Первая моя встреча с силами тьмы произошла в раннем детстве. (Я вообще многое помню из первых лет моей жизни. Воспоминания эти хотя и обрывочны, но очень яркие. И самые яркие из них те, что связаны с болью и страхом). Тогда наша семья жила в однокомнатной квартире на третьем этаже новенькой пятиэтажной панельки. Мне было года два-три, и я по ночам забирался в постель к родителям, "чтобы ножки погреть". В одну из таких ночей, пристраиваясь между мамой и отцом, я вдруг увидел большую черную тень на стене над кроватью, которая медленно, но неумолимо росла, заполняя собой все пространство стены.
Читать предыдущую часть
Я похолодел от страха и истошно закричал. Отец и мама проснулись и стали меня успокаивать, а я орал как резаный и тыкал пальцем в стену, где чернела зловещая тень. Но они ничего не видели и поэтому не могли понять причину моего испуга. Объяснить в чем дело я не мог, так как в моем малышовском лексиконе слов для этого еще не хватало.
Не помню, как, но родителям наконец удалось меня успокоить. Конечно, этот мой испуг вполне можно отнести к области детских страхов, которые испытывает каждый ребенок. Я много чего боялся: темноты, серенького волчка, бабайки и прочих детских страшилок. Но никогда при этом я не испытывал такого леденящего ужаса, как в ту памятную для меня ночь.
Когда я подрос и мне было лет десять, я стал ощущать присутствие нечистой силы особым образом. Происходило это только во снах, которые были ни на что не похожи. Эти сны не имели обычного сюжета и в них я ни с кем не общался. Мне снилось некое безвоздушное пространство, в котором нет ни верха, ни низа и вообще никаких ориентиров. Оно было похоже не черную мглу, в которой нет ни одного лучика света.
Я плавал в этой мгле, как в невесомости, а вокруг меня в полной тишине сновали некие бесформенные и безликие существа, которые были страшны именно своей бесформенностью и безликостью. Перемещаясь то вверх, то вниз, существа эти то увеличивались, то уменьшались в размерах. И эта трансформация почему-то производила на меня самое тягостное впечатление, похожее на сильную тошноту.
Обычно я тут же просыпался, но тошнота и тяжесть от этого не проходили, а становились еще нестерпимее, превращаясь в чувство полной безнадежности. Однажды я заснул рядом с радиолой, с помощью которой ловил по ночам "вражеские голоса". И когда я очнулся от очередного жуткого сна, голос диктора, вещавшего что-то о погоде, показался мне таким мрачным, будто говорил не о температуре воздуха, а произносил мне смертный приговор.
Факт повторяемости кошмаров, а особенно связанных с ними мучительных душевных состояний был до того неприятен, что я вынужден был поделиться этим с моей мамой. К моему удивлению мама меня не только поняла, но призналась, что и с ней случается нечто подобное, что меня отчасти успокоило. К счастью, происходило такое нечасто, а в юношеском возрасте совершенно прекратилось. Но на смену этим кошмарам пришли другие.
Это тоже были сны, но в противоположность моим детским кошмарам, все в них выглядело настолько реально, что невозможно было понять, спишь ты или бодрствуешь. Чаще всего случалось это прямо среди бела дня, когда я ложился ненадолго отдохнуть у себя дома.
Закрыв глаза и пытаясь заснуть, в какой-то момент я обнаруживал, что не сплю, а лежу на том же самом месте с открытыми глазами. При этом я вижу свою собственную квартиру со всей ее обстановкой, но как-то размыто, как сквозь телевизионные помехи. Никаких чувств я при этом не испытывал, кроме любопытства: как это можно - спать и одновременно видеть место, где спишь? Иногда в этих снах я даже пытался встать, чтобы пройтись по комнате или выглянуть в окно. И это у меня получалось: я действительно ходил, но медленно, словно сквозь толщу воды, с трудом преодолевая ее сопротивление.
Сознание в этот момент работало так же, как и в реальности: я вполне контролировал себя, свои желания и движения, почему некоторое время и пребывал в заблуждении относительно нереальности происходящего. Когда же наконец я понимал, что это именно сон, и делал усилие скинуть с себя этот тягучий морок, я обнаруживал себя буквально связанным по ногам и рукам какой-то неведомой силой. Не будучи в состоянии пошевелиться и даже вздохнуть от навалившейся на меня тяжести, я начинал паниковать.
В какой-то момент неведомая сила резко подбрасывала меня вверх, и я как безвольное бревно начинал кружиться по комнате, совершая немыслимые пируэты. Обычно в этот момент я просыпался в холодном поту, с ощущением давившей на меня во сне тяжести. Но скоро она проходила, и я старался как можно скорее забыть посетивший меня кошмар.
В пору моих духовных поисков, когда я взял себе за правило ежедневное чтение молитвы Господней, был еще один случай, который приоткрыл мне существование тёмных начал этого мира. После армии пару лет я учился в так называемой вечерней школе: училище я закончил "со справкой", так как вместо того, чтобы познавать основы профессии слесаря КИПиА и получать среднее образование, я охотнее посещал репетиции ресторанного ансамбля. Особого желания закончить "десятилетку" у меня не было, но родные смогли уговорить меня, а теща, благодаря знакомствам, даже помогла начать учебу на пару месяцев позже. Так получилось, что в возрасте 25 лет я вновь сел за школьную парту в обществе таких же, как и я "разгильдяев и тунеядцев".
Среди моих одноклассниц была одна девушка казашка, которая сидела на последней парте первого ряда. Девушка была худенькая, стройная, с южным разрезом глаз. Ее было не видно и неслышно: она не отвечала на уроках и ни с кем не общалась на переменах. Придя в класс, я тоже выбрал себе место в первом ряду, где-то посередине.
Классное помещение было довольно широким, так как располагалось в старинном, еще сталинской постройки, здании. Парты в классе были расставлены в три ряда. При этом между первым рядом и внешней стеной с окнами оставался небольшой проход. По этому проходу, прямо мимо меня, и ходила моя одноклассница-казашка, когда хотела сесть за свою парту или выйти из класса.
Однажды во время урока девушке стало нехорошо, и она попросила разрешения выйти. Когда девушка оказалась рядом с моей партой, она отпрянула от меня в сторону окна, и ударившись об стену, стала медленно сползать на пол. Глаза ее были выпучены, тело дергалось в конвульсиях, а изо рта текла пена. "Эпилепсия", - подумал я и машинально схватил ее за ногу, пытаясь не дать ей травмировать себя.
Эффект был поразительный: приступ тут же прекратился, девушка встала на ноги и - почему-то - с поднятой к верху рукой выбежала из класса. Девушки, сидевшие на втором ряду, недовольно шипели, учитель был напуган и некоторое время молчал. Со мной же начинали происходить неприятные вещи: у меня кололо сердце, по телу расползалась какая-то слабость, разум мутнел, и я становился совершенно неспособным к учебе. Спасла меня молитва Господня - единственная, известная мне на тот момент. Я начал читать её про себя и скоро болезненные признаки прошли.
Девушка вернулась в класс на следующем уроке. Приступы эти случались с ней еще несколько раз и всякий раз она почему-то падала, как только оказывалась рядом со мной и всё повторялось вновь. Думаю, происходило это потому, что на тот момент я был единственным человеком в классе, который носил на себе крест и знал "Отче наш". Мои одноклассники - как и учителя - были далеки от веры, что было видно по их поведению и речи, наполненной бранными и матерными словами. Поэтому тёмные силы, терзавшие бедную девушку, реагировали только на меня, хотя и грешного, но все же уже носившего имя христианина.
Однако мои знания духовного мира были столь скудны, что я объяснял эти припадки с чисто медицинской точки зрения. Истинная природы этих явлений открылась для меня только в Михайловской церкви, когда я делал первые шаги на пути церковной жизни.