Как бы не был интересен случай юмориста и музыканта Семена Слепакова, моим личным героем на прошлой неделе стал не он, а обескураженный художник Дмитрий Шагин. Напомню вкратце, что его картину «День тельняшки» внезапно сняли с давным-давно согласованной выставки в московском Музее декоративного искусства. Сняли, как было написано в официальном распоряжении администрации музея, «в связи с присутствием политического подтекста», а по факту – за фразу «Митьки никого не хотят победить» на транспаранте, который на картине держат одетые в тельняшки митьки.
По словам самого Дмитрия Шагина, который дал по этому случаю интервью «Фонтанке», в последний раз его картину – портрет Николая Гумилева – запрещали еще в 1986 году. «Прошло сколько лет — 35, что ли, — и вот опять! Да что ж такое! Я, честно говоря, не ожидал. Ничего там такого вроде, добрая, хорошая картина. Вызывает позитивные чувства у людей», - ошеломленно говорит художник. И его чувства трудно не понять – несмотря на то, что картина новая, самому лозунгу на транспаранте почти 40 лет, и он отлично известен всем, кто с давних пор знаком с творчеством Шагина и митьков в целом.
Какой же такой «подтекст» увидели организаторы выставки в этом старом «митьковском» лозунге? Мне тут почему-то сразу вспомнились ситуации из моей жизни, когда знакомые мне люди в самых моих обычных словах и действиях видели упрек самим себе и тут же начинали бурно возражать. Рассказываю им, например, о том, что не могу пить кофе прямо с утра, откладываю эту церемонию на самое продуктивное время дня – часов на 11-12. А они с удивительным упорством стараются доказать, что кофе в 8 часов – самый полезный и эффективный. Или делюсь с кем-то печальной историей, герои которой вызывают у меня сочувствие и жалость, а они желчно и как будто уязвленно уверяют меня, что в этой истории совершенно некого жалеть, а все ее герои сами виноваты в случившихся с ними несчастьях.
Ну пью я кофе, когда пью, ну жалею тех людей, которых жалею – ведь это же мое право, мое самовыражение, которым я к тому же никому не причиняю вреда. Но все эти и другие действия у некоторых людей вызывают такую реакцию, как будто я их в чем-то упрекаю и за что-то осуждаю. За то, что они пьют кофе на голодный желудок или за то, что они неэмпатичны и безжалостны, хотя я ни слова в их конкретно адрес не произношу, не то чтоб кого-то осуждаю. Почему же они чувствуют такое беспокойство и принимают мои слова и действия на свой счет? Потому что сами они в своей позиции не уверены и ощущают ее как в чем-то не совсем правильную.
Так и с этой картиной на выставке – в простой констатации факта, что митьки никого не хотят победить, кто-то увидел упрек себе – видимо в том, что он сам кого-то победить все-таки хочет. И это свое желание победить он ощущает как что-то не совсем правильное, не совсем гуманное, не совсем этичное. И именно поэтому он чужую констатацию нежелания побеждать и воспринимает как осуждение – потому что сам себя он правым в своем желании не считает. Трубит всем направо и налево, что побеждать – хорошо и правильно, и к этому нужно обязательно стремиться, но в глубине души далеко в этом не уверен. Как и вообще не уверен ни в себе, ни в своих решениях, ни в своих внешних декларациях и истинных желаниях.
Инцидент с этой снятой с выставки картиной, как мне кажется, лучше, чем что-либо, говорит об этой тайной неуверенности в себе, тайном ощущении собственной ущербности и неполноценности. И чем громче декларации, чем категоричнее и ожесточеннее становится риторика, тем сильнее эта неуверенность. Тайное, хорошо скрытое даже от самого себя, но так явственно и сильно ощущаемое понимание, что ты что-то делаешь неправильно, что ты идешь не той дорогой и совсем не в ту сторону, в которую надо.