Дело было в 1979 г. в К-ЧУАЦ (Кинель-Черкасский учебный авиационный центр) ДОСААФ. Курсант (пусть будет Толик) в паре с инструктором полетели на двух МиГ-17 отрабатывать групповую слётанность.
Здесь важное отступление. Я тогда тоже был курсантом и летал. Но при этом меня и ещё одного курсача, как имеющих водительские права, закрепили за медицинским уазиком-"буханкой". В плановую таблицу нас ставили так, чтобы летали по очереди: кто-то один из нас обязан был сидеть в уазике, чтобы "в случае чего" сажать доктора и мчаться к месту аварии. Ну, понятно, если это "чего" случилось на аэродроме, а не где-нибудь за сотню вёрст.
Радиообмен был выведен на громкую связь, "колокол" громкоговорителя висел прямо над уазиком. Я как раз сидел за рулём. Слышу доклад Толика: "Двести семнадцатый, в районе третьей зоны, отказ двигателя".
Ну, понятное дело, это уже, как минимум, предпосылка к лётному происшествию. РП (руководитель полётов) максимально быстро начал сажать всех, кто ближе к точке, кто подальше - запустил на большой круг. На центральной заправке начали концентрироваться наши взволнованные отцы-командиры.
У РП на всякие аварийные случаи всегда под рукой специальный журнал, где более чем подробно расписаны буквально все действия как его самого, так и лётчика аварийного борта.
В общем, началось: "Два-семнадцать, отключите АЗС такой-то", "Включите-отключите..." и так далее. Толик послушно докладывает: "Отключил. Включил". Дошло до главного: "Нажмите кнопку "запуск в воздухе". Отвечает : "Нажал". Началось ожидание. Не помню уже сейчас, сколько секунд отводится на запуск двигателя в воздухе, но тянулись они очень долго.
Наконец, долгожданное: "Два-семнадцать, двигатель запустился!" Все дружно выдохнули. Через несколько минут на глиссаде показался МиГарь Толика, а вокруг него кружился другой борт - с инструктором. Он, бедный, чуть плоскость свою не подставлял под самолёт курсанта - словно под ручку вёл к полосе.
Едва Толик приземлился, РП рявкнул: "Два-семнадцать, зарулишь - двигатель не выключай!" Рявкнул во весь голос, выдавливая из себя всё только что пережитое волнение. Когда Толик срулил с ВПП и уже катился по центральной заправке, РП ещё раз дал ему по ушам: "Движок не выключай!!!"
А дело в том, что прибор объективного контроля полёта на МиГ-17, называемый бароспидографом, представлял собой весьма примитивное приспособление, позволяющее фиксировать (и то, боюсь, не совсем точно) только скорость и до определённого предела высоту. То есть точную причину отказа двигателя в полёте он уж точно не показал бы. Оставалось только одно, "народное" средство: погонять движок на земле на всех мыслимых и немыслимых режимах, попробовать добиться помпажа или вообще остановки. И уж тогда хоть с какой-то долей вероятности попробовать определить причину неполадки. На уровне предположений. Или вообще полностью "раскидывать" двигатель и искать эту причину внутри.
Едва толик зарулил на свою стоянку, он... закрыл стоп-кран, заглушив двигатель. Как только не мучали на земле тот злополучный МиГ, как только не насиловали двигатель, он так и не заглох.
Для полного окончания учебной программы летать нам всем ещё оставалось довольно много. Толику долетать дали, но самостоятельно он уже не сделал ни одного вылета - когда планировался самостоятельный полёт, реально это всегда была "спарка" с инструктором в задней кабине.
Среди отцов-командиров тогда утвердилась следующая версия. Планировался отпуск для примерных курсантов, а у Толика был "залёт" по самоволке, вот, мол, он и решил совершить "подвиг", сымитировав отказ двигателя. А на самом деле просто поставил его в режим "малый газ".
Так ли это? Чисто теоретически подобный спектакль со стороны курсанта исключить нельзя, согласен. Однако каким же тогда надо быть искусным актёром, чтобы разыграть такую тонкую сценку после покидания кабины? Всех курсантов отогнали подальше, но я-то врачиху привёз и поэтому видел всё вблизи. Толик отстегнулся, выбрался из кабины, спустился по стремянке - а перед ним прямо-таки "парад звёзд": собрались все наши отцы-командиры и стояли перед ним плотной мрачноватой стеной. А Толик как спустился со стремянки, так и шагнул прямо на весь этот звездатый строй. Вернее, сквозь него. С лицом настолько благородно-бледным, что врачиха сразу сунула ему под нос ватку с нашатырём.
Ну, скажите: разве можно было так талантливо сыграть роль? А вот поди ж ты - самостоятельно человек больше не летал. Сейчас, по прошествии лет, я отцов-командиров понимаю: как говорится, лучше перебдеть. Они нам как говорили? "Ребята, железа у нас много, а вот, не дай Бог, кто-то из вас навернётся - как нам в глаза его матери смотреть?"
Золотые слова...