...На этом старом, почти заброшенном поселковом кладбище всегда тихо. Редко кто появлялся здесь, чтобы навестить могилки родных. Да и в самом посёлке жизнь уже еле-еле теплится: лишь в двух-трёх домах всё ещё зажигаются по вечерам окна...
Рассказ. Рабочее название "Незаконный брак"
...И только в кладбищенской оградке, что чуть в стороне от остальных - недалеко от дороги, всегда царит полный порядок: летом трава выполота, взор случайного прохожего радуют скромные цветы. Зимой, как сейчас, снег и внутри оградки, и на тропке до неё тщательно расчищен. Здесь под одним на двоих каменным памятником покоятся мужчина и женщина. На табличке указаны их имена: Ефим Захарович Сошников и Любовь Петровна Прыгунова.
В один из ясных, морозных январских дней на дороге, что ведёт к кладбищу, остановилась машина. Из неё вышли женщина лет пятидесяти и два молодых человека, судя по всему, её сыновья. Парень, который был на вид постарше второго, достал из багажника широкую лопату и вторую, поуже, и всё семейство по плохо различимой тропе направилось к этой самой оградке.
Пока братья ударно махали лопатами, женщина смела снег с памятника, расчистила его основание, накрошила туда немного крупы, положила печенье, конфеты. Потом позвала сыновей:
- Артём, Денис, идите сюда, помянем бабушку с дедом...
Помин был самый простой: пироги, колбаса, те же печенье с конфетами. А вот спиртного визитёры с собой не принесли. Вместо него женщина достала из сумки термос и налила в одноразовые стаканчики тёплый чай. Тем и помянули усопших.
Затем все трое встали лицом к памятнику, перекрестились и в пояс поклонились своим родным.
- Царствия Небесного вам, дорогие мои, - чуть дрогнувшим голосом произнесла гостья. - Спите спокойно. А мы поедем. Даст Бог, скоро снова свидимся.
Плотно притворив за собой калитку, мать с сыновьями направились в обратный путь. Младший юноша, оглянувшись, произнёс:
- Мам, а я вот каждый раз забываю спросить: почему у бабушки с дедом фамилии разные? Да и у тебя с дядями отчество другое - Васильевичи вы?
- Так мы родились, сынок, от первого мужа мамы, кроме моей сестры младшей. А у родителей наших брак до последнего не зарегистрирован был. Когда уже в самом конце жизни они расписались, то фамилию менять мама не стала - какой смысл?..
Старший парень тоже вступил в разговор:
- Как это: в конце жизни? Они же, вроде, больше сорока лет вместе прожили, ты говорила?
- Да, сын, так оно и было. 46 лет вместе родители прожили. А что нерасписанными... Так уж вышло. Но это долгая история. Домой приедем - расскажу.
...Ефим Сошников появился в этих краях в шестидесятых. Поселился на отшибе - в старом бабкином доме, что достался ему по наследству. Нелюдимым был, дружбы ни с кем не завёл. Местные поговаривали, что он сидел, и тоже в товарищи к пришлому не набивались. Устроился на станцию - в бригаду путейцев. Сложения мужчина был богатырского, как сказали бы раньше, косая сажень в плечах. И ростом - под два метра. Работал за троих - силушкой Бог его не обделил.
Густая борода, тяжёлый взгляд скрывали возраст Ефима. Жил он бобылём, на женщин, если и глядел, то хмуро, почти с ненавистью. Да и те в его сторону не заглядывали: ничего, кроме страха, этот странный человек у местных молодок и вдов не вызывал.
Через пару лет на месте старой бабкиной развалюшки Ефим выстроил новый дом - просторный пятистенок с баней и сразу двумя большими сараями рядом. Народ судачил: для чего, мол, этому бирюку такие хоромы одному-то? Мужики вдобавок промеж собой осуждали чужака за полное равнодушие к беленькой. Ни разу никто не видел, чтобы этот молчаливый богатырь взял себе в местном магазинчике водку - ни на праздник, ни с устатку после работы, ни в субботу, после баньки. Одним словом, загадочным был человеком Ефим Сошников. Он же, замечая косые или недоумённые взгляды в свой адрес, только усмехался в густую бороду.
Потом прошла молва, что бирюк печки кладёт уж больно ладно. Нет-нет, да и обращался кто к нему с просьбой отремонтировать или заново сложить развалившуюся печь. Ефим не отказывал. Но вот странное дело: одним он заламывал немыслимую цену, такую, что люди сами шли на попятную. С других брал вполне по-Божески, а с иной бабули-Божьего одуванчика или с вдовы с малыми ребятишками и вовсе ни копейки не требовал. Но печки, что он клал, уж больно радовали хозяев, других таких печников в округе не было. Так что поселковое сообщество вскоре признало Ефима странным, но вполне годным своим членом. И за глаза народ стал называть его Печником.
В 1972 году зима стояла суровая, к тому же почти бесснежная. Народ сжигал кубометры дров, стараясь согреться. У Ефима дров было заготовлено не на одну зиму. Да только стал он замечать, что из крайнего дровяника дровишки утекают уж слишком быстро. Установил скрытые метки. Точно! Ворует кто-то топливо!
Хмыкнул Ефим про себя, взял полено посолидней, просверлил в нём отверстие и щедро набил порохом: неповадно будет вору чужими дровами топиться! Подложил в поленницу... Потом что-то засомневался, решил сначала всё же выяснить: кто дрова таскает? Той же ночью сел у окна...
Долго ждать не пришлось. Вскоре на тропе, что вела к дому, появилась худенькая, явно детская фигурка, одетая в телогрейку не по размеру. За собой визитёр тащил большие сани, которые оставил поодаль. Ребёнок? Этого ещё не хватало! Ефим оделся, не включая света в избе, стал наблюдать дальше. Мальчишечка сделал несколько ходок в сарай, наполнил санки и отправился в обратный путь. Мужчина крадучись пошёл за ним.
Пунктом назначения была бывшая церковная сторожка, что стояла на другом конце посёлка у развалин ранее величественного храма, дальше простирался лес и кладбище. Ефим мысленно нахмурился: доводилось ему видывать хозяина этого жилья. Непутным мужиком был Василий Прыгунов, или Васька-Прыгун, как его окрестили местные. Кличку эту мужичок заслужил не только благодаря своей фамилии, но и вихлявой, подпрыгивающей походке, по которой его можно было узнать издалека.
Любил Васька, приняв на грудь, похвастаться перед мужиками своими былыми «заслугами»: мол, и в партизанах-то он воевал, и даже не один немецкий состав лично под откос пустил. Ну, а что году рождения «герой» был всего-то 37-го, он как-то забывал при этом. А вот мужики не забывали и каждый раз потешались над брехнёй Прыгуна. Тот горячился, бросался в драку и обязательно был бит, затем всю свою злость вымещал на жене и двух пацанах. Ну, и хозяином Васька был аховым: дом того и гляди развалится.
«Вот, значит, кто у меня воровством промышляет», - подумал Ефим и вошёл вслед за мальчишечкой в сторожку...
Внутри было мрачно. Не только от еле тлеющей самой слабой лампочки, но и от закопчённого потолка, тёмных стен и плотного дыма, стоявшего в избе. Печка нещадно дымила, выпуская угарные клубы из множества щелей и прямо из топки. За печью, на грубо сколоченном помосте, сидела худая женщина, за ней спрятался испуганный мальчик лет трёх. Сам хозяин, схватив старшего пацана за шиворот, пьяным голосом пенял тому, что, мол, снова он, паразит, приволок слишком мало дров...
Прыгун не сразу увидел Ефима, молча стоявшего у порога. А увидев, разжал руку, которой держал сына, и как-то сразу съёжился, присел, и, заикаясь, произнёс:
- Не ждали мы гостей, Ефим Захарович, з-з-зачем пожаловал?
Ефим, сделав шаг к Василию, навис над ним всем своим богатырским ростом.
- Да вот, решил глянуть, кто моими дровами топится, - глухо сказал он.
Василий икнул, плюхнулся на колченогую табуретку и горячо запротестовал:
- Полно, Ефим, врут люди, наговаривают на нас. Им бы лишь честного человека опорочить!
Глазки его бегали, руки дрожали, и всем своим видом Прыгун производил жалкое впечатление. Ефим брезгливо поморщился, перевёл взгляд на женщину и испуганных пацанов. Оголённые руки жены Прыгуна были сплошь покрыты синяками и ссадинами.
Мужчина развернулся и вышел на крыльцо. Вслед за ним, накинув на плечи ветхую шаль, выскочила женщина...
- Простите, ради Бога, Ефим Захарович, сами видите, как живём, - тихо произнесла она. - Уж молила я Василия, чтобы не посылал Сашеньку воровать, да разве его убедишь?..
- Бьёт? - спросил Печник.
Женщина молча кивнула, потом, помолчав, обречённо произнесла:
- Теперь, видно, совсем убьёт.
- А что же ты с ним живёшь?
- А куда мне деваться? С детьми-то кому я такая нужна? Да и вон, - она распахнула концы шали, кивнув на выпирающий живот, - тяжёлая я.
Ефим хмуро смотрел на женщину, которая слова произносила совершенно без каких-либо эмоций, словно давно смирилась со своей незавидной участью... Потом сказал:
- Ты... вот что, собирайся. И пацанов собирай. Ко мне пойдём.
Страх отразился в распахнутых глазах собеседницы. Она прикрыла рот худенькой ладонью и молча смотрела на этого великана, который сам не понимал, что говорил.
- Давай-давай, - поторопил её Ефим. - Пока поживёте, а там видно будет.
Затем снова вошёл в избу, приподнял за шкирку всё ещё сидевшего на табуретке Василия, тряхнул того хорошенько и угрожающе произнёс:
- Жену твою и детей я забираю. Хоть в тепле поживут. А ты как хочешь, хоть замёрзни здесь. А увижу, что ко мне за дровами шастаешь, прибью. И концов никто не найдёт. Понял?
Прыгун то ли согласно кивнул, то ли просто его голова мотнулась от страха. Ефим разжал руку, и Василий рухнул ему под ноги. Переступив через него, Печник подошёл в испуганным, жмущимся друг к другу мальчишкам, присел перед ними, сказал:
- Давайте, ребятки, одевайтесь. Пойдём ко мне жить. Я вас не обижу.
Мать мальчиков, судорожно связав в узел кое-какое тряпьё и одев сыновей, погрузила свои пожитки на те же самые дровяные сани, посадила туда же младшего сына и пошагала вслед за Ефимом, изредка испуганно поглядывая на того. За всё время сборов она не произнесла ни слова.
Пришли в просторную, жарко натопленную избу Ефима, впустив внутрь облако морозного пара. Ребят напоили чаем и уложили спать, гостья опасливо присела рядом с ними.
Ефим, наливая кипяток в чашку для женщины, наконец спросил:
- Звать-то тебя как?
- Лю-люба. Любовь Петровна, то есть, - тихо ответила она...
- Вот так, мальчики, и сошлись ваши дед с бабкой. Ох, и поперемывали косточки им местные сплетники! Ефим-то, как выяснилось, был женат. А пока под следствием находился - что-то там на работе у него случилось, он на заводе мастером был, жена и сбежала с любовником. Не думал он, что снова семьёй обзаведётся. А вышло вон как... Не сразу, конечно, у них всё сладилось. Сначала жили, как соседи. Тем же летом, когда вся округа горела, я родилась. Ефим маму сам из роддома встречал. Ну, а потом оттаяла Люба, разглядела в Печнике свою судьбу... Через три года у них общий ребёнок родился, ваша тётя. И всех нас папа любил и берёг одинаково, никогда намёка никакого не сделал, что, мол, старшие дети не его... Потому мы и близки с братьями и сестрой, потому и навещаем могилку родителей чуть ли не каждые выходные - по очереди. Хотя отчество трое из нас носят по родному отцу... Мама уж после папиной смерти нам всю эту историю рассказала. Он, когда сдавать стал, почуял скорую смерть, настоял, чтобы они расписались, как по закону положено. К тому времени ни Прыгуна, ни законной жены Ефима уж в живых не было. А потом и обвенчал их батюшка... Держали они это в секрете, потому и вы не знали. Как папа умер, мама сразу сказала: долго я не наживу без Ефима. Так и вышло. Через месяц мы и её похоронили...
Вот такая вот, мальчики, история была у ваших деда с бабушкой, светлая им память, - закончила свой рассказ женщина. - Пять лет, как их не стало, а иной раз кажется: вот-вот услышу тихий голос мамы и увижу, как папа усмехается в свою густую бороду... Очень мне их не хватает...
