У меня зазвонил телефон:
– Кто говорит?
Нет. Это был не слон. Мой дальний знакомый. Звонок удивил меня, потому что мы практически не общаемся.
– Как ты? – В его голосе было столько тревоги, что я не на шутку испугалась.
– Нормально... Что со мной должно случиться?
– Я прочитал! Тебя внесли в списки! – казалось, что он был на грани истерики.
– Списки? А списки… Санкционные?– я с трудом начинала «догонять» о чём он говорит.
– Да, санкционные… Скажи это плохо или хорошо? – огорошил он меня вопросом.
– Не знаю – растерялась я. – Не хорошо и не плохо. Никак – глупость всё это. Тем более, ты же читал – санкции ко мне не могут применить, в связи с отсутствием активов.
– А если найдут?
– Увы… Не найдут. – Разговор меня уже откровенно веселил. – Ни квартир, ни яхт, ни счётов за границей у меня нет. Да и в России не густо. На днях старые бумажки перебирала, нашла сберкнижку, а на ней 500 рублей. Мама на свадьбу мне собирала… Деньги, тогда так быстро превратились в фантики, что мы не успели даже осознать, что произошло. Так и осталась эта сберкнижка на память об СССР. Вот и всё что можно обнаружить на моих счетах.
Далее разговор «ни о чём» вяло тёк минуты три или четыре. Я уже начинала уставать, но чувствовала – всё не так просто – имеется у него камушек за пазухой.
– А твои зятья как от мобилизации открутились? – Я вздрогнула, как от удара.
– У нас никто не открутился. Все кому положено пошли и служат. Говорить с этим чужим человеком совершенно расхотелось.
– А я своего сына не дам убить. Лучше в тюрьме пусть сидит. – Его голос сорвался на крик.
– Ему что повестку приносили? – поинтересовалась я.
– Нет! Но если бы принесли, я бы… его бы… туда бы… сюда бы…
– Успокойся, – попыталась я повернуть разговор в мирное русло, мобилизация закончилась и твоему сыну ничего не угрожает.
А дальше, добрых полчаса, я выслушивала, о своей оторванности от реальной жизни, что скоро, буквально завтра (ему сообщили с самых верхов) мобилизацию объявят вновь. Несколько раз, с огромным трудом, мне удавалось вклинить несколько слов в его нескончаемый поток ужаса и грязи. Эти «вкрапления» помогли мне понять, что сын моего знакомого срочную не служил по состоянию здоровья.
– С чего ты взял, что его призовут? – Не выдержав, уже рявкнула я, но сделала только хуже.
Следующие полчаса мне пришлось выслушать столько бреда и откровенной лжи, что я «офонарела» (здесь так и просится другое слово, но пусть каждый придумает своё) – как при мобилизации людей хватали на улице и сразу везли на фронт. Как его, то ли племянник, то ли просто родственник, на фронте каждый день грузит целый фуры трупов. Про труппы сам племянник ему рассказывал, когда они к нему поехали «навестить». Здесь я снова не выдержала и прервала его монолог вопросом:
– Прямо на фронт ездили? А как же вас через границу пропустили?
– Он в Курске, – был ответ.
– А откуда в Курске целые фуры трупов? – попыталась я достучаться до его… (да фик знает, чего я пыталась…)
В любом случае моя попытка не увенчалась успехом.
Еще несколько минут мы поговорили на повышенных тонах и поторопились распрощаться, недовольные друг другом.
Пару дней после того разговора я ощущала какое-то мерзкое чувство и старательно мыла руки…
Зачем я рассказываю об этом?
Наверное, чтобы напомнить – сегодня идёт война не только на Окрайне. Война идёт здесь. Каждый день. Каждую минуту.
И, к сожалению, враги сегодня везде – даже среди наших хороших знакомых. Возможно, он это сделал не со зла. Бывает так у людей – хочется показаться значимым, имеющим отношение к происходящим событиям. И грешат люди – приукрашивают… (Да чего там приукрашивают, врут откровенно).
А понимают ли они, сколько вреда приносят своей ложью?