1. Так называемая бесконечность художественного образа связана с его неопределённостью и, соответственно, бесчисленностью толкований. Причём неопределённость эта может происходить (1) не от размытости границ, границы образа надёжно могут быть защищены Карацупами с Индусами. И (2) не от непопадания образа в прообраз. Неполное соответствие или полное несоответствие образа прообразу для художественной практики мало того что не криминально, но даже и не важно, ибо образ живёт своей жизнью, формируя энергией своей жгучей реальности свои постобразы, которые выжигаются в воспринимающем сознании и этому сознанию гораздо интереснее прообразов. Однако соответствие образа и прообраза может быть «фотографически» полным и всё же художественный образ будет «бесконечным». Неопределённость художественного образа для него онтологична, ибо сказав, что всякое сравнение хромает, вы никогда точно не установите процент хромоты, люфт неопределённости всегда будет сопровождать сравнение и оно порой может выступать на диво прямо. В метафоре две реальности отождествляются. И всем видны различия отождествляемых, но имеется и сходство. И эта игра сходства и различия, их переливы друг в друга никогда не заканчиваются. Энергия сходства и различия позволяет метафоре жить иждивением этой энергии вечно.
Человек есть рыба для воздуха. Тут вспомнится и то, что люди занимаются воздухоплаванием, и плавательный пузырь рыб, и спасательный круг для человека на водах, и чешуя, которой покрывается человек в иных из обстоятельств, и наш брат Ихтиандр, и холодная рыбья кровь, и даже глаза твои, Петька, как у мороженого хека. Этот более или менее плотный слой ассоциаций, обволакивающий любую метафору или сравнение, — вообще образ в целом без различия его родов и видов, — позволяет образу жить полной жизнью и, посмеиваясь, прислушиваться к спорам знатоков, которые учат друг друга что автор образа имел в виду и как образ надо понимать.
Вот почему кинокартины можно и нужно пересматривать, перед картинами маслом вновь стоять и вновь подолгу, книги стихов и прозы перечитывать и менять, менять обо всех них свои суждения.
В принципе человеку довольно в каждой области искусства по сотне шедевров, обращаясь к которым он проживёт счастливую жизнь. Не нужно ничего нового, тем паче в большом количестве. Довольно Гомера, Дуранте ди Алигьеро дельи Алигьери, Уильяма Шекспира, а без Даниила Ивановича Хармса с чем-то им написанным или без Джеймса Огастина Алоишеса Джойса с его «Улиссом» вполне можно обойтись. Хватит нам невольного и навязчивого знакомства с другим Алоизовичем.
2. Говорят, не то с мыслью. Мысль, конечно, строго определённа, в идеале — абсолютно точна. Да, 2х2=4 — не ахти какая мысль, хотя из состава мысли это арифметическое суждение исключать никак нельзя. Но даже произведения точных наук, если они написаны гениями, можно и нужно перечитывать точно так же, как и произведения художественной литературы. Григорий Михайлович Фихтенгольц с его трёхтомным «Курсом дифференциального и интегрального исчисления» или Дональд Эрвин Кнут с его «Искусством программирования» составляют счастье порядочного человека ничуть не меньше трагедий У. Шекспира. А уж в диалогах Платона Афинского, сочинениях Аристотеля Стагирского, творениях Плотина Ликопольского и Прокла Диадоха Новоримского и сомневаться не приходится. Некоторым из нового времени нравится читать и перечитывать «Рассуждение о методе» Рене Декарта, «Этику» Баруха Спинозы, «Науку логики» и «Феноменологию духа» Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, а то и «Капитал» Карла Генриха Маркса. Творения художников мысли бесконечны не менее творений просто писателей и просто художников.
Почему так обстоит дело и с творениями мысли? Какова их специфическая бесконечность? Помимо того что мысль точно так же, как и образ, способна обрастать толстым слоем тончайших ассоциаций в воспринимающем мысль сознании, само последовательное изложение мыслей в самой строгой их системе вовсе не гарантирует, что интерпретация мыслительной конструкции будет полностью соответствовать замыслу автора, её создавшего. Центр интерпретации может быть выбран произвольно. В связи с избранным центром сформируется новая периферия. И сам автор будет «дивом давиться», насколько предложенная интерпретация формально соответствует его произведению, будучи предельно далека от авторского замысла.
3. Достигнув некоторого уровня развития ума, вы перестанете читать художественную литературу и ходить в театр. Вам станут невыносимо скучны неспешные и торопливые диалоги, наивные попытки автора исподволь пропитать свои тексты моралью или даже «безнравственностью», как Станислав Феликс Пшибышевский или Михаил Петрович Арцыбашев, или, хуже того, описания пейзажей. Вас будет интересовать только мысль. Но список кораблей не только прочтёте полностью, но и будете знать наизусть. Как и число π. До тринадцатого знака после запятой (π=3,141592653589). Человеку ума всё это чрезвычайно необходимо.
2018.09.09.