Очень быстро оказалось, что самый страшный наш враг — не тьма и штормящее море, а скука. Маяк не требовал многого, и все технические задачи по его обслуживанию занимали незначительную часть времени. Маршалл по большей части валялся на своей койке, разглядывая портрет любимой в медальоне, который носил на груди. Именно за этим занятием я застал этого достойного юношу на полуюте шлюпки. Дукат был молчалив, с нами предпочитал общаться исключительно командами, и всеми силами английской души показывал своё превосходство над жалкими северянами. Сассенах, что с него взять? Иначе я про себя его больше никак не называл.
День на третий Томми бродил по островку и нашёл крошечную бухту с противоположной стороны, а в ней на чёрной гальке лежала перевёрнутая вверх дном лодка. На побелевших от старости и морской воды кольях висели сети, а под самой лодкой обнаружились и прочие рыболовные снасти. Обрадованный сверх меры, он влетел в дверь, и захлёбываясь от счастья, поведал нам о своей находке. Глядя на его сияющее лицо, я увидел, что он совсем ещё мальчишка.
А Дукат презрительно выпустил воздух сквозь сжатые зубы и сказал:
— Меня б спросил. На маяках всегда есть рыбацкая лодка.
И ушёл. А я просто поздравил юношу с находкой.
С этого дня Томми каждый день выходил рыбачить возле скал, иногда я сопровождал его просто, чтобы немного развеяться. Том никогда не был против. Мы много разговаривали о наших родных местах. Я жил на севере Гебрид, он на юге, в Каслбей. Потому и жена пришла его провожать: пройти два квартала не то же самое, что проехать весь остров из края в край.
Я рассказывал ему о своих морских путешествиях, о далёкой Америке. Он слушал меня, открыв рот, а мне, не скрою, был приятен такой собеседник. Оказалось, что он с малолетства мечтал пойти матросом на торговый флот, но рано и счастливо женился. Да, ничто так не отдаляет человека от моря, как счастливая семья, и ничто так не приближает, как сварливая жена.
Объединяло нас с Маршаллом и то, что мы оба чувствовали себя намного комфортнее, когда не видели вечно недовольную бульдожью морду Дуката.
Томми показал себя умелым рыболовом, и наш стол стал намного разнообразнее. Так мы и жили: Том ловил рыбу и всякую морскую живность, я готовил из неё разносолы, а в этом, поверьте, я мастер, а Дукат раздувал щёки от чувства собственной значимости.
В один день, первый солнечный и спокойный после многодневного шторма, случилось непоправимое. Я накануне немного перебрал, обсуждая с Дукатом, справедливо ли Англия обошлась с Шотландией. Под жаркие споры, и от раздражения, которое у меня неизменно вызывает его надменная физиономия, я выпил лишку и теперь мучился головной болью. Когда Том позвал меня на рыбалку, я отрицательно мотнул головой, и сразу пожалел, что не сказал словами. Весело помахав мне на прощание, Маршалл убежал к своему причалу. Больше мы его не видели.
* * *
Если хочется, прочитать всю историю сразу можно тут: https://www.litres.ru/sergey-valerevich-me/istinnaya-istoriya-mayaka-eylin-mor-rasskazannaya-och/ Здесь, на пикабу, она будет выложена по частям полностью.
* * *.
Обычно он возвращался до того, как солнце достигнет своей наивысшей точки, которая на нашей широте не так уж и высока. Но подошло время обеда, а его всё не было. Дукат от меня лениво отмахнулся: он всё ещё страдал от похмелья и уязвлённого имперского самолюбия, поэтому я отправился на поиски один.
Ночью шёл снег, и на нашем продуваемом всем ветрами островке было совсем неуютно. Первым делом я добежал до бухточки, где Том хранил свою лодку, но там было пусто. Только торчали выбеленные шесты, на которых он развешивал сеть.
Тогда я кинулся на противоположную сторону, к той расселине, через которую мы попали на Эйлин-Мор, но и там не было никаких следов. Я обежал весь остров по краю, пристально вглядываясь в море, в надежде увидеть тёмное пятнышко его лодки на хмурой глади Атлантики, но всё было тщетно.
Расстроенный и обескураженный, я вошёл внутрь. Сверху, от самого маяка спускался Дукат. Обычное его высокомерное выражение сменилось растерянностью, и мне было непривычно видеть его таким.
— Я осмотрел море до горизонта, но не увидел его, — Дукат поставил на стол 12-кратный морской бинокль и тяжело опустился на табурет. — Даже если бы он утонул, лодка должна была остаться на плаву. На море штиль, её не могло далеко отнести течением.
Я не знал, что ему сказать. В наших краях водились киты, сюда заплывали акулы. Любое крупное морское существо могло затопить лодку, будь у него такое желание. Я понимал бесполезность дальнейших поисков, но сидеть на маяке с Дукатом было выше моих сил. Я вышел на берег и начал методично обходить остров, заглядывая в каждую расселину.
Когда солнце село, Дукат высунулся из-за двери и крикнул мне:
— Мистер МакАртур, выпейте горячего чаю, не хватало, чтобы вы простудились и скинули всё на мои плечи.
Нехотя я поплёлся в наш домик. Странное дело, я совсем не замёрз, словно мороз в моей душе уравновесил холод снаружи. Сегодня я потерял своего единственного друга, и даже не знаю, что с ним на самом деле случилось.
Дукат сунул мне в руки огромных размеров кружку с крепким чаем, обильно сдобренную чёрным ромом и специями, судя по запаху. В жидкости плавала, наверное, половина лимона, нарезанная дольками.
— Давайте, МакАртур, давайте, — сказал он строго. — Пейте, пока грог горячий. Это не выпивка, а лекарство.
Я торопливо выхлебал крепкое пойло, грог растёкся по моим жилам и немного затуманил мозг. Я благодарно кивнул Дукату и снова натянул свой макинтош. Дукат скривился:
— МакАртур, вы не хуже меня понимаете, что Маршаллу уже ничем не помочь. Температура воды около нуля, прошёл целый день. Он не выжил бы даже, если б выбрался на берег.
— Простите, сэр, но я не могу иначе. Я всё равно не усну, — ответил я.
С зажжённым фонарём в вытянутой руке, я выскочил наружу, а Дукат, бурча под нос что-то про дисциплину и субординацию, удалился в спальню.
Порыв ветра качнул меня, а может, в гроге было слишком много рома. Подавив отрыжку, я двинулся по берегу, внимательно глядя с обрыва вниз, и стараясь не поскользнуться на поросших мхом и присыпанных снегом камнях. Я метался по островку, прекрасно понимая, что потеряться тут просто негде. Надежда покидала меня постепенно, вместе с силами. Я всё меньше мог сопротивляться порывам ветра, и меня всё больше тянуло присесть на камень и отдохнуть.
Я решил ещё раз спуститься к месту нашей высадки и посветить фонарём, подавая сигнал. Затея, глупая совершенно, ведь у меня над головой в темноту над морем бил яркий луч маяка. С трудом удерживая равновесие на скользких камнях, я спустился вниз. Осмотрел, на всякий случай, всю нашу крошечную бухту: пусто. Только блестят мокрые камни и морщится недовольно вода, перемешивая гальку.
Мне стало так неуютно и грустно, что с ослабевшими коленями я опустился на валун у самой кромки воды. У носков моих сапог плескалось море. Фонарь показался мне невыносимо тяжёлым, и я поставил его за спину. Завернувшись в макинтош, и втянув голову в плечи, я сидел на берегу, глядя на то, как колеблется мой тёмный силуэт на поверхности воды.
Мне показалось, что один из камней в бухте: дальше, у самого выхода из неё — ушёл под воду. Я напряг зрение, но больше ничего не менялось: море оставалось спокойным, и скалы никуда не перемещались, как им и было положено природой. Я с тоской поднял глаза на уходящий вдаль луч света, подпитываясь его чистой силой, а когда опустил взгляд, увидел округлый камень, торчащий над водой там, где его точно минуту назад не было: ровно посередине бухты. У меня на глазах он ушёл под воду.
Со смешанным чувством страха и надежды я вскочил на ноги и схватил фонарь. Выставил его над собой, освещая бухту, но свет был очень слаб, и как бы я ни вглядывался, рассмотреть что-то на расстоянии больше трёх метров я не мог. Я снова вскинул глаза к небу и в голове вспыхнуло: надо бежать к Дукату, уговорить его направить свет маяка сюда, на бухту. Я не успел сделать шага, как услышал еле слышное:
— Мистер МакАртур, сэр... Погасите фонарь, пожалуйста.
Это был голос Томми, но какой-то странный, ровный, совсем лишённый интонаций. Я резко развернулся вправо: в неверном свете фонаря заплясали тени на серой стене утёса, и одна из них с тихим плеском ушла под воду.
"Отец наш Небесный Да Святится Имя Твое Да приидет Царство Твое Да будет Воля Твоя На земле, как и на Небе".
Зашептал я тихо, и сразу устыдился своего стеснения, договорил молитву громко, в полный голос. И в тот момент, как я сказал:Аминь" — и осенил себя крестным знамением, тот же голос Томми сказал:
— Это не поможет, мистер МакАртур. Не бойтесь, я не причиню вам вреда.
Я обернулся влево и увидел, как из холодных волн за большую, обтёсанную волнами скалу выползает чёрная тень.
— Погасите фонарь, пожалуйста, или направьте в другую сторону, сильно глаза режет, — попросил Томми из-за неё.
Я с трудом удержался, чтобы не припустить вверх по склону в убежище нашего маяка, за крепкую дубовую дверь, обитую железными полосами. Голос Тома звучал странно, но в нём не было угрозы. Я решился. Отставил фонарь за камень, на котором сидел и привалился к его мокрому боку.
— Спасибо, мистер МакАртур, — сказал Томми.
Мои глаза уже достаточно привыкли к темноте, я увидел, как слева от края скалы появилось круглое чёрное пятно его головы. Он долго присматривался, потом встал в полный рост и протянул руку вперёд:
— Простите, я не хотел вас напугать, — сказал он.
Я до рези в глазах вглядывался в его фигуру, чтобы понять, что с ним не так, и, наконец, понял. Сейчас, в декабре, в продуваемой ледяным ветром бухточке на каменной скале посреди Атлантики, Томас Маршалл стоял передо мной голый, и при этом его голос не дрожал, и зубы не стучали. Я не верил ни в какую мистику, хотя... О, Господи! Кого я обманываю? Ощущая, как поднимаются волоски на моей шее от ужасного предчувствия, я спросил:
— Томми, ты умер?
Он покачал головой:
— Нет, мистер МакАртур, я жив. Смерть — не самое страшное.
— Тебе холодно? — я с трудом вытолкнул эти слова из своей глотки.
— Нет, — ответил он и присел на камень напротив меня.
Нас разделяло не больше пяти ярдов, и я мог поклясться, что от Томми тянет мощным амбре разделанной рыбьей туши.
— Мистер МакАртур, вы были добры ко мне, я это помню. Уезжайте с острова. Отбейте в сторону Гебрид сигнал "SОS", вас должны будут отсюда вывезти. Только, пожалуйста, не оставайтесь здесь.
— Томми, — сказал я, пряча панику за показным спокойствием. — Пойдём со мной. Дукат, конечно, редкая сволочь, но он сварил горячий грог. Если ты жив, если ты не боишься молитвы, значит, всё ещё можно исправить!
Я услышал странный звук: Томми то ли всхлипнул, то ли тихо рассмеялся.
— Вы только что молились Богу и просили у него защиты. Наверное, вы давно не задумывались над смыслом этой молитвы. Так бывает, когда повторяешь её слишком часто. Вы говорите:Да будет воля Твоя на земле, как на небе". Тут ничего нет про воду. Знаете, почему?
Я потрясённо покачал головой, потому что знал, что он сейчас скажет, и не хотел в это верить.
— Потому что в океане свои боги, мистер МакАртур, и Господь земной и небесный не имеет над ними власти. Уезжайте отсюда, прошу вас, и больше никогда не приезжайте.
Он повернулся к морю и, осторожно переступая, вошёл в воду.
— Том, — окликнул я его, — вспомни о своей жене и ребёнке, которого она носит под сердцем.
Маршалл повернул голову и сказал еле слышно:
— Я хочу забыть, но каждую минуту я думаю о них.
Почти бесшумно он скользнул в воду и исчез. Я долго вглядывался в морскую поверхность, но больше он не показывался.
Всю дорогу к маяку я думал, как рассказать Дукату о моей встрече с Томасом и, уже на пороге, понял, что не смогу. В лучшем случае заносчивый сассенах посмеётся над суеверным джоком [пренебрежительное именование шотландцев англичанами], в худшем — запрёт в кладовой от греха подальше своего чокнутого подчинённого. Поэтому я налил себе ещё одну кружку грога и пошёл спать. но, не смотря на выпитый ром, заснуть мне удалось лишь под утро.
Целый день я ходил вокруг поворотного механизма маяка и обдумывал слова Маршалла. Даже прикидывал, как оглушить Дуката и подать сигнал бедствия, но, оказалось, не так просто ударить тупым предметом человека, даже если он тебя сильно раздражает. Так ни на что и не решившись, я лёг спать, а утром пошёл в обход по берегу.
Я вглядывался в океанские воды в надежде увидеть вынырнувшую голову странно изменившегося Маршалла, но на море всё так же стоял штиль, солнце бликовало на поверхности и слепило глаза. Так я дошёл до бухты, откуда Том выходил рыбачить. На берегу, полностью вытащенная из воды, лежала лодка с пробитым днищем. Никакой прибой не смог бы выкинуть её в такое положение. Я сбежал вниз, заглянул под неё, но там было пусто. Я не сомневался ни секунды, что это дело рук Маршалла. Он увидел, что сигнал тревоги я так и не отправил, и решил попытаться меня спасти таким путём?
В состоянии крайней задумчивости я вернулся на маяк. Дукат посмотрел на моё отсутствующее выражение лица и спросил, о чём я так задумался, и я ответил:
— На берег выбросило лодку Тома с дырой на дне.
Дукат, на ходу натягивая бушлат, выскочил наружу, я за ним. Догнал его на краю обрыва возле бухты. Он задумчиво смотрел вниз, потом обернулся ко мне.
— Она так и лежала? — спросил он сухо.
— Нет, конечно, — соврал я, — она уткнулась носом в камни, полузатопленная. Это я вытащил её, чтобы не унесло.
— А перевернул зачем? — Дукат цепко смотрел мне в глаза, и я понял, что полицейские бывшими не бывают.
— Чтобы дно осмотреть. — Под его пристальным взглядом я начинал нервничать, а показывать это мне не хотелось.
— Сапоги сухие, — кивнул он в сторону моих ног.
Я посмотрел вниз и ответил:
— Я ж говорю: на берег вынесло. Я за кольцо ухватил и вытащил, в море не заходил.
— Хм-м, ладно, — протянул он недоверчиво и сбежал по камням к лодке.
Он придирчиво осмотрел днище, периодически многозначительно хмыкая и постукивая трубкой по доскам, потом повернулся ко мне.
— Дно пробито снизу твёрдым предметом диаметром около трёх дюймов. Что это может быть? — он посмотрел на меня с видом, будто этот предмет трёх дюймов в сечении я держу за спиной.
— Не знаю, — Я действительно был в недоумении. — Может быть, нарвал?
— Нарвал? — переспросил он. — Ну что ж, возможно, возможно...
Больше он не проронил ни слова. Вечером за ужином я, как бы невзначай, спросил:
— Мистер Дукат, сэр, может стоит подать сигнал бедствия? В смене должно быть три смотрителя, да и жена Маршалла до сих пор остаётся в неведении.
— Поверьте, МакАртур, — ткнул в мою сторону вилкой Дукат. — Неведение — это лучшее, что мы можем подарить бедной миссис Маршалл сейчас. Томас погиб в результате нападения морского животного, обычный несчастный случай на рыбалке. Весь день с того момента, как он ушёл с маяка, вы находились у меня перед глазами, а я у вас. Следовательно, никто из нас к его гибели не причастен. Мы продолжим выполнять свои прямые обязанности и не будем лишать миссис Маршалл жалования её погибшего мужа. Вы согласны со мной?
Я пристально посмотрел в его глаза, пытаясь найти хоть малейший признак неискренности, но взгляд был безмятежен, как гладь пруда в тёплый летний денёк в его родном Сассексе.
— Не знаю, — покачал я головой, — как подумаю, что тело бедняги Тома обгладывают рыбы...
— Прекратите соплежуйство, МакАртур, вы же моряк! Море, бывает, забирает своих тружеников, люди гибнут. Каждый, кто связывает свою жизнь с морской стихией, должен быть к этому готов.
— Всё так, всё так, — согласился я, не чувствуя и капли той уверенности, что излучал Дукат. Думаю, ему просто было глубоко наплевать на наши жизни: и мою, и молодого Маршалла.
На следующее утро я вытащил из кладовой деревянный ящик с плотницкими инструментами, взял моток пеньки, водостойкую смолу. Дукат, вытирая пену с выбритого между двумя кудрявыми кустами подбородка, спросил, куда я собрался. Я, как бы между прочим, ответил, что хочу починить лодку, потому что консервы мне уже надоели.
— Да? — усмехнулся Дукат. — А сеть вы из чего делать будете? Одной лодкой рыбы не наловишь, а все рыболовные снасти на дне морском, вместе с беднягой Маршаллом.
— Удочку сделаю из шеста, — невозмутимо ответил я и отправился на берег.
Продолжение следует.
Читайте также.