На северной окраине Ленинграда в 1926 году построили новый поселок - десять деревянных двухэтажных домов, два ряда по пять. Дома выстроились перпендикулярно Кондратьевскому проспекту, тянувшемуся от завода “Арсенал” до Богословского кладбища, в получасе ходьбы от этого последнего земного пристанища. Вокруг поселка простирались поля и старые постройки района Полюстрово, славившегося вкусной родниковой водой. Источники находились на открытом пространстве, огороженные лишь низкой ажурной металлической решеткой, и каждый желающий мог здесь напиться минералкой и набрать в бутылку или графин целительную жидкость с металлическим привкусом. Мой дед работал всю жизнь на “Арсенале”, жил первое время в бараках на территории завода, а затем купил квартиру, как тогда говорили, в Поселке. У каждого здания жильцы разбили садики с оградами, каждой квартире выделялся огород в две сотки, на которых обычно растили картошку - в общем, сельская жизнь в городе. В домах было печное отопление, газ провели в начале 1960-х годов, а для бытовых нужд была построена прачечная и дровяные сараи. Сам поселок пережил блокаду с потерей одного дома - в него попал артиллерийский снаряд при обстреле, и только пустое место нарушало правильную геометрию застройки. Жителям повезло меньше - много людей умерло, часть эвакуировали, из мальчишек-призывников поселка живым вернулся только мой отец, служивший в авиации.
- Вечно пьяный, вечно сонный механик авиационный. Рожа в масле, нос в тавоте - но зато в Воздушном флоте, - любила шутить (и имела на это право) жена однополчанина - друга моего отца, тоже фронтовичка, на традиционной встрече у нас дома 9-го мая, при орденах. В тот день, и только в тот день, отец курил на крыльце с друзьями, и голубые глаза его были молодыми и счастливыми.
В блокаду картошки хватило ненадолго, и для поддержания сил оставался только рабочий паек, и то не для всех. Дед выжил, из части пайка он варил тюрю - хлеб с водой, это его и спасло. Я родился в 50-х и помню, что перед обедом он обязательно выпивал желудочный сок, а после еды смахивал со стола все хлебные крошки и отправлял их в рот. А бабушка хранила в наволочке запас сухарей - так, на всякий случай...
В первые годы после войны на прохожих в темное время нападали грабители, внезапно появляющиеся из-за заборов и из подворотен чудища в белых простынях и страшных масках, со светящимися огнями, парализуя волю и наводя ужас страшными криками. Некоторые злодеи прикрепляли на подошвы и каблуки пружины, делали огромные прыжки и стращали народ. В то время наличие оружия у простых граждан было обычным делом, мне достался с тех времен кинжал и финка, а пистолет дед сдал в милицию по специальному указу. Незадолго до окончания войны на площади Калинина, у серого мрачного куба с колоннадой под названием кинотеатр "Гигант", на этой рабочей окраине при скоплении народа возвели виселицу, на которой вздернули двух высокопоставленных чинов СС, захваченных в плен при снятии блокады. Мама рассказывала, что ленинградцы - худые женщины, старики и молодежь - стояли молча и смотрели, как извиваются в петле эти сильные, крепкие немцы, инстинктивно борющиеся за свою жизнь.
Наш поселок жил своей нелегкой послевоенной жизнью, стали появляться голубятни на огородах, все чаще звучала музыка из окон, особенно по праздникам. За продуктами в магазинах всегда были очереди, да и магазинов было немного, часто торговали во дворах штучным товаром. Выручал Кондратьевский рынок, что неподалеку от "Гиганта". Запомнил ветеранов войны, пожилых и средних лет мужчин с суровыми, но улыбчивыми лицами, увешанных орденами и медалями на поношенных пиджаках. Костюмы были им без надобности - они располагались на панели у входа, на тачках с колесиками-подшипниками, инвалиды, без ног. А рядом кепка - для подати... Передвигались фронтовики с металлическим свистом, отталкиваясь обеими руками от асфальта деревянными досками с рукоятками для пальцев. С годами их становилось все меньше, лет через пять они совсем исчезли, но когда я подходил к дверям этого здания, моя память всегда возвращала эту картину - взрослые мужчины ростом с ребенка и сверкающие на солнце, звенящие медали.
Поселок был разделен дорогой на две части, и как водится, дорога рассматривалась мальчишками как граница в периоды конфликтов, когда начинались недружественные действия - угрозы с вражеской территории, нападения и драки между группами однолеток. В мирные периоды - волейбол и игра в войну в сараях - там было где спрятаться! В вечернее время по Кондратьевскому иногда торжественно шествовали полупьяные гопы из пацанов от десяти до шестнадцати лет, задирая прохожих и распевая лихие песни под гитару:
- Родила мама Зиночку, купила ей корзиночку,
Расти моя дочурка, подрастай,
На улице столичной веди себя прилично,
И мальчикам бесплатно не давай...
При приближении встречных толпа подростков расходилась неохотно, нарочито толкая в плечо и акцентируя озорным криком важный смысл строчек из песни:
- Трещали панталоны, и лопались г.., - затихали голоса уже где-то вдали.
Кинотеатр "Гигант" был тем злачным местом, где часто бывали драки, где из подростков шпана привычно вытряхивала деньги, поэтому первым обращением было: "Попрыгай!" Мелочь звенела в карманах, и было на что посягать и чем делиться. Поэтому местным жаргоном было изречение - "на "Гиганте!":
- Вчера на "Гиганте" тряхнули двух чуваков, -
- На "Гиганте" сека повязала Шуню...
При мероприятиях районного масштаба, когда шли район на район, скажем, "Гигант" на охтинских, ввиду большого количества участников одна из сторон выворачивала пиджаки, чтобы не бить своих. Кистени и кастеты обычно использовались по умолчанию, ножи - редко, в массовке не участвовали. Другое дело в персональных разборках - ножи применялись, были последствия и сроки для малолетних, сам под прокурором был за нож приятеля, ему три года суд приговорил, другому - два, а мне грозили соучастием и омрачением светлого будущего еще когда я учился в школе.
И вот случился в нашем дворе праздник - открыли карусель! Народу собралось немеряно, мамаши и бабушки с детьми заполонили всю лужайку, самые счастливые разместились на сиденьях внутри карусели, закрыли калитку и круг с перилами начал медленно вращаться со всякой мелюзгой. Пять оборотов - и хватит, приехали! Очередь! Потом вторая партия загрузилась и также торжественно закружилась, потом третья... Задумано и исполнено было интересно, радости у ребятишек было - приятно смотреть! Однако зеленый аттракцион в первозданном виде просуществовал недолго - куда-то исчезла калитка, и малышам стало кататься опасно. Зато более взрослым ребятам, лет по пятнадцать, в самый раз! Надо отдать должное строителям: карусель была построена с большим запасом прочности и выдерживала недетские нагрузки, что очень нравилось подросткам, склонным к авантюрам и проверке себя в экстремальных ситуациях.
Чтобы оценить опасность этого устройства, попытаюсь его описать. Основой конструкции были четыре мощных столба, наверху скрепленных балками-пеперечинами в виде креста, на которые опиралась крыша. В середине конструкции размещался неподвижный центральный столб, вокруг которого легко вращалась платформа с низкими перилами и сиденьями вдоль перил да пустое пространство вместо отсутствующей уже калитки нириной сантиметров семьдесят. Желающий прокатиться по-взрослому вставал на вращающуюся платформу и упирался в поперечину руками, и чем он быстрее перебирал ногами, тем быстрее крутилась карусель, и становилось весело тому, кто сидел на скамейке: окружающая их картина представала в виде врашающегося в быстром темпе мира - деревевьев, кустов и стоящих на земле людей. И заметьте, столбов самой карусели. Они были ближе всего к перилам, и с ужасной скоростью проносились мимо сидящих на скамейке экстремалов. Кроме головокружения и других субъективных ощущений при вращении, вызванных воздействием на вестибулярный аппарат, объективно действовала и центробежная сила, стремящаяся выбросить человека с вращающейся платформы и прижимающая его к перилам. Горе тому, кто не выдержит, нарушит прямую осанку и позволит отклонить голову чуть назад - ни вцепившиеся в скамейку руки, ни мышцы шеи голову уже не удержат, и голова начнет считать столбы, пока не отключится сознание - остановить мгновенно такую махину невозможно, инерция не позволит. И реально считали, и не одна голова, и не раз выезжала скорая на это место - страдали неопытные люди из других дворов, не правильно оценивающие опасность этой кажущейся безобидной каталки, а карусель, как монстр, коварно притягивала все новые и новые жертвы.
По счастию, автор этих строк, в то время худенький, но спортивный подросток, поклонник гимнастики, обладал тренированной вестибуляркой, знал свои пределы и возможности, поэтому в свои двенадцать лет приглашался покататься с взрослыми парнями со словами: "Витьке можно", и это наполняло мою душу законной гордостью - быть наравне со старшими. Была и вторая опасность - представьте, что делать тому, кто уже раскрутил карусель, перебирая ногами и упираясь в перекладину? Тут был отработан один способ: с перекладины руки мгновенно (иначе улетишь на спиной на перила) перебрасовывались на центральный неподвижный столб, а человек вращался, стоя на двух согнутых в коленях ногах на вращающейся платформе лицом к столбу и полировал его своими ладонями, постепенно опуская руки к полу, а затем по полу скатывался под сиденье до перил или скамейки - как получится. После нескольких минут вращения карусель останавливалась, парни распрямлялись и осторожно, держась руками за перила, направлялись к калитке и вставали на землю. Земля часто обманывала и наклонялась, ребята оступались, иногда падали, но ощущения были столь сильны и прекрасны, что после отдыха хотелось это повторять вновь и вновь. Некоторые это испытание не выдерживали, им было страшно и они просили прекратить разгон, некоторых рвало - я их не осуждаю, "у каждого свои недостатки", как говорил миллионер из фильма "В джазе только девушки" - я, например, боюсь собак. Кстати, девчонок мы на карусель не брали никогда.
Когда мне было лет четырнадцать, я с приятелем забрел на забытую уже карусель, и мы решили прокатиться - встряхнуть, как говорится, стариной. В этот раз я не оценил своих изменений в росте, весе и утратил чувство осторожности. Для пущего куража мы стали разгонять карусель вдвоем одновременно, и раскрутили так быстро, что когда мой друг первым схватился за центральный столб, а я уже вторым перенес руки с перекладины, то одна моя ладонь оказалась на его руке, в результате я не удержался на столбе и схватился за его одежду сзади, как за соломинку. Разумеется, это не помогло, мои пальцы сорвались, отцепились и меня отбросило назад, спиной к перилам... Ума не приложу, как я остался жив и невредим - я очнулся лежа на спине в трех метрах от карусели, больно ударившись о газон. Каковы были шансы оказаться в тот момент точно напротив калитки и вылететь через нее, не встретив ни один из столбов, предлагаю оценить знатокам теории вероятностей... Видимо, не всем так везло - вскоре я нашел нашу карусель в печальном виде - столбы спилены до высоты одного метра над землей, крыши и центральной оси нет. Таков был конец нашего зеленого монстра, соблазнителя и убивца. Но я задумался... Раз - случайность, два - закономерность?
А почему мне повезло, а другим - нет? Есть ли какие скрытые механизмы, влияющие на здоровье человека, оберегающие его от неявных, латентных опасностей, влияющих на его судьбу, его жизнеспособность? Эти глубоко философские вопросы, а также жизненные обстоятельства (жил недалеко от Пискаревки) сформировали мои устремления: буду поступать в медицинский, санитарно-гигиенический, имени Мечникова, институт. Как медалист, сдал один экзамен на пять баллов, и вот вожделенный приказ о зачислении. В группе я один из молодых и ранних, но ребят мало, двое после армии, а два иностранца из Венгрии, остальные девушки, некоторые со средним медицинским. Поначалу очень трудно пришлось, особенно с профильными медицинскими дисциплинами - анатомия, физиология - все с нуля, в моргах, с атласами да латынью. С остальными предметами типа физики, химии было полегче за счет средней школы, а вот здесь уже наши фельдшеры из группы тормозили. Спорт шел легко, вернее я на него не шел, а добрался до спортзала незадолго до зачетов, было тут у меня преимущество - муж двоюродной сестры, Аркадий, у нас преподавателем. Пришел я к нему, поведал о дефиците времени и ждал зачета автоматом. Не тут-то было, погонял он меня по спецпрограмме два занятия, а потом с улыбкой, гад, зачет поставил - по дружбе.
Английский язык мне давался легко, преподаватель - мягкая в общении, красивая женщина лет сорока пяти, оценила мои знания и старания очень быстро, все шло как по маслу. На втором курсе я как-то нацепил значок-пуговицу на халат "McCarthy for President" и удостоился критики с ее стороны, идеологически неудачный поступок - а что, за кандидата Кеннеди было политически более прозорливо? В общем, кредит доверия был утрачен, и отношения стали напряженными. Как-то раз при студентах было высказано, что я очень изменился - я с этим был согласен, только не согласен, что в худшую сторону. Последней каплей терпения для "англичанки" стал мой перстень, подарок отца. Перстень был изготовлен из серебра, а на печатке изображена мирная птичка, машущая крылом всему миру. Я сидел в аудитории на третьем ряду, когда уважаемый мной (без всякой иронии) преподаватель вдруг, назвав меня по фамилии, выразил презрение к людям, носящим перстни, и выдвинул предположение, что на нем изображен, без сомнения, череп и кости. Мне бы снять его и передать для осмотра - думаю, что назревающий конфликт был бы предотвращен. Но промолчал по неопытности, переживая эту бестактность, ждал следующего хода, и он последовал - даже худший, чем я предполагал. Вся группа сжалась, чуя недоброе. Ее понесло, и в полной тишине было заявлено, что я напрасно переживаю, это может нанести вред моему здоровью и моей печени в частности...
- Какое дело Вам до моей печени? - задал я вопрос, глядя в глаза этой женщине. Дискуссия разом прекратилась, и всем присутствующим в комнате стало не по себе. Через минуту занятия продолжились... Впрочем, вскоре я сдал ей зачет за третий семестр и извинился за бестактность. Преподаватель, будучи к тому времени заведующей кафедры иностранных языков, отказался от нашей группы и второй курс мы заканчивали с другой "англичанкой", и полгода мы не встречались. На третьем курсе, идя по коридору учебного корпуса, меня пронзила боль и страшное открытие: навстречу мне шло уродливое подобие красавицы, моего первого преподавателя английского, сильно располневшее знакомое лицо с правильными чертами и тучное, почти неуправляемое тело... И никого вокруг, и негде спрятаться или скрыться от этой шокирующей действительности. Я понял, что она приговорена, и вскоре она умерла от рака.
Я переживал о произошедшем и задавал себе вопрос: насколько тот случай мог повлиять на ее здоровье, здоровье еще молодой женщины? И стал бы человек, у которого, в принципе, все хорошо, бросать такие слова? И был ли это спусковой крючок, а я являлся лишь случайным раздражителем или мишенью? Случайность...
Продолжение следует...