Казалось бы, все у молодой пары сложилось идеально в согласии с теорией, по которой исходные элементы любви чисты, и если им предоставить свободу движения и трудиться над ними, то зачаток любви окрепнет и разовьется. Между тем в поле зрения девушки появляется друг ее мужа, которой ровня ему и по положению, и по убеждениям, и по внешней привлекательности. Единственное отличие в том, что в нем вспыхивает страсть к жене своего друга – не та «любовь-страсть» по теории настоящей любви того самого друга, а такая, как удар молнии, вынуждающая делать глупости и страдать.
Возможно, флюиды этой новой любви потревожили девушку, хотя сам страдающий ничем себя не выдал, твердо обдумал и приступил к постепенному удалению от дружеского семейного гнезда. Она видит сон и во сне задается вопросом, любит ли она мужа «такою любовью, какая нужна мне», и ощущает потребность «тихого, нежного чувства». Она просыпается, пересекает нейтральную комнату и бежит к мужу. Этот новый, по многим меркам весьма запоздалый, этап отношений с женой он воспринимает как продолжение естественного развития любви – «всему своя пора».
Однако прыжок в уют естественной интимности не привел к избавлению от все более настойчивых сомнений в качестве уверенной любви: «он целует ее, но не проходит задумчивость ее, и на глазах чуть ли не готовы навернуться слезы». В новом сне сомнения обращаются в ясный сигнал – «слова, говорившие, что я не люблю тебя». Она рассказывает этот сон мужу, и он испытывает счастье со слезами, понимая, что заслужил великую честь – полное доверие своей жены.
Теперь ему предстояло ответить себе на два вопроса: «из какого отношения явилось в ней предчувствие, что она не любит его» и сможет ли он удержать ее любовь? Он догадался, а вскоре и жена призналась ему, что любит другого, хотя крепко и твердо хочет любить мужа – «тебя одного, не хочу любить никого кроме тебя». Возможность удержать жену, как он вывел для себя, зависела от его способности «изменить свой характер, приобрести то влечение к тихой нежности, какого требовала ее натура». А эта наклонность не была ему «дана природою и не развита жизнью», и раз такая трансформация невозможна усилием воли, следовательно, «вопрос о нем решен».