Лизавета белила стены дома – с улицы. Марфа оперлась на плетень, смотрела, как Лизавета справляется с тяжёлой лестницей, поднимается по ней с полным ведром мелового раствора…
Марфин сочувственный голос прозвучал неожиданно, – Лизавета не заметила, когда она подошла к плетню:
- Это ж двужильной быть надо… Чтоб вот так, без мужика-то… ворочать по хозяйству.
Лизавета обернулась. Марфа вошла во двор:
- Говорю, – красавица такая… И – без мужа. Водицы дашь попить?
Лизавета спустилась с лестницы. С нескрываемым любопытством взглянула на гостью, чуть растерянно улыбнулась: поселковые пересуды про Марфу с Матрёной помнила с детства. До сих пор ей не приходилось встречаться с Марфой, а окинула взглядом тяжёлые медные волосы – поняла, что сейчас перед нею и есть та самая Марфа. Достала из колодца ведро воды, зачерпнула полную кружку. Марфа опустилась на ступеньку крыльца, кивнула Лизавете:
- Присядь на минуту, передохни. Разговор есть.
Говорила Марфа негромко, слова её будто обволакивали, – мягко так:
- Негоже тебе, красавице такой, одной маяться… Тебя ж на руках носить надо.
Какая баба не растает от таких слов, не начнёт жалеть себя, горемычную!.. А Лизавета плечами пожала:
- Семён мой и носил меня на руках. Так жалел меня, что, случалось, золой и песком сам чугунки чистил, – те, что побольше и потяжелее. Да шахта ж не спрашивает, – кому и кого надо на руках носить.
Марфа согласилась:
-Что случилось, – то случилось. Былого не вернуть. – Помолчала, сощурила зелёные, с чернотою, словно омут бездонный, глаза: – Только живым о живых думать надо… И – о жизни. А ты так легко отказалась от счастья своего.
Красивые Лизаветины брови-стрелочки удивлённо взлетели. Марфа сдержанно объяснила:
- Андрея-то отдала Катерине… А он твоим должен быть.
- Ничего не должен он мне… – горьковато усмехнулась Лизавета. – Другую он выбрал. Катерина беременна, – значит, всё хорошо у них.
- Не люб, выходит, он тебе…
Лизавета прикрыла глаза… Откуда знать Марфе этой, что снится ей Андрей каждую ночь!.. Откуда знать, как это, – всю ночку, до зорьки, метаться в холодной постели от бесстыдных желаний ласк его и нежности! Сама не заметила, как в сладкой истоме прошептала:
- Люб…
-А раз люб, – твоим будет. Послушай, что скажу… Мужики – они такие… Когда рядом жена, и то порой забывают о ней. А когда не станет…
Лизавета свела бровки:
- Не станет?..
- А когда, говорю, не станет её, – и не вспомнит Андрюшка, что была. А ты – вот она.
- Почему – не станет?
-А вот поможешь мне, – и не станет. Тебе и надо-то будет… Всего и надо-то: зайти, проведать Катерину… Незаметно взять… ну, к примеру, гребешок её, каким она волосы причёсывает. Либо – косыночку. Дальше – моё дело. А отблагодаришь меня потом, когда уже в Андреевом доме жить будешь.
Тебе-то зачем это, – чтоб не стало Катерины?
Марфа потемнела. В глазах чернотою омут всплеснулся:
- Надо, значит. Поможешь? А я в долгу не останусь: так сделаю, что без тебя Андрею весь свет не мил будет… Следы твои целовать станет.
Лизавета поднялась. Равнодушно головой покачала:
- А ни к чему мне это. Семён мой любил меня, – больше того, как ты говоришь. Не скрою: тяжело мне без него. И самой любить хочется… и любимой быть хочу. Только сделанной любви не надо мне.
Марфа тоже встала с крылечка:
- Я не тороплю тебя. Ты бели избу свою. А ночушкой полежи… и подумай, как близко счастье. А я ещё зайду к тебе.
- А другого ответа не будет, Марфа. Счастье было бы, если б Андрей сам полюбил меня. Иди с Богом, видишь, – некогда мне.
От простых и равнодушных Лизаветиных слов вдруг почувствовала Марфа какое-то бессилие. Уже со двора выходила, оглянулась. Бросила напоследок:
- Смотри, бабонька… Захочешь локоток свой укусить, да не достанешь.
Всё ж случилось Лизавете побывать в Ольховке: в тамошнем храме Успения Пресвятой Богородицы – Престол (Престол, или престольный праздник – это праздник в память о святом или о священных событиях, во имя которых освящён храм, – примечание автора). После службы выбрала минутку, пока свекровь Катеринина чуть задержалась, – с кумой поговорить, подошла к Катюше:
- Сказать бы надобно, Катя. Тут в Верхней Камышевахе Марфа объявилась. Волосы у неё тяжёлые такие… – то ли рыжие, то ли красные. И глаза – не понять, какие: зелёные… чёрные ли. Говорят, раньше они с её тёткой Матрёной жили в наших краях. Теперь вернулась Марфа. Слышала я, будто нехорошими делами она занимается. Ты не разговаривай с нею ни о чём. Просто – уходи, если вдруг встретишься с нею.
Лизавета быстро пошла по дороге от храма. Катерина смотрела ей вслед… Вспоминала, как в тот день к плетню за огородом подошла какая-то незнакомая женщина, как каким-то недобрым, тёмным, ровно и правда – тяжёлым пламенем полыхали её волосы… И голос её помнила, слова невнятные, от которых почему-то вдруг страшно стало…
С тех пор чувствовала Катя, что тяжким камнем легла на сердце неясная тревога. Андрей вроде бы прежним был, – от заботы его хорошо так становилось… И ласки его прежними были, – осторожными и бережными. Только отчего-то Катюше очень хотелось спросить его… Спросить: люба я тебе, Андрюшенька?.. До сих пор в глаза его смотрела – как в зеркало: видела в глазах Андрюшиных отражение своего счастья… А хотелось рассмотреть его счастье.
Как-то, уже в начале осени, батя с маманей в Ковыльный уехали, – отмечали именины Анютки, батиной крестницы. На зорьке Катюша проводила Андрея в шахту. Сама щи к обеду сварила, косоворотки Андреевы выстирала… Стала бельё развешивать, глаза подняла… А перед нею – Марфа. И голос негромкий, – как и в тот день, когда стояла она у плетня за огородом. И теперь не все слова Марфины поняла Катя… Лишь расслышала:
- За всё со мной рассчитаешься.
Вдруг потянуло сильно спину. От незнакомой боли в пояснице задохнулась Катюша… Ухватилась рукою за ствол яблони, – в глазах потемнело, и темнота эта закружилась так, что земля из-под ног будто уплывала… Не заметила, как ушла Марфа. Опустилась на спорыш у колодца, – тянущая боль тяжело разливалась в самом низу живота…
Соседский мальчонка, Тимошка Кузьмичёв, вишнёвой плёткой выгонял из огорода строптивую и вредную козу Белянку, что снова пробралась в огород и совершенно невозмутимо уплетала маманюшкину капусту… Увидел Тимошка, что Катя на траве лежит, испугался. Бросился к мамане. Груня Кузьмичёва строго велела Тимошке в дом идти, а сама побежала к Большаковым. Склонилась над Катюшей:
- Что ты, родненькая моя?.. Либо – началось?.. Так вроде ж рано тебе… Что ж делать-то: и одну тебя не оставишь, и повитухе бежать надобно… Ты полежи, хорошая… А я вернусь сейчас, – только Танюшку, старшую свою, к повитухе пошлю…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»