Так получилось, что, в результате очень… неэтичной (скажем так) сделки «оружие в обмен на людишек» 49,8 тысяч наших солдат оказались за рубежом. Почему цифра именно такая? (Ведь, вроде бы как, были отправлены всего 4 бригады). На самом деле, если сложить численность отправленных бригад, пять маршевых батальонов (каждый почти по 1 тыс. человек), артиллерийскую бригаду, саперный батальон, пулеметную роту и прочие части, выйдет как раз эта цифра.
Это не одномоментная численность, это общее число солдат и офицеров, которые убыли за рубеж. Части несли потери, пополнялись, переформировывались. Люди гибли, попадали в госпиталь, из госпиталя попадали в команду выздоравливающих, или в команду инвалидов. Цифры немного гуляют, но, прикидочно, невозвратные боевые потери составили около 12 тыс. человек (в основном, убитыми). Еще около 5 тыс. числятся в команде выздоравливающих, и, около 3 тыс. калек должны были комиссоваться.
По официальным данным, 6 января 1918-го года по Франции было 19031. По Салоникскому фронту (примерно на ту же дату) числилось 13198 человек. Суммарно, 32,3 тыс. человек в строю, 2 тыс. раненых в госпиталях, 2,2 тыс. искалеченных. Непонятна судьба 1,5 тыс. человек, следы которых «теряются» после Куртинского «мятежа».
2 тыс. человек, искалеченных войной, вернулись на Родину после революции. 12 тыс. с Салоникского фронта были отправлены «на работу» 3 тыс. в Македонию, и 9 тыс. в Северную Африку, На работах во Франции остались 11.522 человек, отправлены в Африку 4.746 человек. В боевые части ушли около 1 тыс. человек.
Ситуацию с подсчетами немного «замутили» еще 30 тыс. наших соотечественников, бывших немецких пленных. Расчеты весьма приблизительные, но дают четкое понимание, что около 60 тыс. наших соотечественников оказались за рубежом.
В отличие от Временного правительства, которое приняло решение о «невозвращении» «людишек» из-за рубежа, Советское государство предпринимало достаточно много усилий по возвращению людей на Родину. И усилия эти встретили жесткий отпор со стороны «западных держав». Так, к примеру, 22 февраля 1919 года в Дюнкерк прибыл пароход «Русь» с миссией Д.З.Мануильского и возвращаемыми из России французскими гражданами на борту.
Прибывшие во Францию советские делегаты оказались на положении арестованных и были лишены не только возможности участвовать в подготовке отъезда русских военных, но и посещать лагеря бывших русских военнопленных в Германии, которых во Франции скопилось после подписания перемирия около 30 тыс.
Я не описываю всю ситуацию, это тема отдельного, (очень длинного , и может, не всем интересного) рассказа.
Почему Франция отчаянно тянула с возвращением? Вопрос-то не только в деньгах (но и в них тоже, ибо французы всегда были очень… «прижимистыми»), вопрос был не только в рабочих руках (но и в них тоже, отказываться от дармовой рабочей силы никто не хотел). Главный вопрос в том, что подавляющее большинство солдат оказавшихся в той ситуации, очень сильно… «покраснело». Причем, это коснулось не только солдат, но и молодых офицеров, так, например, два офицера, Малахов и Глухов, до прибытия парохода содержались под арестом из опасения, их большевистской агитации среди солдат.
Именно поэтому, французы начавшие было вывозить солдат в Одессу и Севастополь очень быстро прекратили этот процесс.
Гражданская война в России продолжалась, и «та» сторона (которая звала себя «белыми») тоже пыталась заполучить себе новых бойцов, не очень понимая, с какими настроениями люди возвращались в Россию. Для них они по-прежнему были «оловянными солдатиками».
В феврале 1919 г., по просьбе А.В.Колчака, контр-адмирал С.С.Погуляев был назначен французским правительством начальником Особого русского управления по делам русских военных и военнопленных, находившихся за пределами России. Управление было создано с целью координации деятельности русских эмигрантских группировок, желавших заниматься репатриацией, и устранения разногласия между ними.
Летом 1919 г. началась активная репатриация русских солдат, но, естественно, не на «красную», а, на «белую» сторону. И, вот здесь начинается «муть». Все дело в том, что в первую очередь отправлялись не солдаты бывших бригад, бывшие военнопленные в Германии и Австро-Венгрии, освобожденные французскими и английскими войсками. Эти репатрианты находились во Франции, и имели немного иные настроения, чем бывшие бойцы Особых пехотных бригад.
Отправка шла по Чёрному морю в южные порты России. Согласно приказу А.И.Деникина, все офицерам, находившимся в балканских странах, предписывалось присоединиться к белой армии на юге России. К несогласным применялись «репрессивные меры» (вплоть до повешения и расстрела).
11 июля 1919 г. глава британской военной делегации на Парижской мирной конференции генерал Твейтс в письме начальнику генштаба Антанты генералу М.Вейгану просил приостановить репатриацию русских солдат из Салоник в Южную Россию в связи с тем, что большая часть их «поражена большевизмом».
Он напомнил о безуспешных протестах Деникина против репатриации их в Севастополь, только что освобождённый от Красной Армии. Твейтс считал неуместным вновь вводить в этот район «солдат-большевиков», так как это помешало бы операциям Деникина, «в успехе которых, – писал он, – наша единственная надежда уравновесить превосходство большевиков в боях против Колчака». Твейтс просил отнестись к его просьбе как к очень срочной, и если приостановить репатриацию уже невозможно, то осуществлять её в Одессу, а не в Крым.
Маршал Фош, информируя об этой просьбе Клемансо, согласился с доводами генерала Твейтса, сочтя, что «было бы неуместно в момент, когда армия Деникина успешно продвигается к Москве, высаживать сомнительные части в тыл этих войск. Высадка в Одессе, напротив, представляется менее неуместной в том плане, что большевистские настроения русских из Салоник довольно определенны, а образ их мыслей сейчас ближе к образу мыслей из банд Григорьева, чем Добровольческой армии».
20 августа поступила новая просьба английского представителя маршалу Фошу – приостановить репатриацию русских, но теперь уже в Одессу, по причине срочных военных операций Деникина на этом направлении. И вновь французское правительство идёт навстречу, приостановив на две недели посадку русских солдат на пароход во Франции, возвращает в Константинополь другой пароход, уже достигший Одессы с репатриантами на борту. Но Фош тем не мене настаивает на необходимости продолжить репатриацию русских из Франции в Южную Россию, которая, по его мнению, не должна зависеть от меняющейся военной ситуации в этом районе, и даже предупреждает, что в случае противодействия Франция будет вынуждена сопровождать суда с репатриантами французским военными кораблями.
В связи с репатриацией солдат в порты, бывшие под контролем деникинских войск, Г.В.Чичерин не раз направлял соответствующие ноты протесты французскому правительству. В одной из них советскому дипломату пришлось достаточно жестко «намекнуть». В ноте в частности, говорилось, что «подвергая опасности жизнь русских солдат, оно подвергает той же опасности жизнь своих собственных граждан» в России.
20 апреля 1920 г. в Копенгагене М.М.Литвиновым и французским консулом Дюшеном было подписано соглашение об обмене всех французов в России (около 900 человек), все судебные разбирательства против которых прекращаются, на русских, находящихся на территории Франции (около 22 тыс.). В соглашении содержалось заверение французского правительства о его невмешательстве во внутренние дела России. На следующий день Литвинов направил Дюшену письмо, содержавшее просьбу об отправке первым же транспортом на родину русских солдат, находившихся в тюрьмах или подвергавшихся режиму строго содержания (знаменитый режим «Б»). Режим «Б» применялся в отношении солдат, отказывавшихся работать.
Французская сторона в одной из нот уверяла, что к июню 1920 г. на родину было возвращено 47 289 русских солдат. Чичерин, опровергая это, назвал цифру в 15 тыс. Обе стороны давали недостоверные цифры. Советская по незнанию, французская по недобросовестности.
В радиограмме от 25 августа 1920 г. министр иностранных дел Франции Александр Мильеран уведомлял советскую сторону, что его правительство обязуется обеспечить отправление последнего эшелона русских из Франции к 15 сентября, а из Алжира – к 20 сентября, и потребовал от советской стороны доставить всех французских пленных на финляндскую границу или в Одессу к 1 октября. Завершил Мильеран радиограмму такой фразой: «Если к 1 октября отправка французов из России будет задержана вопреки их желанию, то я сочту себя вынужденным предложить командованию французского флота обеспечить необходимые гарантии на юге России».
МИД Франции занял довольно твёрдую позицию по выполнению обязательств соглашения от 20 апреля 1920 г. Он отклонил просьбу генерала Е.К.Миллера, поддержанную маршалом Фошем, немедленно приостановить репатриацию русских на Одессу из опасения, что они послужат укреплению сил Красной Армии. Мильеран считал, что, хотя, Франция и решила поддержать правительство Врангеля, она обязана выполнять условия соглашения, чтобы вызволить из России всех арестованных французов, которые могли не перенести приближающуюся суровую русскую зиму.
Советская сторона, не дожидаясь возвращения из Франции последних эшелонов с русскими, 2 октября передала французов, пожелавших выехать на родину, финляндским властям. Кроме того, 40 французов были репатриированы из Одессы 1 января 1921 г.
На фоне этих событий, нападение французского эсминца на советскую канонерскую лодку «Эльпидифор 415», от 9 января 1921 года выглядит попыткой французских военных дестабилизировать ситуацию. С французской стороной продолжал уточняться список её граждан, разбросанных по всей территории России, для дальнейшей их репатриации. В мае 1921 г. в Одессе ожидали отправки 38 французов. Но задержка была не с советской стороны, французское правительство отнеслось к ним крайне подозрительно, предположив, что среди них есть агенты большевиков.
По данным советской стороны, на март 1921 г. во Франции, в лагерях Северной Африки и на Балканах продолжилось насильственное задержание 25 тыс. русских военных. Цифра эта была завышена, но в Северной Африке, действительно, оставалось не менее 15 тыс. человек. Сложность в том, что часть из них уже вступила во Французский Иностранный легион, и вернуться уже не могла.
За счет чего пошло расхождение в цифрах, и почему точно подсчитать все очень сложно? Все дело в том, что к тому времени из 1,5 млн. русских военнопленных в Германии оставалось ещё 250 тыс. Возврат их шел тоже частично шел через Францию, поэтому, цифры «поплыли».
Через неделю МИД Франции сообщил о выполнении всех пунктов Копенгагенского соглашения и репатриации на родину всех желающих за счёт французского правительства. Советское правительство предложило послать во Францию контрольную комиссию по проверке выполнения условий Копенгагенского соглашения, выразив одновременно протест против репатриации оставшихся русских за счёт советской стороны, о чём шла речь в ноте МИД Франции от 8 апреля 1921 г.
Только в октябре 1922 г. Франция известила о согласии принять в Марселе делегацию Российского общества Красного Креста (РОКК) во главе с А.М.Устиновым. И только в начале июня 1923 г. делегация, ожидавшая в Берлине с декабря 1922 г. разрешения на въезд во Францию, была наконец допущена в Марсель.
19 июня 1923 г. Устинов вместе со спецкомиссаром Марселя Грегори и представителями французских военных властей обеспечивал погрузку первого эшелона из 700 репатриантов на пароход «Брага». Просьбу советского правительства на отправку новой делегации РОКК французское правительство отклонило, сообщив 12 декабря 1923 г., что только 20 солдат с двумя женщинами четырьмя детьми выразили желание уехать на Родину.
В ноябре 1924 г. группой русских военных из состава бывших военнослужащих Особых пехотных бригад в Париже был создан Союз возвращения на родину, имевший филиалы во многих городах Франции.
На этом хотелось бы поставить точку, в этой очень некрасивой истории, хотя, точка, возможно превратится в запятую, если мы продолжим рассказ о мужестве русских солдат во французских колониальных войсках.