О спектакле театра «Большая медведица» «Трамвай до озера Crave Coeur» по пьесе Теннесси Уильямса «Прекрасное воскресенье для пикника» (премьера 27 января 2023)
Сегодня я хочу рассказать о премьере, ставшей настоящим событием в театральной жизни столицы. Говорю безо всякого преувеличения: спектакль того стоит.
Итак, разложим по полочкам слагаемые успеха. Первое. Выбор автора.
Теннесси Уильямс — выдающийся американский драматург прошлого века, во многом опередивший свое время. Нежный, тонкий, изысканный автор, воспевающий самопожертвование и осмелившийся открыто признать: я ненавижу свое жесткое время, я сочувствую людям, которые не вписываются в него и не впишутся никогда, ибо они хрупки и не выдерживают давления. Я не боюсь сознаться в том, что прочность моя равна нулю и люблю людей, таких же ранимых и неприспособленных. Я не верю в американскую мечту, потому что Америка не признает мечтателей. Я чужой в этих диких джунглях, почему-то называющихся цивилизованным миром. Я слаб и люблю слабые, нежные души, потому что они полны света и любви.
Хрупкий и ранимый человек, недолюбленный и в детстве, и во взрослой жизни, неуверенный в себе и своем таланте даже в самый пик популярности, Теннесси Уильямс создал мир, наполненный изысканными людьми, болезненными и часто нездоровыми психически. Трудно сохранить душевное здоровье и веру в себя, когда в тебе любят исключительно триумфатора и так называемую «сильную личность», с легкостью карабкающуюся по трупам своих врагов. Современно? По-моему, очень.
Второе. Выбор пьесы.
«Прекрасное воскресенье для пикника» известно гораздо меньше, чем классические «Трамвай желание», «Стеклянный зверинец» или «Кошка на раскаленной крыше», которые в России не ставил только очень ленивый театр. Итак, новая, неоткрытая пьеса. Героини — хрупкие, нежные женщины, у каждой из которых есть мечта. И мечта эта неосуществима.
В пьесе есть и героиня из жесткого, наглого мира, она настырна и лишена всяческих комплексов. Но и у нее есть мечта. Может, она не такая возвышенная, как у главных героинь, но и она неосуществима.
В сущности, история, рассказанная Уильямсом в «Воскресенье...», проста. Проста и узнаваема до боли. Романтическую, чистую девушку обманул циничный светский хлыщ, и она выбирает синицу в руке, вместо того, чтобы покончить с собой ради улетевшего в небо журавля.
Но рассказана эта простая история с такой пронзительной силой, с такой неподкупной искренностью и с таким глубоким пониманием душевных страданий, которых у каждого персонажа пьесы с избытком, что ощущаешь трагизм и глубину этих простых историй, похожих одна на другую. Со зрителя словно спадают шоры, он прозревает и видит отдельное человеческое горе через увеличительное стекло тонкого художника. Очень важная вещь для созревания души и выработки понимания и чуткого отношения к другим людям.
Третье. Блестящий актерский ансамбль, без которого немыслим ни один театральный успех.
Последнее время я часто бываю в самых разных театрах, и, как правило, встречаю прекрасных актеров (я разборчивый зритель). Но чтобы все актеры, занятые в постановке, были одного — самого высокого уровня — такого в моей зрительской практике еще не случалось.
Меня поразило, насколько талантливы и красивы все актрисы, играющие на сцене. Насколько точно и глубоко их понимание Теннесси Уильямса, насколько тонко и филигранно выстроены характеры и выполнены сценические рисунки героинь. Каждая роль — бытие для актрисы и событие для зрителя. Ни одной мертвой паузы, ни одного сбившегося жеста, ни одного пустого звука. Каждая секунда сценического времени не сыграна, но прожита. Никакой фальши, исключительно театральное волшебство.
Главная героиня Доти, Доротея романтична, чиста и наивна. Самоотверженна в любви. Ей в голову не может прийти, что единственный мужчина, которому она отдала все, не любит ее. В то же время она слепа и эгоистична в своей любви и не видит, какое золотое сердце у ее компаньонки. Актриса Юлия Исаченко подкупает чисто сыгранной невинностью и душевным богатством. Она первая появляется на сцене, и тут же пригвождает внимание магнетическим взглядом сверкающих огненной силой очей.
Компаньонка, немка Боди заботится о Доти со всей нерастраченной нежностью старой девы и мечтает выдать ее за брата-близнеца. Боди мечтает о детях, которых у нее не будет никогда; мечтает о племянниках и о счастье Доти и брата, двух прекрасных людей, которые подарят ей малышей, которых она полюбит, как своих.
Боди хозяйственна и властна, словно она мать Доротеи, а матери, как известно, уверены, что они лучше всех знают, как сделать детей счастливыми. Скажу в скобках, что актерский потенциал Софьи Ледовских гораздо обширнее роли мещанистой Боди, и актриса привнесла глубокую лирическую нотку в трактовку образа, что позволило ее персонажу достойным образом влиться в утонченную компанию Уильямсоновских героинь. Тонкая игра, выразительная мимика, лучистые, страдающие глаза, наполненные напряженной внутренней жизнью, обогащают образ и делают его таким же изысканным, как другие.
Элина, женщина-хищница, рассчитывающая обманным путем завладеть деньгами и сердцем Доти. Но и она, как сказано выше, умеет мечтать и остается несчастной. Изумительная актриса Надежда Исаева, которой подвластны и острохарактерные, и трагические роли, с одинаковой глубиной и виртуозностью вывела обе грани личности Элины — внешнюю, заметную всем, наглость, и внутреннюю, скрытую от посторонних глаз нежность и глубокое тоскливое одиночество, которое не в состоянии не затронуть зрительские сердца.
И, наконец, последний персонаж — безумная мисс Глюк, страдающая депрессией после смерти матери. И она — несчастна и счастлива одновременно: мать умерла, и это буквально раздавило ее, одинокую и не умеющую жить в одиночестве. Без мамы. Но и она находит некое подобие успокоения в кругу близких подруг, готовых разделить ее скорбь.
Софи Глюк играет Валерия Приходченко, и ее игре стоит уделить особое внимание.
Кто-то из артистов, вспоминая Игоря Ильинского и восхищаясь его даром перевоплощения, заметил, что актер был настолько талантлив, что никто не понимал, как это умный, интеллигентный человек, приходя на съемочную площадку, буквально на глазах превращался в идиота (Огурцов в «Карнавальной ночи»).
Так же и здесь: актрисе каким-то непостижимым образом удалось не только перевоплотиться в душевно больного человека, раздавленного страхом и болью утраты, но и будто бы проникнуть в мир персонажа изнутри. Полностью стать Софи Глюк с ее неистовым, остановившимся взглядом пригвожденной к страданиям женщины, резкими жестами, защищающимися и нападающими одновременно, неуверенной походкой, вздрагивающими повадками. Перед нами персонаж Уильямса чистой воды: глубоко несчастная, неизлечимо больная женщина с разбитой психикой и поломанной судьбой. Огромное для нее несчастье — смерть матери рубит под корень уязвимую душу, и героиня словно балансирует из последних сил, чтобы все-таки удержать себя на этом свете.
Особое место в трактовке образа занимает сверкающий танец Софи. Я сама танцую, поэтому мне понятен механизм воплощения образа из музыки в движение. Танец Софи — отчаянный, угловатый, резкий, беспомощный, под обжигающую музыку, искрящейся движениями феноменальной скорости, точности и силы. Он не только ювелирно подчеркивает глубину нежного и страстного образа, но и наделяет его отчаянной силой человека, которому уже нечего бояться и который бесстрашно объявляет войну этому жестокому миру, сокрушая его темноту и безысходность.
И, наконец, четвертое. Режиссура.
Внимательный читатель уже догадался, что Валерия Приходченко не только актриса, но и режиссер-постановщик. Но мы благодарны ей не только за выбор пьесы, но и за ее адаптацию к русской сцене.
Во-первых, режиссер использует интересный прием: героини подают реплики не друг другу, а непосредственно в зал. Учитывая фантастическую актерскую энергию исполнительниц, эффект восприятия получается потрясающий.
Во-вторых, расположение мизансцен решается не только по горизонтали, но и по вертикали, что придает действию дополнительные эстетические, смысловые и эмоциональные акценты.
И в-третьих, самые грубые сцены (драки, истерики и т. д.) наполнены изяществом немого кино за счет гениальной идеи решить их в замедленном темпе под тягучую музыку, да так, что они скорее напоминают балет или изысканную пантомиму, чем отвратительное женское побоище.
Вообще, следует отдать должное хореографии спектакля. Танцевальные траектории вычерчены смело и филигранно, максимально насыщая сценические образы дополнительными характеристиками. В движениях много воздуха, хрупкости и печальной неотвратимости поражения, исподволь приближающих героинь к принятию, смирению.
Принять то, что есть и не гибнуть ради того, чего нет и никогда не будет — высшая правда спектакля, к которой неуклонно идут героини. Смирение как высшая форма существования души в бездушном мире. Смирение как достойный ответ хаосу, болезни и смерти. Смирение как простая и гениальная правда жизни на Небе и на земле.