С конца 1943 г. жить Тамаре стало гораздо легче: получая от мужа теперь по 1000 рублей ежемесячно, она и сама вновь работала на прежнем месте, в прежней должности… Одного не доставало: сразу же начала хлопотать о переводе мужа в Москву:
«13 января 1944 г.,
Москва
…Немедленно было сделано все, чтобы сегодня же и послать письмо. Письмо очень убедительное, вызов мотивируется тем, что Всесоюзный Электротехнический институт просит вернуть тебя на работу, что много твоих работ внедрено в промышленность и что у тебя есть изобретения оборонного значения. Тебя вызывают для выполнения одного важного правительственного задания, считая тебя талантливым и способным инженером-конструктором. (…) И моя дочка, наконец, будет иметь папу, который будет с ней. По вечерам она будет ждать твоего возвращения, когда ты будешь возвращаться с работы не слишком поздно… Скорей бы, скорей все это было!».
Весной 44-го Тамаре дали на работе три сотки земли по Октябрьской дороге под огород – после Кинели уж было не привыкать, полагаю:
«Земля там – целина, и копать ее очень трудно. Ведь, родной мой, я одна из нашего отдела так одинока, у всех мужья, дети, все выходят на огород семьей – только я одна. (…) Сегодня же утром вдруг прибежал Трофим Семенович и сообщил мне неожиданную новость. У нас в Институте есть ЦКБ-1 и ЦКБ-2 (Центральное конструкторское бюро», и вот, начальник ЦКБ-1, некто Явлинский, выхлопотал тебе вызов к себе в отдел для работы по танкам, и этот вызов утвержден Н.К.О. и уже послан…).
Тамара боялась надеяться всерьез – и правильно. Дочка тяжело переболела корью. Встает в бабушкиных письмах и странная, почти фантасмагорическая картина Москвы конца Отечественной войны. Обратите внимания, любители утверждать, что «при Советской власти» все были равны в скромности, а драматическое расслоение общества появилось лишь с приходом ниспровергателей. Своими глазами я читала в бабушкиных письмах про коммерческие магазины, в которых продавались даже живые устрицы (идите, купите устриц весной 2017-го), но, увы, покупать там могли только те, у кого имелись какие-то таинственные литеры А и Б, а также еще некие заповедные книжки, дающие скидку 25%. Пишет мужу молодая моя бабушка, что ее начальники живут лучше, чем до войны! Она же попыталась всего лишь сняться с ребенком, достала фотобумаги… Фотограф сфотографировал их с Олей, но был арестован – пропал! (Фотографа-то за что?) Нет фоточек… Но… всем смертям назло – собирается праздновать день рождения дочки, купить в коммерческом конфет (оба пишут «конфекты»), испечь пирогов – даже вино получат по карточкам! И все будет – по-настоящему. После Кинели – какая все это, должно быть, особая отрада:
«Сколько испытаний выпало на нашу долю… Но ничего – сколько радости, жизни впереди! Мы сумеем с тобой быть очень счастливыми. Слышал ли ты по радио песню «Темная ночь» в исполнении Козловского? Она из фильма «Два бойца». Когда я ее слушаю, она проникает мне в самое сердце, и навертываются слезы. Как будто ты, любимый, говоришь мне это…».
Это не первое письмо военных лет, в котором упомянут один из бессмертных «хитов» того времени: «Темная ночь» или «Землянка». Наверное, я не преувеличу, если скажу, что каждый без исключения человек, испытавший в те годы фронтовую разлуку – по обе стороны линии фронта – считал героем этих песен именно себя. Такие вот два идеальных попадания в десятку. За каждую из этих двух песен авторы должны были получить по Звезде Героя – ибо мощный вклад в дело Победы внесли их творения!
Приступая к этой работе, я намеревалась избежать любого пафоса, мечтая показать читателю просто живых людей, своих родных дедушку и бабушку, через три четверти страшного века дать услышать потомкам их живые голоса… Вот молодая мать, любящая и любимая жена, делает все возможное и невозможное для воссоединения с мужем, который в неоглядной дали от нее – и так же рвется к семье, к мирной работе, в родную Москву – всем сердцем он уже здесь.
Но… как избежать пафоса, скажите?!
«27 апреля 44 года.
Не огорчайся, милый друг, таким положение дел с моим вызовом. Не так легко офицеру снять погоны в военное время, ведь мы – русские (Подчеркнуто автором письма – Н.В.). Примириться с этим, повторю, было бы мне нелегко. (…) Украйна (так у автора – Н.В.) была и осталась цветущим краем. Какое здесь изобилие цветущих деревьев! Скоро все покроется белым цветом – это, наверное, будет так красиво!».
Только одно предложение в этом письме – без всякой назидательности и торжественности. Как данность: русские. Не советские. Временщики уйдут, Россия – останется. И, пока она в опасности, – воевать. И точка.
Теперь я часто слышу со всех сторон, что в наше время – случись что – и русские воевать не пойдут: не за что. Это, дескать, возможно было тогда, в те годы, когда жили «богатыри – не вы», а нынешние, мол, «выбрали "Пепси"». Не верю этой клевете – хотя бы только из-за того, что любой народ – это единое мистические тело, наполняемое одной и той же родовой – кровной – энергией, и потомки не смогут поступить иначе просто потому, что это заложено у них в генах, а генотип целой нации за каких-то два-три поколения не ломается: была же в Афгане – 9-я рота, а в Чечне – 6-я… Близкие потомки людей, живших и думавших так, что муж мог написать жене те слова, которые когда-то написал мой дедушка, а жена – ответить теми, которыми ответила моя бабушка – не предадут Родину:
«21 мая 1944 года.
(…) В последнем письме твоем я так поняла тебя, так почувствовала благородство твоего русского (подчеркнуто автором письма – Н.А.) сердца. Ты говоришь, что тебе нелегко было бы снять погоны в военное время. Ты прав, и я люблю тебя за это в тысячу раз больше. (…) Когда придет нам время быть вместе, я не знаю. Но клянусь тебе, мой единственный друг: больше ни единой попытки вернуть тебя в Институт. (…) Будь спокоен, родной, за меня: за три года у меня было много невзгод, теперь осталось меньше – переживу и тебя дождусь!».
Закончила этот кусок, и подумалось невольно: не поверят. Скажут – подрихтовала что-то Веселова (беллетристка же – вот и не изменила «профилю»), от себя «в тему» добавила, красивостей подпустила – так, чуть-чуть, а заиграло иными гранями… Ну, например, с чего это вдруг советские инженер с инженершей дружно подчеркивают в письмах слово «русский» – не иначе, ненавязчивая пропаганда… Ну, и штиль какой-то подозрительно высокий – явно без редактуры не обошлось… Можно было бы, конечно, просто поместить здесь фотографии соответствующих страниц писем – но не зря же ставила я в текстах отточия: они скрывают слова, которые я с самого начала хотела скрыть – в них то сокровенное, на что мы с вами не имеем права, – поэтому уж придется читателям поверить моему честному слову: я исправляла в письмах только орфографию – согласно прошедшим реформам, просто чтобы моему современнику было удобнее читать, и он не считал бы ошибками то, что в сороковых годах соответствовало официальным нормам правописания… Ну, и запятые кое-где проставила – не всегда ведь была у авторов возможность – да и желание! – вдумываться в пунктуационные хитрости: поважней заботы одолевали… А писали они то, что думали и чувствовали, и, мнится мне, не только они – многие.
Чтобы мой канал мог развиваться дальше, подпишитесь на него, пожалуйста! А если мое творчество Вам нравится, поставьте лайк, он мне действительно нужен.
Продолжение следует
В Санкт-Петербурге книги автора можно купить в Доме Книги, а для тех, кто находится в другом городе или предпочитает электронные версии, их можно приобрести здесь:
https://www.litres.ru/author/natalya-aleksandrovna-veselova/
https://ridero.ru/author/veselova_nataliya_netw0/