительно ждало великолепнейшее жаркое, правда из цыпленка. Он с удовольствием поужинал, не забыв пригласить хозяйку. Затем разошлись по своим комнатам, так незаметно пролетела командировка постояльца.
Следующую неделю Глаше не удалось выловить никого. Как бы она ни экономила — денежки заканчивались.
Но постоялец вдруг пожаловал сам. Вечером раздался звонок, на пороге стоял приятный пожилой мужчина.
— Добрый вечер! Евгений Петрович дал ваш адрес, расценки те же?
Глаша ликовала, после первого же клиента пошло сарафанное радио.
Нового квартиранта звали Андрей Егорович. Был он умен, интеллигентен, а еще оказался большим ценителем супов и борщей, и кое-чего еще.
К тому времени Глафира уже не голодала так жестоко и выглядела довольно-таки прилично, но Андрея Егоровича сразили Глашины манеры, чувствовалась в них какая-то аристократичность, старина. Не вели себя так девушки в то время.
И вот как-то он заявился с букетом и шампанским, Глафира приняла подарки как должное, достала фужеры (спасибо, Люба), Андрей Егорович откупорил бутылку:
— За вас, прекрасная Глафира! — и поцеловал ей руку.
Она хорошо знала, чем заканчивались такие поцелуи и твердо сказала:
— Более ничего не будет.
— Мне достаточно вашего общества и бесед с вами, — улыбнулся почтенный джентльмен.
Так продолжалось все вечера. Уезжая, Андрей Егорович оставил Глаше щедрый подарок, он был в два раза больше, чем вся плата за постой.
Череда постояльцев потекла рекой. Кого-то Глаша добывала сама на вокзале, а кто-то приходил по рекомендации, пару раз даже пришлось отказывать. Комната была занята другим постояльцем, и у бабы Кати тоже жил командированный. Про Глашу пошел по поселку слух, что она принимает мужчин для любовных утех, но только чужих, потому что из своих у нее никто не бывал.
Глаша перестала голодать, хорошо они с бабой Катей жить стали, всего в достатке было: и круп, и мяса, и масла. Только сколько веревочке ни виться…
Беда пришла, да не одна. Сначала баба Катя умерла, старенькая же совсем была. Уснула вечером и не проснулась. Из города вмиг племянник примчался, дом продал и был таков.
А потом участковый нагрянул, и как ни предлагала Глафира ему денег, ответ был — нет, никаких денег не надо, закрывай лавочку.
— Никакой лавочки нет, люди сами ко мне приходят. Что же делать? Выгонять?
— Зачем выгонять? Будешь вот по такому-то адресу отправлять, — и участковый протянул ей бумажку с нацарапанными буквами и цифрами.
Нетрудно догадаться, кто проживал по обозначенным координатам. Тетя Вера собственной персоной.
— А если не буду отправлять? — спросила Глаша и пожалела, что спросила.
Участковый улыбнулся такой приятной улыбкой, что все было ясно без его ответа.
В тот же вечер Глаша отправилась к Вере.
— Тетя Вера, давайте договоримся.
— Не о чем мне с тобой договариваться, аферистка. Как я сразу-то тебя не раскусила, всех клиентов у меня забрала.
— Я готова вам платить, только дайте хотя бы моих.
— Твоих? Ты же всех моих к себе переманила, у дочери дети с голоду пухнут. Никого я тебе не дам, — Вера помолчала немного и добавила, — только на моих прежних условиях. Интимные услуги, и мои пятьдесят процентов.
— Нет, — сказала Глаша и ушла, хлопнув дверью.
Ситуация в стране только усугублялась, вовсю бастовали шахтеры, но зарплату по-прежнему не платили не только им.
У Глафиры были отложены кое-какие деньги, но и траты были каждый день, причем незапланированные: стали неприятности сыпаться на голову одна за одной. Где тонко там и рвется, как говорится. То кран вышел из строя, то бачок потек, то мальчишки стекло разбили.
Побрела Глаша через месяц снова к Вере.
— Ну что, пришла? Вижу, согласна, только шестьдесят на сорок теперь, и не только командированных будешь принимать, а всех, кого я к тебе направлять буду. И не вздумай ничего утаивать! А то снова участкового на тебя натравлю, а там и тюрьма недалеко. Поняла?
Загнанная в угол Глафира уныло кивнула головой. Вот так и стала обычная девушка Глаша настоящей поселковой всем известной и никому не отказывающей гейшей Глафирой.
Татьяна Алимова
