История - одна из тех наук, которые делают открытия ежедневно. Больше того, эти открытия зачастую опровергают то, что говорили историки раньше. Это не значит, что история переписывается, это означает, что, как настоящая наука, она постоянно уточняет полученные данные. В этом её сила и в этом же её слабость. К сожалению, многие просто не желают разобраться в этих нюансах. А историки, особенно маститые, не очень стремятся к популяризации новых полученных знаний. Именно в этот момент на первый план выходят различные шарлатаны. Мало кто знает, но появлению фоменковщины мы обязаны стечению двух обстоятельств. Первое: данный, как говорят, очень перспективный геометр бросил рисовать свои картины, но деятельная натура искала выход или, точнее, приложение сил, и вот тут вступает второе: этому молодому ученому попалась в руки детская научно-популярная книжка Александра Горбовского «Загадки древнейшей истории» 1966 года.
Результат известен всем… И если до начала 90-х годов это не являлось какой-либо серьезной проблемой, то с распадом Советского Союза подобные «исследования» расплодились с немыслимой силой. И тут приходится констатировать тот факт, что Современный Человек не в состоянии отличить научные знания от ненаучных. Особенно, если ненаучные факты облекаются в наукоемкую форму и транслируется людьми, которые имеют какие-либо ученые степени. Ещё одной проблемой в этой связи становится адекватная оценка поставляемой ими информации. И тут Государство вместо того, чтобы серьёзно заниматься этой проблемой, старательно делает вид, что её не существует. Вернее, не так: декларируют, что проблема существует, даже различные комиссии по фальсификации создают. Только увы, эти комиссии и не имеют реальной власти, и не очень стараются с этой самой фальсификацией бороться. Ну как поборешь? И что? Комиссию распускать? Да кто ж на это пойдет? Сам себя без должности оставить! Вот и получается, и комиссия есть, и фальсификацией истории занимаются. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы.
И все бы ничего, но история как предмет существует в школе, и, следовательно, эту самую историю надо школьникам преподавать. А что преподавать, если у нас куча линеек учебников, которые зачастую противоречат друг другу. Но о школьных учебниках и вопросах преподавания истории в школе я поговорю в других статьях, а сейчас о самой истории как науке.
История - наука точная, гораздо более точная, чем математика (хотя математика и не наука вовсе, а только научный инструмент). Да, подобное высказывание порой вызывает улыбку, но давайте разберемся. История оперирует фактами. Например, знаменитая Марафонская битва состоялась 12 сентября 490 года до н.э., это если брать по современному летоисчислению. Если брать греческое летоисчисление, то она произошла во второй/третий год 72 олимпиады, а римляне сказали бы в 263 год от основания. Даты разные, но факт самой битвы не оспаривается. Как, впрочем, ход и результаты.
Оговорюсь, это в том случае, когда мы точно знаем, когда событие произошло. Если же нет, профессиональные историки, как и любой уважающий себя ученый в таких случаях, будут говорить – предполагаем. В этом случае уже возможны интерпретации, но опять-таки они будут опираться на факты. Если фактов не хватает, то в качестве гипотезы. И в этом плане история, как и любая другая наука, находится в постоянном уточнении этих фактов. Концептуальная проблема заключается в другом. Для уточнения этих самых фактов необходимо проводить исследования, а вот с их финансированием всегда возникают проблемы. А иногда и не с финансированием, а с простой политической волей. Приведу простой пример. В нашей истории есть момент, связанный с окончанием правления одной династии и началом Смутного времени. Так сложилось, что по его окончании пришедшая к власти новая династия стала (что вполне понятно) легитимировать свое право на власть (я не говорю сейчас о переписывании рукописей, это дурь, существующая в только в головах далеких от науки людей). Поэтому царь Дмитрий 2 был объявлен Лжедмитрием 1. Вполне возможно, что он действительно был самозванцем – Григорием Отрепьевым, а настоящий царевич Дмитрий погиб в Угличе. Ответить на этот вопрос и в 17,и даже в 20 веке было очень сложно, точнее, практически невозможно. Но наука, как известно, не стоит на месте и достижения в области генетики могли бы помочь решить этот вопрос. В середине 90-х годов я и ряд моих коллег вышли с предложением провести генетическую экспертизу останков Ивана IV и Дмитрия Углицкого. И тот и другой захоронены в Архангельском соборе Московского Кремля. Данная экспертиза либо закрыла бы окончательно вопрос с Лжедмитрием 1, если экспертиза подтверждает, что захоронены близкие родственники. Либо, как минимум, дала бы серьезные основания для того, чтобы утверждать (если останки не принадлежат родственникам), что, вполне возможно, Лжедмитрий 1 был действительно чудесным образом спасшимся сыном Иоана Васильевича.
Казалось бы, все просто, но нам в проведении подобной экспертизы отказали. Отказали по причине дороговизны. Прошло еще несколько лет, мы нашли спонсора, который был готов оплатить экспертизу, и опять вышли с этим предложением. Нам опять отказали. На этот раз причина была в том, что против РПЦ. Я пытался по своим каналам выяснить, кто конкретно из РПЦ против, но концов так и не нашел. Причем, до сих пор не понимаю, почему они были против? Погибший в Угличе юноша так или иначе оставался бы невинноубиенным младенцем независимо от того, сын он Грозного или нет. Это одна сторона проблемы исторической науки. Не вопрос ее добросовестности, а вопрос политического желания или, если хотите, политической воли.
Есть еще один достаточно серьезный аспект, который дает козыри в руки тех, кто не считает историю серьезной фундаментальной наукой – кабинетность. Здесь, кстати, мне ситуация очень напоминает то, что происходит в педагогической науке, когда кабинетные ученые, ни разу не проведшие ни одного урока, рассказывают практикующим учителям, как надо правильно вести урок. Но вернемся к истории и конкретному примеру, который проиллюстрирует мое утверждение. Так получилось, что на уровне серьезной науки у меня две профессиональные темы – мифы и судоходство (даже докторская диссертация называется «Судоходство и навигация в античное и средневековое время»). Так вот, если почитать научную литературу по истории судоходства и навигации в древнем мире, то сразу «наткнешься» на один спор (на мой взгляд, не очень существенный), но тем не менее, обсуждаемый уже не одно десятилетие, если не столетие. Заключается он в том, как ходили корабли в то время – напрямую через Черное море или держась берега (каботажно). Преобладающая точка зрения: считается, что до IIвека до н.э., до Диофанта, который переплыл Черное море напрямую, никто так не ходил - мол, даже упоминается об этом событии. А раз упоминается, то, значит, это было что-то особенное, непривычное. К этому добавляют перипл Арриана, который в первой половине IIвека осуществил путешествие по тому же Черному морю и оставил свои воспоминания, а плыл он каботажно. Правда забывают, что его путешествие было инспекторской поездкой, и он не мог плыть по-другому, так как надо было посетить все города и военные «базы». Но дело даже не в этом. Проблема в том, что данные кабинетные ученые никогда не ходили сами под парусом и имеют весьма смутные представления о том, как управляется парусный корабль. Мало того, если брать конкретно Черное море, то существующие там течения достаточно серьезно влияют на сам процесс судоходства. Ну и много других факторов. Но из года в год из монографии в монографию эти кабинетные ученые продолжают повторять эту глупость. Переубедить их невозможно. Мне, по крайней мере, за двадцать лет не удалось.
Ну и еще одна достаточно серьезная причина заключается в том, что в погоне за сиюминутным успехом, степенями, званиями, грантами, признанием власти некоторые люди, занимающиеся наукой, готовы пойти если не на подлог, то как минимум на скоропалительные выводы. Есть такой украинский археолог, доктор наук, профессор П.П. Толочко, работал в прошлом директором института археологии Украины. В самом конце 70-х годов прошлого века, когда политическое руководство УССР поставило задачу отпраздновать юбилей Киева, данный «ученый» нашел на Старокиевской горе на правом берегу Днепра несколько фрагментов керамики, которые датировались V веком. Там же были обнаружены останки жилищ. Совсем формально, конечно же, какое-то поселение на месте современного Киева было. Не сомневаюсь, и раньше V века. Вот только какое отношение это имеет к самому Киеву как городу? Кстати, и тогда серьезные ученые очень скептически отнеслись к этому «открытию». Но в 1982 году 1500-летие Киева торжественно отпраздновали. Толочко обласкали, причем так, что и при незалежной он не только остался во главе института, но и стал академиком и даже вице-президентом НАНУ.
Для сведения, именно при его поддержке уже в новейшей истории появились и древние укры и многое другое. Кстати, если исходить из этой логики, я совершенно не понимаю, почему нельзя считать, что Москва существует уже примерно 10 тысяч лет. А что, находка так называемого «сходненского черепа» (16-10 тысяч лет назад) вполне вписывается в такую парадигму. Череп есть? Есть! Ткань есть? Есть! Значит жили, значит было поселение! Всë, Москве от 16 до 10 тысяч лет! Самый древний город в мире!
Повторюсь. История - наука молодая и активно развивающаяся. Вопросов, на которые надо дать ответы, у нее множество. Больше того, та же археология подкидывает загадки, ответить на которые мы не в состоянии просто в силу отсутствия достаточных знаний или технологических возможностей. Кстати, наверное, именно археологи и историки являются самыми большими пользователями всех современных научно-технических достижений. Старообрядцев от археологии, где ноги - средство достижения, а лопата - метод, уже практически не осталось. Различные методы анализа, современные приборы (георадары, сканеры и т.д.), генетические экспертизы и многое-многое другое – это обычные рабочие будни.
Ну и самое главное, причем, это свойственно не только истории, то, что ученый, достигнув определенного уровня, вместо того, чтобы продолжать развиваться – костенеет. И больше занят тем, чтобы поддержать свое научное направление, школу. Не потерять влияние, а с ним и финансовую составляющую. Я не выступаю против научных школ, я сам принадлежу одной из них, но нужно совершенно четко понимать, что принадлежность к школе и отстаивание уже неактуальных позиций – разные вещи. Мне повезло достаточно продолжительное время общаться с одним академиком, во многом и неформально. В конце 70-х, начале 80-х годов его идеи подвергались обструкции, докторскую диссертацию он защищал в Питере, так как в Москве шансов не было. Но вот в конце 80-х и самом начале 90-х его идеи были признаны. Он получил кафедру, достаточно быстро стал член-корреспондентом, а потом и академиком, заместителем председателя экспертного совета ВАК.
Был момент, когда без его одобрения не могла защитится ни одна не то что докторская, кандидатская диссертация. Помню, как идя к нему, увидел у его кабинета скромно стоящего декана одного из факультетов МГУ. Зайдя в кабинет, спросил, а может, стоит сначала декана принять? На что получил ответ, ничего, мол, подождет. Тогда меня это покоробило. Но, как мы знаем, нет ничего постоянного, и этот академик начал потихоньку опускаться вниз по бюрократической лестнице. Нет, он по-прежнему заведовал кафедрой, оставался зампредом экспертного совета ВАК, но былого влияния уже не было. Потом от него побежали те, кто гордо называл его учителем, рассказывая, что, мол, их не так поняли. Уже перед смертью у академика осталась только кафедра. К чему я это сейчас вспоминаю? Все очень просто. Тот период общения с ним позволил очень плотно заглянуть в академическое закулисье. Я и раньше не питал особых иллюзий на этот счет, но после того, глядя на некоторых известных академиков, до сих пор испытываю отвращение. Но основное было не в этом. Более важно, как распределялись (да и сейчас продолжают распределяться) научные гранты и, соответственно, тематики исследований. Именно здесь кроется самая большая проблема отечественной истории, как науки – любой, не попадающий в сферу влияния кого-то из «великих» (другими словами, не разрабатывающий тему в рамках «школы» великого), не имеет ни одного шанса на получение хоть какого финансирования своих исследований. Он может писать заявки, ходить по кабинетам. Всегда найдется аргументация, почему выделить вот именно сейчас средства на его исследование не представляется возможным. Может быть на следующий год… Это приводит к тому, что студенты, планирующие заниматься наукой, на старших курсах начинаю смотреть, к какой теме лучше присоединиться, чтобы получить доступ хоть к каким-то финансам. И это, увы, проза жизни. В итоге мы получаем десятки тысяч пустых работ, опубликованных в различных журналах и сборниках, научная ценность которых стремится к 0. Это же порождает огромное количество кандидатов и докторов наук, все достижения которых сводятся к тому, что они сумели относительно внятно и связанно изложить в реферативной форме то, что было написано до них, а в докторской диссертации еще и пнуть парочку других ученых. Причем, что самое грустное, подобное расцвело пышным цветом именно в постсоветское время.
На этом фоне говорить о создании единого учебника истории для школы по меньшей мере странно. Нет, в том, что такой учебник необходим я лично убежден. Меня напрягает только то, что писать этот учебник будут те же люди, которые писали учебники и до этого. То есть те, для кого гражданская позиция - не более чем пустые слова. Им все равно, как расставлять акценты – главное, труд оплачиваемый. Но как известно, в таких условиях получить качественный продукт сложно. Можете мне возразить, что они профессионалы, они напишут, как надо. Что ж, отвечу – они не профессионалы. Да, кандидаты и доктора наук, но не профессионалы. Потому что профессионал, берясь за написание учебника истории для школы, начал бы с другого!
Впрочем, это тема следующей статьи.