Если задаться вопросом, что общего в борьбе за любовь Натали Герцен и Александры Коллонтай, то невольно напрашивается линия, если не оправдания, то по крайней мере защиты женской позиции в любви. Правда, в обоснованиях и способах такой защиты со стороны Александры Коллонтай явно доминируют антибуржуазная утопия и большевистские подходы к построению идеальных брачных отношений между мужчиной и женщиной. Такой радикальный уклон в составе довольно чистых и высоких целей эмансипации женщины и достижения их равноправия в отношениях с мужчинами привел женскую логику в своеобразный тупик по аналогии с Брестским миром – между полами ни мира ни войны, а любовь распустить.
В повести «Любовь трех поколений», пытаясь хоть как-нибудь понять собственную дочь Женю, вступившую в связь с сожителем матери и не отказывающую себе в удовольствии общаться еще и с партнером более решительного темперамента, героиня недоумевает: «Что-то холодное, рассудочное... Какой-то цинизм. <…>, ни любви, ни страсти, ни сожаления, ни стремления выйти из этого положения». Парадокс этой трагедии в том, что по формальной стороне половых связей ни сама героиня, ни ее мать в свое время не уступали третьему поколению в головоломности комбинаций отношений с мужчинами, но «там была любовь», которая гордо умирала, делая выбор между «должным и ножным», или металась, вызывая страдания. А комсомолка Женя хочет иметь и доставлять радости без страданий, именно потому и выводит любовь за скобки отношений.
В этой заблаговременной оборонческой позиции женщины в любви, по-видимому, и скрывается особое женское качество, привносящее в отношения любви широкую палитру чуждых элементов, угнетающих и убивающих любовь. Непросто разглядеть именно этот мотив в цепочке поисков путей освобождения женщины для высокой любви, приведший на практике к теории-лозунгу «стакана воды» и маргинализации самой любви. Для этого обратимся к истокам феминизма.
Грета Мейзель-Хесс – идейный вдохновитель Александры Коллонтай – дотошно исследовала сексуальный кризис в Германии в начале XX века и для выхода из него наметила ряд задач избавления от темных сторон брака и отказа от его ложных принципов: нерасторжимости и безраздельной принадлежности супругов друг другу. Вместе с тем, Мейзель-Хесс отдавала себе отчет, что освобождение женщины от брачных уз и свобода выбирать партнера не защищают ее от добровольного подчинения мужчине, иными словами, самоугнетения по любви. И для решения этой проблемы изобретается оригинальное средство: «любовь-игра». Цель игровых раундов любви состоит в накоплении женщиной «любовной потенции», чтобы в зачетном этапе быть готовой к «большой любви». В школе любовных игр женщины должны научиться «противостоять бремени любовной страсти», избегать порабощения, не позволять «безнаказанно терзать свои души» и «игнорировать свой внутренний мир», развить чуткость, заботливость, деликатность, освоить правила «осторожного, бережного, вдумчивого отношения друг к другу». Строительство школ для «любви-игры» не предусматривалось – школой должна стать сама жизнь.
Вот такой план умом и сердцем приняла Александра Коллонтай и постаралась осуществить его не только в личной жизни, но и на посту наркома в первом Советском правительстве России. Конечно, стоит отдать должное социальным новшествам плана освобождения женщины: праву на развод, на аборт, домам ребенка, поддержке материнства. Но от первых его результатов в молодежной среде Советская власть ужаснулась и быстро свернула одиозные лозунги. Тем не менее, если внимательнее всмотреться в практику современных отношений мужчин и женщин, можно обнаружить немало учеников коллонтаевской школы любви, никак не могущих получить аттестат зрелости.
Упор на развитие в школе любви защитных навыков женской души связан с ее вторым глубинным качеством – пластичностью по отношению к мужчине, точнее опасением злоупотребления этим качеством со стороны мужчины или собственным восприятием своей роли помощницы как угрозы разрушения уже облюбованных внутренних скорлупок, убежищ или крепостей.
В конце повести Александра Коллонтай от лица ответственного работника, которой запутавшиеся женщины изливают свои истории любви трех поколений, и за которой угадывается личность автора и практикующего социального экспериментатора, переживающего за результаты опытов, обращается к далеким будущим поколениям, на которые еще совсем недавно возлагали свои несбыточные надежды мечтательные чеховские герои, и задает мучающий ее вопрос: «на чьей стороне будущая правда?».