3 февраля 1938 года вышло секретное постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома "О дачах ответственных работников". В нем говорилось: "Ряд арестованных заговорщиков (Рудзутак, Розенгольц, Антипов, Межлаук, Карахан, Ягода и др.) понастроили себе грандиозные дачи – дворцы в 15-20 и более комнат, где они роскошествовали и транжирили народные деньги, демонстрируя этим свое полное бытовое разложение и перерождение".
И как-то забылось, что сами ЦК и СНК подтолкнули высших партийных и государственных чиновников к «перерождению», приняв в марте 1935 года постановление «О постройке дач для ответственных работников». Под это выделялись из госбюджета немалые средства. И это при том, что у простых граждан не было не то что дач, а простых человеческих условий. В городах в среднем на человека приходилось жилплощади 2-3 квадратных метра. Люди жили в подвалах, в дровяных сараях, во временных бараках, продуваемых всеми ветрами.
И что же? «Ответственным работникам» запретили строить дачи? Отнюдь! Ведь в постановлении 1938 года упоминались только фамилии репрессированных, а им кроме пули в затылок уже ничего не полагалось. А для тех руководящих работников, кто еще остался на свободе, установили "приемлемые нормы" дач: не более 7-8 комнат для семейных и 4-5 – для несемейных. Они строились, конечно же, на бюджетные средства, то есть на народные деньги.
И еще один любопытный факт. В те годы дача ответственного работника считалась казенной, не была личной собственностью, но уже тогда наметилась сильная и ничем непобедимая тенденция к приватизации этой государственной собственности. Этот фортель, но в гораздо больших масштабах, потомки «ответственных работников» повторят в 1990-е. Несправедливо, скажете. А мир вообще несправедлив…
И тут возникает еще один резонный вопрос: а способны ли люди власти к самоограничению? Увы, история показывает, что нет. Даже те, кто вел самый скромный образ жизни, все равно поддерживали свой статус, как могли: чинами, наградами, роскошью, количеством слуг, размерами занимаемых апартаментов и т.д. Noblesse oblige!
В этой связи вспоминается старый анекдот. Два африканских дикаря были отправлены учиться во французский университет. Одним из них остался во Франции, а другой вернулся на родину, стал местным вождем, участвовал в местных ритуалах, в том числе и каннибализме. Два друга встретились. Тот, что живет во Франции, спрашивает: как ты, просвещенный человек с университетским образованием, можешь заниматься людоедством? На что африканский царек со вздохом ответил: «Noblesse oblige! Положение обязывает»…
Этот анекдот вполне вписывается в материалистическую диалектику, ставшую краеугольным камнем марксизма-ленинизма. Поэтому борьба за светлое будущее бедных трудящихся масс у большевиков научно-диалектически, так сказать, сочеталась с необходимостью привилегий для вождей и других коноводов угнетенного пролетариата. И это началось сразу же после революции. Уже 14 июня 1920 года на заседании Совнаркома было рассмотрено и единогласно одобрено положение о «совнаркомовском пайке». По единодушному решению документ получил гриф секретности и в печати до 1990-х годов не публиковался.
Страна голодала – еще шла Гражданская война, разруха. Поэтому, как отмечалось в документе, «паек устанавливается для особо ответственных, незаменимых и необходимых для нормального течения работы сотрудников находящихся в Москве учреждений центральных комиссариатов, Высшего совета народного хозяйства».
Паек также получали и члены семьи «незаменимого работника».
Итак, норма ежемесячная пайка на человека: 8 килограммов муки, по четыре кило мяса и рыбы, 600 граммов сливочного масла, три кило крупы, полкило сахара, 16 килограммов овощей, мыло, спички, соль… Для того голодного времени весьма и весьма неплохо!
А еще надо вспомнить, что в Кремле была столовая с какими-то несуразно-смешными низкими ценами. Кроме того, обеды отпускались и на дом. Кремлевские апартаменты с мебелью тоже были бесплатными. Как и электричество и обслуга. Еще в Кремле был санаторий. Были еще и спецраспределители тоже с весьма низкими ценами.
Маргарита Рудомино, знаменитый библиотековед, как-то пришла в гости к Анатолию Луначарскому, и увидела: нарком просвещения с женой сидели за письменным столом, а на нем стояла большая корзина со свежей клубникой. Изумленная Рудомино позднее заметит: из-за разрухи я уже несколько лет не видела клубники, а тут целая корзина, да ещё в апреле месяце...
В низшей партийной массе начался ропот. Преображенский... нет, не Филипп Филиппович, а Евгений Алексеевич, в 1920 году – глава Агитационно-пропагандистского отдела ЦК РКП(б), поднял вопрос о материальном неравенстве и включил его в повестку дня 9-й партконференции. В итоге, под нажимом простых партийцев, было решено серьезно сократить пайки и другие привилегии. Но… выводы комиссии остались только на бумаге. А в 1937 году Преображенский был осужден как троцкист и контрреволюционер и расстрелян.
А после войны и позже была установлена четкая и утвержденная градация льгот и привилегий. Например, секретарю ЦК и его семье полагался один повар, кандидату в члены Политбюро – два, члену Политбюро – три, а генеральному секретарю готовили аж несколько бригад поваров.
Существовали целые цеха по изготовлению продуктов и напитков для высшего руководства, спецбазы по их распределению, санатории и т.д. Хрущев на XXII съезде (1961 г.) заявил: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!». А до этого, видимо, коммунизм решили опробовать на партаппаратчиках… Ну, что тут скажешь? Волюнтаризм!..
Получается, что из истории можно извлечь только один урок: времена бывают разные, но люди никогда не меняются.
И напоследок еще один анекдот. Бывший председатель Гостелерадио Н.Н. Месяцев рассказывал, как Брежнев и члены Политбюро приехали торжественно открывать Останкинскую телебашню: «Прошлись везде, поднялись на лифтах в ресторан. Брежнев, Косыгин и Подгорный сидели за одним столиком, я со своими замами — за другим. Их обслуживали официанты из управления охраны КГБ, и продукты для них... привезли с собой. Смотрю, на их столик принесли замечательный балык.
Я официанту говорю: «Принесите и на наш столик балыка». Никакой реакции. Я еще раз, третий… Подгорный зовет этого официанта и говорит ему: «Слушай, принеси ему балыка, чего он все время канючит!» Принесли»…