Да, во дворе можно было бы провести всё лето и ни капли не пожалеть.
Но был ещё сад.
Отправлялись туда рано утром. Сперва долго ждали на остановке у гастронома на углу, тряслись в забитом автобусе через весь город, а дальше пешком - путь был бесконечным и изнурительным, за какой обычно в сказке снашивают семь пар каменных башмаков.
Недавно я решила уточнить у папы расстояние от дома до сада, ожидая что-то вроде сотни километров. Ну как минимум, пятьдесят. А папа выдал легкомысленное:
- Километра четыре. Володя пешком ходил.
Понятное дело, дороги в детстве были длиннее, а деревья касались небес.
Ну так вот, от конечной остановки мы топали по пыльной дороге вдоль зелёных картофельных полей, усыпанных лиловыми звёздочками цветков. На картошке сидели нарядные жуки в жёлто-чёрную полоску. Фрося напевала:
Ох, цветет картошка, зеленеет лук.
А на той картошке колорадский жук.
Он живёт, не знает ничего о том,
Что его поймает сельский агроном.
Потом начинались сады, и мы, наконец, добирались до нашей калитки. Забор терялся в зарослях: перед ним поднимались мясистые стебли мальвы с крупными малиновыми розетками, вились плети бешеного огурца с резными листьями и круглыми плодами, покрытыми нежными колючками. Если надавить, двигали миниатюрными челюстями жёлтые пасти львиного зева, - и я обязательно давила. Торчали гигантские лопухи ревеня на мясистых стеблях.
Фрося отпирала замок. На клумбе перед входом цвели розы. Одна из них порой вздрагивала, трепетала и начинала тревожно гудеть. Я бросалась выгонять из неё наглого ярко-зелёного жука-бронзовку, чтоб не съел.
Прямо у калитки стоял крошечный домик. За десять лет до моего рождения его соорудили из досок от ящиков нанятые Мотей два старичка-пенсионера.
Внутри стояли стол и кровать. Фрося непременно устраивала мне тихий час. Однажды, когда я отказывалась ложиться и долго баловалась, она потеряла терпение и сказала:
- Не хочешь спать, будешь сидеть на компостной куче, - и правда, ненадолго меня туда отнесла.
Если мы ехали на весь день, Фрося выносила на крыльцо керогаз и готовила обед. Вкусно пахло супом и керосином. Керогаз - это символ папиного детства, и папа до сих пор ворчит на наше невежественное поколение:
- Не можете отличить керогаза от примуса, а примуса от керосинки!
Сам сад был именно таким, как на моём детском рисунке: крошечный, всего четыре сотки. И да, по рисунку видно, кто чем занимался: Мотя сидел с газетой за столиком, я бегала, а Фрося копала, окучивала, поливала, белкой карабкалась по стремянке на дерево собирать урожай. Она никогда не жаловалась и не отдыхала.
Зато и урожай, благодаря солнышку, чернозёму и Фросиному неутомимому труду, всегда бывал огромный. Фрося звала друзей, те мешками увозили яблоки. Перезревшие груши падали и разрывались на земле как снаряды, вокруг дерева кружили осы. Слива, кусты малины, крыжовника, чёрной, красной и белой смородины тоже были усыпаны ягодами. Помогал Володя: тащил домой по ведру в каждой руке.
Фрося посылала нам посылки. Папа выдёргивал гвозди и снимал крышку. Квартира наполнялась ароматом яблок. Рядом с яблоками лежало упакованное в полиэтиленовые пакеты варенье: абрикосовое, малиновое и вишнёвое. Вишнёвое обязательно с косточками, с тех пор как маленький папа съел ложку варенья без косточек и расстроился: плеваться нечем. В той же коробке обязательно были солёные огурцы, острые, ароматные, лучшие на свете. Мама восхищалась их хрустом, и Фрося объясняла:
- Надо класть горчичный порошок.
Недавно мы с подругой оказались на выставке, посвящённой добрососедству и коммуникации, и один из экспонатов представлял собой фанерные посылочные ящики. Публика собралась в основном молодая и с восторгом внимала художнице:
- Я обнаружила эти коробки, когда моя мама наводила порядок на кухне. Оказывается, в семидесятые годы двадцатого века её бабушка отправляла им посылки с фруктами. Вот видите: на крышке - наш московский адрес, а ниже - бабушкин: Харьковская область, село такое-то…Можете себе представить, что когда-то люди посылали друг другу фрукты из одного города в другой?!
Аудитория восхищенно заахала. Мы с подругой переглянулись, - два динозавра, случайно забредшие в двадцать первый век. Конечно же, мы могли это представить. Чего мы не могли представить - так это жизни без посылок.
Адрес на коробке писался чернильным карандашом: послюнявишь, и он источает чернила. На почте всегда держали такой карандаш и чернильницу, рядом с которой на привязи, как сторожевая собака, лежала перьевая ручка. Дома таких не водилось, поэтому, пока родители стояли в очереди за посылкой, я макала перо в чернильницу и царапала пером бланк.
- Мы тоже положили фрукты в наши коробки, - объявила художница, - и вы можете их брать. Мы хотим, чтобы вы ощутили, каково это - получить посылку.
Мы с подругой протолкались к коробкам и заглянули внутрь. Что я рассчитывала увидеть? Фросины огурцы и пакеты с вареньем?
На дне лежали груши “Конференция”. Мы снова переглянулись: теперь уже и нам посылки показались нелепой затеей.
Есть миф о мировом дереве, которое корнями держит землю, кроной покрывает мир и подпирает небо; в его стволе живут пчелы, в корнях выводит потомство горностай, а рядом стоит терем с яствами. Так вот, это вовсе не миф. Это Курск. Мне ли не знать, я там выросла. Дерево было у Фроси в саду, Фрося его окапывала, поливала, собирала плоды и варила яства, для чего держала в тереме керогаз. Только вместо пчёл гудели осы, а вместо горностая жили голубь, ёж и черепаха.