Как известно, в 395 году при императоре Феодосии I Великом Римская Империя оказалась поделена на Западную и Восточную. Успешное управление такой огромной территорией из единого центра, будь он расположен на востоке или западе единой страны, казалось маловероятным. При этом Феодосий надеялся на то, что между его сыновьями и их преемниками будут всегда хорошие и доверительные отношения. Однако такая система отношений между частями бывшей единой империи продержалась недолго. После падения Западной Римской империи и свержения Ромула Августула в 476 году Зенон, император Восточной Римской империи, стал считать себя единственным наследником Рима. Одоакр, свергнувший последнего западно-римского императора, признавал власть Зенона, но тот не соглашался сделать его своим патрицием. Так или иначе, Западная Римская империя прекратила своё существование.
Однако стоит учесть, что ни сам Рим, ни власть Папы Римского никуда не делась. Варвары, захватившие Рим, были в основном арианами, поэтому христианское общество, жившее на осколках бывшей империи, нуждалось в сплочении и едином духовном руководстве. В то же время императоры Византии, полагая, что они вправе вмешиваться в дела Церкви, стали мнить себя одновременно и клириками. Подобные обстоятельства, а именно уничтожение Западной Римской империи и попытка византийских императоров с помощью своих союзников - Патриархов Константинополя узурпировать церковную власть, вызывали к жизни необходимое и совершенно оправданное усиление роли Папы.
В 450-е годы, когда Западная Римская империя была еще жива, но у её подданных уже не оставалось сомнений в её недолговечности, большой духовный и политический авторитет стяжал Папа Лев I Великий. Именно он вёл переговоры с вождём Гайзерихом о судьбе Рима в 455 году, а до этого встречался с вождём гуннов Атиллой. Светская власть Рима оказалась бессильной и неспособна была ни сохранить государство, ни оказать поддержку своим гражданам. Подобные настроения, вызванные непростыми историческими перипетиями, усилили роль Римских Пап как в духовном, так и политическом смысле. Лев Великий в подобных условиях должен был проявлять решимость как в делах веры, так и в светских делах. Прежде всего он опирался на насущную необходимость в едином духовном руководстве, которое как никогда было востребовано для граждан разрушенного государства, чтобы пресечь перевороты, бунты, усобицы, грядущие социально-политические бедствия, являвшиеся неизбежным следствием падения Западной Римской империи. Именно поэтому Понтифик в управлении делами Церкви руководствовался принципом единоначалия, принимая решения самостоятельно по своему усмотрению.
Стоит отметить, что в Восточной Римской империи складывался другой порядок управления церковными делами. Последней инстанцией в решении вопросов веры считались Вселенские Соборы, которые, судя по количеству своих представителей, были нечастым и крайне важным явлением. На самом деле и Папы Римские придавали такое же значение Вселенским Соборам, однако они понимали их экстраординарный характер. Недаром одним из вдохновителей Халкидонского Собора 451 года являлся тот же самый Лев Великий. И тем не менее, с точки зрения возможностей для созыва соборов собирать их часто не представлялось возможным. Более того, совершенно очевидным было то, что обсуждение вопросов вероучения на соборах затягивало процесс их решения, и возникала нужда в том, чтобы решать их оперативно. Поэтому можно подметить важный факт: точка зрения восточной церкви на характер Вселенских Соборов как на высшую инстанцию тоже имела своеобразное воплощение. На деле и Патриархи Константинополя имели не слишком отличный от римского взгляд, хотя при этом они в своих решениях опирались на светскую власть. Подобная идея «симфония властей», являющаяся вольным толкованием политической концепции святого Августина и укоренившая в социально-политическом строе Византии, недаром вызывала опасения, так как ставила под сомнение самостоятельность власти церковной. Эти опасения не замедлили воплотиться в реальную проблему, получившую название «цезаропапизма». Ярким примером этого явления был так называемый «акакианский раскол», вызванный участием императора Зенона в решении вопросов вероучения, который совместно с патриархом Акакием пытался урегулировать вопросы веры путём издания «Энотикона» – воззвания к верующим Александрийского патриархата с целью урегулировать религиозные разногласия. Подобное откровенное и неприкрытое вмешательство в вопросы вероучения встретило резкое и справедливое неприятие Папы Феликса III, вынужденного в целях защиты основ христианской веры и постановлений Халкидонского Собора отлучить Акакия, а также двух других патриархов (Александрийского и Антиохийского) от Церкви. Однако Акакий, проигнорировав этот шаг и чувствуя за собой поддержку императора, отказался подчиниться. С этой поры противостояние западной и восточной церквей стало неизбежным, причём скорее из-за спора политического, нежели догматических расхождений. Поэтому представляется вероятным то, что апелляция восточных патриархов к роли Вселенских Соборов (без сомнения, имевших значение высшей инстанции по вопросам вероучения, авторитет которых был неоспорим) имела скорее формальный характер с целью затормозить процесс принятия порой жизненно важных для Церкви решений. В подобных условиях возвышение роли Папы Римского и значения его мнения оказались вынужденным способом преодолеть формальные преграды для того, чтобы важнейшие проблемы Церкви были решены как можно в более сжатые сроки.
Впоследствии, изучая роль императоров Византии в процессах определения направления церковной политики, можно прийти к выводу, что их участие в дела церкви имело характер откровенного вмешательства. Император и Константинопольский Патриарх находились в положении говорящего и слушающего, что имело негативные последствия для авторитета восточной церкви. Главы восточной церкви оказывались связанными в вопросах церковной политики позицией лиц, не имевших к ней никакого отношения. Зачастую избрание и смещение патриархов происходило именно по воле царствующего базилевса, формально облечённой в решение церковных структур, лояльных к императору. Ярким примером в данном случае является патриарх Тарасий, чиновник императорского двора и советник императрицы Ирины, который изначально вообще не был клириком, но в целях подготовки к проведению Седьмого Вселенского Собора (787 год) поспешно возведённый в скором времени в сан Патриарха. И хотя личность самого патриарха Тарасия оценивается в основном положительно, но сам факт подобного подспудного влияния светской власти на церковную политику не может не оцениваться критически. Не последним (если не сказать – решающим) фактором, повлиявшим на раскол Церкви (1054 год), было в том числе желание императора Византии окончательно устранить влияние Папы Римского на восточную церковь, руководство которой формально продолжало находиться в руках патриарха, но которая фактически уже стала частью единого управленческого аппарата империи, пусть и обладавшей некой спецификой.
Положение западной церкви было кардинально иным. Папы Римские были не только главами церкви, но и одними из крупнейших землевладельцев. И их политическое влияние, и их духовный авторитет были столь велики, что светские государи не смели им перечить. Доктрина «двух мечей», в которой власть светская поставлена в зависимость от духовной, предполагала совсем иной характер взаимоотношений. Ярким примером здесь можно представить историю отлучения и последовавшего за ним прощения папой Григорием VIIимператора Священной Римской империи Генриха IV, вынужденного три дня и три ночи стоять босиком у ворот папского замка в Каноссе, являвшаяся важным этапом в истории Церкви, названной «борьбой за инвеституру». Генрих оспаривал право Папы назначать епископов единолично, а позднее – и законность власти Папы. Будучи оставленным подданными, не имевшими согласно интердикту (акт Папы, запрещающий проводить службы и таинства церкви на территории государя, допустившего святотатство) право участвовать в таинствах церкви на территории империи, он был вынужден подчиниться Папе. Впоследствии эта ситуация в Германии была урегулирована Вормсским конкордатом (1122-1123), по которому епископы выступали и как носители духовной власти, происходившей от Папы, и как светские феодалы, право наделения леном которых находилось в руках императора. И хотя позднее влияние Папы на светскую власть уменьшалось, но представляется довольно интересным и справедливым мнение Папы Бонифация VIII: когда светская власть действует безрассудно и беззаконно, то именно Папа как носитель высшей духовной власти является олицетворением морали и защитником всех подданных таких государей.
В современных условиях, конечно, вопрос о взаимоотношении светской и духовной властей тоже стоит довольно остро. Папа Римский, глава христианской церкви и государь Ватикана, по сей день олицетворяет собой одного из лидеров духовной жизни мирового сообщества, не зависящего от властей какого-либо национального государства. В то же время для восточных церквей и довольно большого количества направлений в протестантизме остаётся актуальным вопрос фактической монолитности светской и духовной властей с явным перевесом в пользу первой. Таким образом, выбор той или иной модели взаимоотношений светской и духовной властей может являться и как фактором, обеспечивающим довольно тесные связи государства и церкви, так и вызывающим определённые критические замечания.
