Мне исполнилось 12 или 13, когда его показали в кинотеатре имени Ленинского комсомола. На дворе стояла начинавшаяся демократия, в кино лихо заносили фильмы-легенды, не зная - старые кинотеатры скоро вымрут, новые появятся лет через пять-семь, через десять старые-новые уступят место киноплексам с их восемью-десятью залами, попкорном, формату Аймакс и всё такое. И слово «пиратство» пока оставалось для нас синонимом «Острова сокровищ» и не более, а скажи кто, что сразу после фильмов по десять штук на плоских дисках придёт время цифрового скачанного видео – на него или неё глянули бы как на сбежавших с психушки. Но!
«Рэмбо – первая кровь» оказался просмотрен мною в кинотеатре, став последним совместным походом туда с отцом. И мне, если честно, искренне жаль, что мой папка остался в девяностых также, как мое детство, и мы с ним не смогли сходить на премьеру «Дороги ярости». Он бы заценил, слово чести.
Но тогда ничего такого не думалось, вьетнамский Рэмбо оказался давно просмотрен в видеосалоне, также как и «Кобра», а «Танго и Кэш» уже прокрутили вроде бы на нашем пиратском телевидении, выросшем из мастеров телеателье.
Мы пошли в дикое кино девяностых, где потихоньку смолили прямо в зале и как сдержался мой отец – мне даже непонятно. Я ждал чего-то такого же крутого, как лук против набегающих вьетнамских орд и был готов не смущаться даже очередным советским десантникам, павшим от мускулов и ножа Джона Рэмбо. Юность порой глупа и свою принадлежность к оркам СССР какое-то время переживал.
Реальность оказалась суровее детских ожиданий. Марио Кассар и Эндрю Вайна вложили бабло в американское кино, ставшее классикой ещё десяток лет назад, а я увидел первый раз. Джон Рэмбо шёл вдоль обочины, зябко подняв воротник армейского кителя и пыля берцами, заправив в них джинсы. Он остался один, герой войны, ставшей ненужной на Родине и он шёл куда глаза глядят, выживший в зелёно-ядовитом аду вьетнамского плена.
Шериф Тиззл зверстовал и докапывался и это не удивляло. На дворе бродила брага начинавшихся девяностых и разница между форменной курткой шерифа и дерматином ментовской формы не бросалась в глаза. Мы опасались братков и отморозков, не понимая – бояться стоит совершенно не их, ведь на их стороне тупая бычья сила, не более. Но нас уже не удивляло определение «беспредел» и то, что Рэмбо ответил на наезд совершенно по-пацански. Да, этот бродяга показал всем где раки зимуют, кто первый парень на деревне и почему не стоит недооценивать даже явных бомжей. Да, в нашей глубинке слово «бомж» пока ещё было новым, как и сами представители этого чудного дивного племени. К бомжам нам тоже предстояло привыкнуть.
Старик Рэмбо из кино не повторил судьбу своего родителя из книги, оставшись в живых. Полковник Траутмен не спас своего бывшего бойца, но сам боец спас его в следующем фильме. А сам фильм о Рэмбо, ветеране Вьетнама и спецназа «зелёных беретов» оказался хорошим. Почему? Да потому что вряд ли кто помнит - как звали злодея из «Крепкого орешка» или кого-то из полицейских курсантов «Полицейской академии». Ну, кроме Махони, Хайтауэра или Таклберри, конечно.
«Первая кровь» стал фильмом, оставшимся лично со мной навсегда. Вторая и третья части прошли мимо меня даже в детстве, четвёртая, где Сталлоне в виде разъяренной бабульки крошил орков в Мьянме, запомнился лишь стрельбой с пулемёта, а что там случилось в последнем, спустя несколько лет с выхода – не помню. Но, несомненно, его стоило снять хотя бы ради финальных титров. Ведь именно вместе с ними на экране моего телевизора появился он – молодой Джон Рэмбо, ветеран вьетнамской войны, выбравшийся из плена, вернувшийся домой и идущий по дороге, оставшись один и не нужный никому, подняв воротник куртки-кителя и пыля армейскими ботинками по обочине. А впереди, вместе с шерифом Тиззлом – вечность, бессмертие и настоящая любовь зрителей.
