Папуасы Новой Гвинеи делятся на три категории: «живущие на горах, на воде и в долине» – так излагал наш приятель Эбиус. Конечно, думал я, он некорректно употреблял предлоги. И совсем не ожидал попасть к папуасам, буквально живущим «на воде».
Текст и фото: Алексей Макеев
Продолжение. Начало см.: "Русский мир.ru" № 10, 11, 12 за 2022 год.
Из Джаяпуры мы намеревались лететь в горную долину Балием –этнографический заповедник Новой Гвинеи. Эбиус собирался ехать с нами – показать свою родину, но в последний момент у него возникли срочные дела в Сарми.
Так что мы, ожидая возвращения Эбиуса, отправились в деревню Аяпо на озере Сентани. Это одно из самых интересных папуасских поселений недалеко от Джаяпуры. В этномузее города впечатлила деревянная статуя змеи – тотемного предка жителей озера. А старые фото деревни походили на рисунки Миклухо-Маклая: хижины на высоких помостах.
«ДОМ РАДУГИ»
Одер сама предложила съездить в Аяпо – у нее там живет подруга. На мотоциклах домчались до пристани Калкоте на северном берегу озера Сентани. Нужно было переправиться на противоположный берег. Пока ждали лодку, разглядывали в воде местных эндемиков – красных радужных рыб: настоящие «золотые рыбки», косяками снующие у причала. Благодаря им озеро получило название «Дом радуги». Местные, правда, с рыбками не церемонятся, ловят их на леску. И не ради заветного желания – просто на обед. А зарабатывают здесь многие выращиванием на воде «саюра» – местной съедобной зелени. По кластерам ячеек с саюром можно определить большие хозяйства.
Аяпо кажется поселением из другого мира. Деревня большая, но в ней нет ни одной машины. Уже в километре от причала земляные улицы и дороги упираются в девственные горы. Основной транспорт здесь лодка, попадаются даже традиционные долблёнки.
Дома в самом деле стоят на сваях, возвышаясь над землей на 1–2 метра. Точнее, большая часть стоит над водой у самого берега. Вразумительного ответа, зачем так строить, если на берегу достаточно места, мы не добились. Самые дальние улицы идут по кромке крутых гор, обрывающихся в озеро. Собственно, улиц там никаких нет – попасть в дома можно только с воды.
Большая часть жизнь аяповцев протекает над водой. Водопровод здесь, так сказать, естественный – под ногами. Живут, хозяйством занимаются, устраивают посиделки, играют – всё в домах и на больших настилах перед ними. И творчеством тут же занимаются. На стене одного дома увидели забавный декор из папье-маше в виде бегающих папуасов.
Единственные домашние животные – поросята, в большом количестве снующие по улицам как какие-нибудь куры в российской деревне. Есть и черные, и розовые, и смешные полосатые метисы.
Путри Эпа, подруга Одер, с гордостью заявила, что ее родной Аяпо уже тысяча лет. Местные говорят, что никакого каннибализма здесь никогда не было. Хотя местная мифология заставляет в этом усомниться: 11 вождей Сентани, прежде чем основать свои племена, на великом пиршестве разделили некоего «мистического человека» на 11 частей и съели...
В Аяпо мы застали подготовку к пиршеству по случаю 90-летия местной церкви. Старейшины под навесом обсуждали, как отпраздновать это событие. Решили построить сцену для выступлений. И сразу взялись за дело. Собрались мужики, притащили жерди, доски, застучали молотки – сцена росла на глазах.
Церковь – протестантская, с полумесяцем на воротах и гордым названием «Елим» (сокращенное «Иерусалим»). Само здание «именинницы» относительно новое – большое сооружение из камня и бетона. В церкви мы попали на предпраздничную трапезу. Отведали папедного киселя с «рыбой номер 9» (так ее называют местные. – Прим. авт.) и моллюсками «биа».
По склону горы у церкви тянется череда маленьких домиков под двускатной крышей. Одни – с капитальными стенами, другие – держатся на одном каркасе. Так выглядит деревенское кладбище. Путри рассказывает, что здесь же над кладбищем устраивают «фейерверк» на Пасху – поджигают сухую траву.
КОРЕННОЙ ДЖАЯПУРЕЦ
Эбиус сообщил, что останется в Сарми еще на несколько дней, и мы решили не ждать его и лететь в горы. Предстоящая поездка будоражила: сможем ли мы самостоятельно установить контакт с аборигенами в глубинах Папуа?
Последний день перед вылетом мы провели у друга Эбиуса, протестантского пастора Алекса, который живет рядом с аэропортом. Алекс – коренной джаяпурец. По племенной принадлежности он «метис». Отец – лани из долины Балием, мать – представительница племени острова Серуи. Встретились они в Джаяпуре. Отец служил в полиции, а Алекс выбрал иную стезю. Причиной тому – пастор ближней церкви, «очень мудрый и добрый», который вдохновил Алекса служить Богу. Алекс успел послужить на Яве, в Балиемской долине, а также на Филиппинах, где и выучился английскому языку. Миссионерствовал в отдаленных горных районах Папуа. Утверждает, что сейчас 95 процентов папуасов – христиане, есть некоторое число мусульман, а язычество искоренено вовсе. Племя, живущее традиционными верованиями и незнакомое с цивилизацией, сегодня найти почти невозможно. Последнее такое племя обнаружили в горах между Набире и Мерауке в 2001 году. Но при этом пережитки язычества у христиан-папуасов сохранились: вера в обереги и амулеты, «концерты» для умерших, их мумификация…
Дом пастора стоит на краю поселения, под горой. Мы не могли не воспользоваться случаем углубиться в горные джунгли. Пастор повел нас по тропе к своему любимому месту – бурному водопаду. По обеим сторонам тропы росли красные дикие ананасы. Местные называют их «нана́сами». Плоды съедобные, но ни одного спелого нам по пути не попалось. По дороге Алекс рассказал про некие «цветы джунглей», которые местные собирают и продают. Правда, нам они не попались, зато мы увидели их собирателя: папуас полз по отвесной круче, цепляясь за кусты и корни...
Перешли несколько раз вброд горную речку, пока не оказались в настоящей чащобе: тропа заросшая, огромные тропические деревья создают густой полумрак, а сквозь лианы приходится порой прорубаться. Неспроста Алекс взял с собой мачете. Птицы перекрикивались очень необычно: слышны своеобразные посвисты, что-то вроде кукушки, перебирающей ноты разной высоты…
ЗАТЕРЯННАЯ ДОЛИНА
В столицу Балиемской долины – город Вамену – мы летели на небольшом винтовом самолете. Первый раз в жизни. Волновались. Особенно после того, как на пассажирских креслах заметили молитвенные карточки для шести конфессий на разных языках... Долетели, слава богу, без приключений, даже не трясло в воздухе.
Балиемская долина – уникальное место Новой Гвинеи. Только в 1938 году эту густонаселенную местность случайно заметили с самолета. А первые исследователи попали сюда лишь шестьдесят лет назад.
Климат в долине не такой, как у побережья. Наконец-то никакой духоты! Воздух свежий, прохладный, приятно греет солнце.
Вамена – единственный настоящий город в Балием. За последние десять лет он вырос вдвое. Теперь сюда можно и на машине доехать из Джаяпуры (придется ехать по плохой и очень плохой дороге три дня. – Прим. авт.). Впрочем, деревенские атавизмы здесь налицо: например, низкие деревянные заборы из разнокалиберных досок и палок, увенчанные «крышей» из дернины. Оказывается, таким способом борются с быстрым загниванием древесины в сыром климате. Кажется, сомнительный способ. Больше похоже на то, что новый забор накрывают сухой травой, которая быстро прорастает.
Мы не хотели задерживаться в городе. Но куда идти в горы? Вопрос непростой. На гугл-картах тропы почти не обозначены. Попробовали другие сервисы и нашли один с довольно подробной детализацией местности. Решили направиться в ущелье реки Балием, вниз по течению, подальше от цивилизации.
До села Курима 30 километров проехали на «такси». Так здесь называют старые семиместные джипы, в которые набиваются 14–16 человек. Ездят они от рынка Вома, что рядом с аэропортом. На рынке мы впервые увидели голого папуаса. Старик торговал папайей, быстро распродал товар и... полез в тот же джип, что и мы. Из одежды на нем был только синий берет с изящным белым пером и «котека». Последняя – это своего рода чехол для пениса. Делают ее из тыквы особого сорта, на которую привешивают камни, чтобы она росла тонкой и длинной. Выхолощенную тыкву высушивают и надевают, привязывая ее веревочками к поясу. Фотографироваться старик соглашался только за плату: туристы в Вамене не редкость, и всякий папуас знает, как на них зарабатывать. Впрочем, получилось пообщаться с ним – индонезийский язык здесь знают почти все. Помимо прочего это и язык межплеменного общения. Старик говорил, что ему не холодно, привык ходить голым с детства. Мы же кутались в куртки – солнце скрылось, машину продувал холодный ветер…
До самой Куримы мы не доехали: нас высадили в лесу, когда до села оставалось около 3 километров. Выяснилось, что пару лет назад дорогу размыл сель, с тех пор ее и не восстанавливают. Мы шли по засохшей грязи и камням, переходили ручьи по шатким мостикам. Надо было торопиться: сгущались сумерки, небо заволокли грозовые облака. Нагой старик-папуас шел быстро: мы только дивились, глядя, как он спокойно ступает голыми ступнями по камням.
На грунтовую дорогу мы выбрались, когда стемнело. Едва успели добежать до первого дома, как хлынул ливень. Большая семья Гермеса приняла нас очень гостеприимно. Мы попросили разрешения поставить палатку под навесом, а нам выделили целую комнату в доме. Правда, палатку в комнате мы все равно поставили, чтобы защититься от малярийных москитов.
Пока готовился ужин, хозяин любезно показал дом. В гостиной обнаружилась старая аудиосистема с огромными колонками и кассетными проигрывателями. Гермес пояснил, что так они слушают музыку и церковные песнопения: хозяин оказался пастором сельской церкви.
На ужин семья собралась на кухне – у живого очага. На стол подали рис с курицей. У нас с собой был тофу, который приготовили в кипящем масле. Перед трапезой Гермес очень проникновенно прочитал молитву.
А вот языками Гермес, в отличие от своего мифического тезки, не владел. У моей жены получилось наладить контакт с детьми, она играла с ними в обучающие игры. Большой опыт работы в школах ей тут очень пригодился. К тому же она, лингвист по образованию, хорошо схватывала индонезийский язык, гораздо реже меня заглядывая в переводчик.
В УЩЕЛЬЕ БАЛИЕМ
Утром мы попрощались с хозяевами и двинулись дальше. Прошли через всю Куриму, где помимо обычных домов обнаружилось немало традиционных куполообразных хижин «хонай». И всюду низкие заборы с дерниной. Калиток, кстати, нет. Забор преодолевают с помощью двух приставных лестниц, причем это относится и к школе, и к сельской администрации. Как мы поняли, заборы служат в основном для защиты от домашних свиней.
Покинув Куриму, мы перешли ущелье по подвесному мосту над бушующими водами Балием. На этой стороне – жизнь иная. Электричества нет, вместо дорог – тропы, больше традиционных хижин, люди с удивлением разглядывают нас. И сами папуасы – один колоритнее другого!
У многих хижин стоят маленькие солнечные батареи. Народ здесь приветливый. В одной хижине мы попросили кипяток и пообедали припасенными продуктами.
Сложно понять, где здесь какие деревни. Поселения больше напоминают хутора, тянущиеся вдоль берега реки. Хозяйства у всех похожие. Основная сельскохозяйственная культура – батат. Несмотря на то, что в ущелье довольно прохладно, здесь прекрасно растут и бананы, и авокадо, и маракуйя, и даже папайя. Вообще, надо сказать, нас удивило сочетание растительности: араукарии, хвойные, бананы, дикий сахарный тростник, участки джунглей с лианами; попадается тибетская малина, кофе и неведомые нам ягоды.
Тропы часто едва заметны в зарослях, почва каменистая. Нам встречалось немало заборов, через которые приходилось перелезать.
Мы решили пробираться вверх по склону ущелья и вскоре заметили автомобильную дорогу на склоне горы. Правда, тропу к ней мы не обнаружили. Пробиваясь через заросший кустами завал камней, Таня упала, довольно глубоко повредив ногу. Кое-как остановили кровь и решили добраться до ближайшего селения. Вскарабкались к автомобильной грунтовке и стали ждать. Машин не было. К счастью, вскоре появились три женщины с сумками на голове. Выяснилось, что совсем рядом деревня Икинем, туда женщины и направлялись с собственных огородов. Мы пошли с ними, продолжая с удивлением разглядывать сумки на головах. Здесь их называют «нокен», вес грузов в них может достигать 30 килограммов. Женщины тащили домой батат. У одной к тому же сидел на шее ребенок.
ПАСТОР ЯХЬЯ
Икинем – небольшая деревня, почти сплошь состоящая из традиционных хижин. Мы обрадовались, что здесь есть магазинчик – «киоск», как говорят местные. Кровь все никак не останавливалась, пластыри были на исходе. Однако никаких медицинских средств в магазине не оказалось. Открытая рана произвела впечатление на местных женщин, они пошли по соседям в поисках пластырей. Тщетно. Нам сообщили, что ближайшая аптека – в Куриме. В итоге нашли нестандартное решение: порывшись в своих рюкзаках, соорудили «пластырь» из имевшихся предметов гигиены.
Мы попросились на ночлег в церковь, стоящую рядом с «киоском». Добродушный пастор Яхья пригласил нас вместо этого в свою хижину. Себя он называл не пастором, а «шефелдом», то есть пастырем. Говорил, что его первая работа – учитель индонезийского языка, вторая – «шефелд». Это было одно из немногих английских слов, которые он знал.
Вечером снова пошел дождь. Мы специально подгадали время экспедиции под «сухой» сезон. Для горного Папуа это означает, что дождь идет всего лишь каждый вечер…
Вся семья Яхьи собралась в хижине. Развели костер, поставили чайник. Дымохода в хонай нет. Дым заполняет хижину и постепенно выходит через соломенную крышу. Мы заняли места поближе к входу, чтобы с непривычки не задохнуться. Зато из-за такого дыма москитов можно не бояться.
У очага расселись жена Яхьи, две взрослые дочери, пятилетний сын, дочь 3 лет и бабушка по имени Мусок. Наконец-то хоть одно папуасское имя! Семья, как и почти все жители Икинема, представители племени сияма.
У Мусок четыре пальца на руках покалечены. Еще до путешествия мы читали, что у горных папуасов существует обычай: если у женщины умирает близкий член семьи (сын, дочь, муж), она отрубает себе последнюю фалангу пальца на руке. Обычай запрещен с 1960-х годов и, как говорят, искоренен. Хотя пожилые женщины запрет нередко игнорируют. Судя по рукам Мусок, жизнь у нее выдалась нелегкая. Яхья сказал, что Мусок около 65 лет. А на вид – все 90.
НОКЕНЫ И ТИКУСЫ
Рядом с жилой хижиной находилась еще одна – прямоугольная, используемая в основном для хозяйственных нужд. Ни душа, ни туалета нет. У хижин – семейные могилы, похожие на те, что были в Аяпо. Остальное пространство – огород, где растет в основном батат. Печеным бататом мы и поужинали.
Перед сном старшие женщины взялись плести нокены. Говорят, на одну большого размера сумку уходит две недели. Жена прикинула, что сумка может служить просто интересной деталью одежды – ее можно повесить и на грудь, и на спину. Мы купили у семьи пастора недавно сплетенный нокен.
Спать нас уложили на втором этаже – вместе со всеми. Большинство подобных хижин имеет единое пространство без каких-либо перегородок и перекрытий, но эта была со вторым этажом, для сна. Пространство там хоть и закопченное, но приятное, натопленное – словно спишь на русской печи. Костер внизу, само собой, потушили, чтобы не задохнуться.
Кстати, здесь же, на втором этаже, могла быть и мумия. Пастор Алекс рассказывал, что именно на втором ярусе хижины мумифицируют умерших. Дым от костра коптит тело, оно высыхает, становится твердым. Правда, Яхья отрицал, что в их племени существует такая практика.
Женщины же пугали нас «тикусом». Показывали изгрызенные одеяла и предлагали поднять наши рюкзаки на второй этаж. Переводчик не дал ответа на вопрос, что такое тикус – то ли мыши, то ли крысы. Кстати, Миклухо-Маклай тоже писал про тикусов. Ему говорили, что тикусами питается орангутан, которого ученый силился найти. В общем, разбираться не было сил, вещи перенесли наверх. Только что мешает тикусу забраться на второй этаж? Оказалось, свет. Во всяком случае, хозяева в этом убеждены. Спали при свете лампы. Солнечной батареи как раз хватает, чтобы включить на всю ночь пару ламп и зарядить мобильные телефоны.
ГОЛЫЙ ИЗ СЁКОСИНМО
Утром, позавтракав бататом, мы решили пройтись по дороге вглубь ущелья.
Сразу за деревней встретили мужика в венке из куриных перьев. Раньше для таких головных уборов папуасы использовали перья казуара, из-за чего птица давно оказалась на грани исчезновения. Мы, как и большинство папуасов, казуара видели только в зоопарке: очень крупная птица оригинального вида – будто страуса скрестили с индюком. Сегодня полиция преследует даже за продажу старых перьев казуара. Пришлось папуасам освоить – и довольно удачно – куриные перья. Мужик вытащил к дороге мешок батата – ехал продавать его на рынок в город. По этой дороге, как оказалось, можно попасть в Вамену. Перевозят на пикапах за 100 тысяч рупий с человека (порядка 400 рублей). Деньги весьма значительные по местным меркам. Кажется, выгоды от продажи батата у него никакой не будет. Если только он не пойдет пешком обратно…
Если не считать солнечных ожогов, наша прогулка оказалась удачной. Горные пейзажи – вдохновляющие. Удивляло небо: мятущиеся облака то закрывали его, то открывали, то опускались слишком низко и, казалось, сползали туманом по склону…
Через 3 километра дорога оборвалась. Построили ее только в этом году и продолжать пока не собираются. Теперь тянут обитателям хижин главное благо цивилизации – электричество.
В конце дороги обнаружился крошечный рынок. Помимо «городских» продуктов продавали заготовки котек. Причем непонятно для кого. Вряд ли они ждали залетных туристов, да и цена смешная – одна котека в шесть раз дешевле килограмма сахара. А голых папуасов, готовых пустить котеки в дело, видно не было.
Затем мы пошли вниз по тропинке – к деревне Сёкосинмо. И не прогадали. За ближайшим горным уступом открылся прекрасный вид на множество хижин в банановой роще. Когда мы дошли до деревни, из ближайшей хижины вышел старик, весь наряд которого составляли котека, длинное мачете и шляпа, судя по виду, доставшаяся, наверное, от миссионера 1980-х годов. Говорить с ним было сложно. На многие вопросы он отвечал странным вздохом «а-ха». Кажется, он был не в себе. Подозрения подтвердила самокрутка за ухом. Хорошо, что нас заметили другие жители и подключились к разговору. Выяснилось, что беседовали мы вовсе не со стариком, а с мужчиной 51 года от роду...
ПРОЖОРЛИВЫЕ ЦЕЛИТЕЛИ
Я не переставал удивляться: почему горные папуасы ходят голые? Здесь же холодно! Утром температура опускалась примерно до 12 градусов Цельсия. Да еще с ветром и дождем. Папуасы, игнорировавшие одежду, заверяли, что им не холодно. Те же, кто предпочитал нормально одеваться, явно не были такими же закаленными. Кстати, согласно статистике, основная причина смертности папуасов совсем не малярия и лихорадки, а воспаление легких.
Мы попали в деревню племени сейбасо. Любопытных жителей вокруг нас становилось все больше. На одном был пышный головной убор из перьев казуара. Мы с интересом разглядывали папуасов, а они – нас: смотрели пристально и вдруг начинали хохотать. Одна женщина пришла посмотреть на пришельцев, не отрываясь от работы – плела на руках нокен. Другая сыграла для нас на самодельном четырехструнном инструменте.
Первое время нас принимали за целителей. Надо сказать, в деревнях за Куримой везде так. Папуасы демонстрировали нам свои побитые пальцы, колени, фурункулы, приносили детей с вывихами... Просили исцелить. Такая память осталась о первых европейцах на Папуа, которые, независимо от профессии, в самом деле успешно лечили местных жителей. Кстати, Николай Миклухо-Маклай сначала заслужил авторитет у папуасов благодаря тому, что вылечил тяжелобольного ребенка.
От неожиданного дневного дождя мы укрылись в «конторе». Там на столе заметили каменную пепельницу, полную окурков-самокруток – таких же, какая была за ухом у нагого папуаса. Мужик с перьями казуара уверял, что это местный табак, и даже демонстративно прикурил окурок.
Нам же давно хотелось пообедать. Попросили кипятка – ни у кого его не было. Едва нашли для нас один оставшийся с утренней трапезы батат. Как мы уже догадались, сами папуасы вообще не обедают. Питаются два раза в день: утром и вечером. Выручила женщина, продавшая большую связку спелых бананов…
ПРАЗДНИК ДУХА И ЖИВОТА
Ночь мы снова провели у гостеприимного Яхьи. На следующий день было воскресенье – настоящий праздник для семьи. Утром все нарядились, женщины переплели косички, Яхья надел пиджак и галстук. Трехлетнюю дочку Эну решили помыть. Мать и сестра усердно намыливали ее в тазу на улице. Эна кричала и сопротивлялась, брат отвлекал ее плюшевым мишкой. Затем Эну унесли к костру греться и сушиться.
Праздник – это воскресная служба в церкви. Прихожане ждали ее начала, рассевшись на густых кустах. Лавок на улицах мы здесь нигде не видели. В церкви мужчины и женщины заняли разные половины, уселись на пол, устланный травой. Свобода полная. И собаки могут внутрь заглянуть посидеть со всеми, и кормить грудью женщинам позволительно.
На службе выступали проповедники, читали хором молитвы, пели песни под гитару. Для пожертвований обносили большой нокен. Кто батат туда положил, кто мелкие деньги...
После службы мы пошли прогуляться по деревне. Гуляние то еще! Постоянно нужно преодолевать каменные заборы. Только редкие рачительные хозяева ставят лестницы. В большой семье попали на воскресную трапезу. Кажется, только в праздник жители могут есть не только батат и наедаться от пуза. Даже маленькие дети наваливали полные тарелки риса с вареной травой «лабу». Острый соус из вареного лука накладывали аккуратно, по чайной ложке. Во время трапезы старшие мужчины по очереди читали проповеди…
Вернувшись домой, мы решили одарить наших хозяев чем-то праздничным. Сами предложили Яхье выбрать что-то в «киоске». Он купил сахар и несколько упаковок вермишели быстрого приготовления. Здесь это настоящие лакомства. Сразу заварили чай с сахаром: как выяснилось, они не пили чай по причине отсутствия чего-то сладкого. Вермишель тоже сразу стали заваривать, а дети грызли ее в сухом виде, причем с аппетитом. Мы не знаем, каков средний заработок в деревне, но было ясно, что деньги здесь в большом дефиците. А, к примеру, сахар в «киоске» стоит в три раз больше, чем в Вамене, и в пять – чем в Джаяпуре.
После чаепития мы заспешили возвращаться в Вамену: сквозь непроходимые дебри местного интернета пробилось сообщение от Эбиуса. Он писал, что возвращается в Вамену и приглашает нас на аутентичный праздник, которого вся долина Балием ждала три года…
