В два года Агата осталась без матери. Фактически мать, конечно, была и даже здравствовала, но про Агату забыла напрочь. Всё потому, что маму украли.
— Злой гоблин! Страшный, зелёный, рррррр! - бабушка выпучивала блеклые глаза, пытаясь передать всю отвратительность гоблинской натуры.
— А зачем она ему нужна? - спрашивала каждый раз Агатка, задумчиво водя маленьким пальчиком по старому пыльному гобелену на стене с изображением гор, елей и снега. Дедушка говорил, что это Аляска, а те два мужичка в шляпах и кирками за спинами - золотоискатели. Агатка вела пальчиком по извилистой дорожке на снегу и представляла все их приключения на пути к золоту.
— Бабушка! Зачем ему моя мама? Ты же сама говорила, что она ничегошеньки не умеет, только хвостом крутить, хотя хвоста-то у неё и нет!
— Чтобы удовлетворять его потребности.
— Какие?
— Маленькая ты ещё, вот подрастёшь, поймёшь.
Агата склоняла набок рыжую кудрявую головку, опечаленная тем, что ей всего пять и ждать самооткрытия тайн мироздания придётся ещё долго.
— А когда гоблин её к нам отпустит?
— На Пасху обещалась приехать, на денёк.
— А-а-а! Правда?! Я для неё яички сама разукрашу! И даже для гоблина, чтоб он добрее стал и разрешил мне с ними жить!
— Да погоди ты, до Пасхи ещё два месяца! Господи, помилуй нас грешных! - бабушка перекрестилась на образок в открытом шкафу.
Уж сколько ей пришлось напридумывать сказок о своей непутёвой дочери, чтобы не травмировать психику ребёнка суровой действительностью, которая заключалась в том, что дочь в семнадцать лет нагуляла Агатку не пойми от кого из станичных, среди которых Ирина Анатольевна, впрочем, выделяла двоих самых подозрительных кандидатов в отцы, нагуляла, родила и скинула дитё деду с бабкой. Сначала Анька на учёбу продолжала мотаться в училище, дома хоть вечерами, но бывала, а потом и вовсе нашла этого, прости Господи, Толю, и исчезла из станицы.
— Нюрка! Ну, скажи ты хоть мне, кто отец ребёнка!
— Тебе ли не всё равно, ма? Твоя внучка! Расти!
— И растим! Думаешь, легко мне с маленькой? Ноги, вон, все больные, посмотри, как вены вспухли!
— Так сдай в детдом!
— Язык бы твой отсох! Матвеева поди? Признайся!
— Сама не знаю! Вот те крест, не знаю и всё!
— Тю-ю-ю... Шалапутныя! И в кого ты такая слабая на известное место?
Нюрка обижалась и раньше времени сбегала в город, прихватив с собою полные сумки продуктов. А любопытная Агатка вновь с неудобными вопросами пристаёт:
— Бабушка, а как же крокодилы?
— Какие крокодилы?
— Ну, ты в прошлый раз говорила, что мама уехала в Африку бороться с крокодилами, которые едят негритят.
— Она их всех уже перебила.
— До единого?
— До последнего.
Голубые глаза Агатки расширялись от восторга. Вот это мама у неё! Человечище! Настоящий герой нашего времени! И что ей после крокодилов тот гоблин по имени Толя? Она обязательно его победит, вернётся к Агатке и заживут они вместе очень счастливо!
Дружила Агатка с соседской девочкой, на год старшей её самой. Летом мирные игры в куколки и поедание шелковицы нарушались налётами станичной шпаны, для которой рыжая и яркая Агатка была сродни красной тряпки.
— Бабушка, почему я такая некрасивая?
— Кто тебе сказал?
— Мальчишки. Дразнят меня рыжей образuной конопатой. И бьют.
— Какие мальчишки? Имена! Я им дам!
— Данил и Женька.
— Ух, пасkудные! Схожу к Даниловой матери. Одно горе мне от её сынков! Сначала старший Аньку спортил, теперь и младший туда же!
— Дядя Матвей обижал маму?
— Дядя! Cykин сын он, а не дядя тебе.
Ирина Анатольевна хватала с лавки батистовый платок, дабы прикрыть им домашний халат, и шла в конец улицы к Даниловой матери. Агатка бежала следом и по пути то гоняла палкой кур, то пряталась за бабкиной юбкой от вредных петухов, то спугивала дремавших по кустам котов. Останавливалась Ирина Анатольевна у до желтизны обожжённых солнцем белых ворот и настойчиво звонила в звонок.
— Привет, соседка. Вот, опять твой младший побил мою Агатку. И рыжей обзывает! А дитё разве виновато, что рыжим родилось? Я тоже рыжей была, и Анька наша рыжая, и никого из нас вот так с детства не гнобили! А Агатка уже себя уҏодиной считает из-за вашего Дани!
— Ох, накажу, накажу, паггшивца! - эмоционально картавила бабёнка. - Агатка, ты его не слушай, ты очень кггасивая девочка! Посмотгги, какой у нас песочек вон там с машинками! Иди поигхай, а?
Ирина Анатольевна закатила глаза - знала, что сейчас последует. Мать Данила, круглая и гладкая, осторожным взглядом проводила Агатку и убедилась, что та её не услышит.
— Иггр, ну ты скажи мне: наша внучка Агатка или как? А то слухи по станице упоггные...
— Да я почём знаю! Анька не признаётся. То, что наша она, это точно, а если вас так этот вопрос интересует, можно генетический тест сделать, сейчас такое возможно.
— Ох, Матвей у меня до того безответственный, ты же знаешь! Ему, выходит, и шестнадцати на тот момент не было! Аньке твоей статейка тогда светит за совггащение несовеггшеннолетнего! Так что не знаю, если готовы вы понести ответственность...
— Так чего тогда спрашиваешь! Пусть всё как есть остаётся, на нашей и вашей совести. Агатка, пошли домой!
Агатка вытирала руки о платьице и бежала догонять бабушку. Одни пятки сверкали перед глазами Даниловой матери - грязные, непокорные. Женщина смотрела на девочку и сердцем чуяла, что её это родная внучка, но брать на себя такие обязательства... От Матвея-то какой прок? Ему двадцать лет, а по-прежнему без мозгов!
— Ты не подумай! Я Матвею уже сказала, что ежели кто ещё залетит от него, мигом женю, не спггашивая! Он у меня доплясался уже, всё!
Ирина Анатольевна раздражённо махнула рукой и даже не оглянулась.
В январе Агатке исполнилось пять лет. Приближался день Пасхи и Агата носилась по дому с крашеными яйцами, сшибая по пути котов и налетая на вечно невовремя появлявшегося на пороге деда. Яйца падали, бились и Ирине Анатольевне приходилось варить новую партию. Матери Агата не видела с сентября - тогда Анька в последний раз приезжала за плодами из сада, а заодно подарила Агатке дрянную книжонку без картинок, явно кем-то до этого читанную. Агатка была сама не своя, она почему-то была уверена, что на этот раз точно сможет завоевать материнское сердце настолько, что та останется с ней.