- Прости меня, мамочка, - шептала Лариса, поглаживая морщинистую руку. Мама не слышала, она уже три дня лежала в больнице, когда позвонили врачи и предупредили:
- Это может случиться в любой момент, если хотите Валентину Дмитриевну живой застать, приезжайте срочно.
Я не могу, у меня отчет, думала Лариса. А сама понимала, что она никогда не простит себя, если не успеет. Юра не поехал.
- Позвони мне, если нужна будет помощь, - и хитро подмигнув, сказал, - Кто-то должен работать.
Универсальная отговорка от помощи близким. Срабатывает безотказно. Лариса и сама ей часто пользовалась. Но сейчас был совсем другой случай, маму она могла больше не увидеть и прощения у неё не попросить.
Валентина Дмитриевна всегда жила ради дочери. Муж рано умер, и хлебнула она нужды. Но все делала, чтобы дочь этого не чувствовала. Она и не чувствовала. С детства поняла, что все лучшее ей, нет никаких ограничений в её желаниях. Мать все сделает, все исполнит. Не понимая, какой ценой.
Юрий к теще пренебрежительно относился. Однако, дары её старенькой дачи принимал с удовольствием. А когда через пять лет совместной жизни Лариса заикнулась, что на его юбилей хорошо бы и её маму позвать. Он спокойно, без истерик сказал:
- Ну, о чем они разговаривать будут. Давай тещу позже угостим. Посмотри, как она выглядит по сравнению с моей мамой. Ей самой будет неловко.
И Лариса согласилась. Осталось мерзкое чувство предательства. Но посидев на юбилее с друзьями и родителями Юрия подумала, что это хорошо, что мамы здесь нет. Скучно ей было бы поддерживать великосветскую беседу о заграничных курортах и новомодных выставках. Успокоила совесть свою. Валентина Дмитриевна отреагировала спокойно. Вот только давление её часто стало беспокоить. Но это не оттого, старость, успокаивала себя Лариса.
Еще при жизни мужа они квартиру получили. Хорошую, трехкомнатную. Валентина Дмитриевна, как только возможность такая представилась, приватизировала её. А на свадьбу подарила двухкомнатную Ларисе и Юрию. Себе в бывшей общаге с длинным коридором однушку купила. Ларису ничего не смутило. А что плохого в том, что у неё много соседей, не одна. А квартира хорошая благоустроенная. Кухня маленькая, туалет с душем совсем три метра. А зачем ей больше? Гости к ней ходят редко. Опять успокоила совесть Лариса: сама ведь подарила, никто не заставлял. Разве лучше бы ей было, если бы родная дочь по квартирам мыкалась.
А мать старалась, готовила ватрушки к их приходу. Только внуки, брезгливо окинув взглядом её забитое дорогими сердцу безделушками, жилье, спешили домой. Да и о чем говорить с бабушкой, которая и читать то толком не научилась. А уж компьютер-то никогда не освоит. И телефон у неё кнопочный. Она даже им пользоваться не научилась. То ли дело другая бабушка: красивая, загорелая, хорошо одета с планшетом в руках.
Бала еще одна история, за которую стыдно Ларисе до сих пор. Когда разнополые дети подрастали, и нужно было расширить жилье, она не спросив разрешения матери, продала загородную дачу. Деньги продажа принесла небольшие, но все-таки. Юрий настаивал на этой сделке. Он сказал, что это выход. О том, что чувствует Валентина Дмитриевна, никто не думал. Да, честно говоря, не думала Лариса, что это так для матери важно.
А она, когда о продаже узнала, сникла. Молчала, пока гости не уехали, только слезы катились из глаз непроизвольно. Валентина Дмитриевна их даже не вытирала, словно каменная стала. Юра всю обратную дорогу ворчал:
- Вцепилась в барахло. Зачем ей эта дача? Скажи, зачем? Ей уже семьдесят, там ведь работать надо.
Он еще долго бы говорил, поливая тещу грязью, но Лариса его оборвала:
- Замолчи. Спросить надо было. Это должно было быть её решением. А мы как скоты поступили, да еще и её обвинили во всем. Она и так все нам отдала.
- Ой, что там она отдать может, - начал, было, Юрий, но Лариса ответила:
- Квартиру, в которой ты живешь.
Юрий замолчал, засопел. Он всегда так делал, когда сердился. Но по его дальнейшему поведению Лариса поняла, что до него дошло. К этому разговору они больше не возвращались. Из-за неловкости, Лариса стала реже приезжать к матери. Отделывалась короткими звонками.
***
- Мам, а помнишь, как я в Лешку Неверова влюбилась. Плакала, что он не обращает на меня внимания. Ты тогда мне сказала: сколько у тебя их еще будет… , обо всех не наплачешься. Сколько мне тогда было? Лет семь? – Лариса посмотрела на маму, из глаз её вытекла слеза.– А помнишь, как буква ф у меня не получалась, я первую двойку получила. Боялась, что ты меня ругать станешь, а ты сказала: у меня тоже не получается, давай вместе учиться. Что же мы с тобой хуже других. Я так гордилась, что у меня красивее всех эта буква стала. А потом я плакала, что Анна Ивановна больше оценок за неё не ставит.
Лариса посмотрела на маму, ей показалось, что она уснула. И даже хотела пересесть на приготовленный персоналом стул, но мама схватила её за руку. Лариса целовала потемневшие морщинистые руки.
- Я не уйду, я здесь, ты живи только. Дай мне возможность свои ошибки исправить. – И шепотом тихо повторила, - только живи, только живи. Мама, мамочка….
Валентина Дмитриевна ушла ночью беззвучно, стараясь никого не потревожить. Так же, как прожила всю свою жизнь.